(Не)счастливые носки - Таня Волкова

каком?» вызывал у Джен легкую насмешку. Она не относилась к тем, кто избегал лактозы, а овсяное, миндальное и другие аналоги молока считала противной жижей. Джен также не старалась достигать осознанности, быть в потоке, ресурсе и где-нибудь еще, где так хотели оказаться все вокруг.

Интервью с Норфом одобрили две недели назад коллеге Джен Монике: она работала в компании почти четыре года, и все важные герои автоматически были зарезервированы на интервью с ней. Каста неприкасаемых, вернее, неприкасаемой. Джен с изумлением наблюдала за Моникой и шефом, которые решали, какие вопросы лучше задать актеру и как вывести его на разговор про криминальную историю двухлетней давности. Пока это не удавалось ни одному журналисту. По предположениям, Норф во время отдыха на островах ехал пьяный за рулем и сбил девушку, но смог избежать суда, и, как следствие, тюремного срока. Начальник Джен и Моника в офисе были похожи на героев фильма о Джеймсе Бонде — как будто бы разрабатывали план нападения.

Джон предлагал действовать решительно и не «разогревать собеседника»

— Надо задавать вопрос в лоб, чтобы сразу обезоружить его и не дать выкрутиться! По первой реакции все станет понятно.

— Нет, я так только напугаю его, и он мне вообще ничего не расскажет. Надо подождать, пойти в обход. Надо начать говорить про путешествия, он расслабится и потом я спрошу.

— Делай как знаешь, но он не дурак. Сразу раскусит, к чему ты клонишь.

Моника почти незаметно фыркнула. Пожала плечами и продолжила дальше готовить вопросы к интервью. Она смотрела на экран компьютера так пристально, почти не моргала, как будто бы несколько часов подряд стояла за операционным столом, а от ее действий зависела жизнь пациента.

Джен сидела за расшифровкой очередного интервью — на это раз про женщину, которая создала производство современных пляжных корзин.

«Только представьте! Там встроено зарядное устройства и для ноутбука, и для телефона, а в панели на подлокотнике установлен экран, через который вы можете зайти в интернет и заказать пиццу», — говорила создательница великого, как ей казалось, изобретения.

Интересно, но разве она сравнится с популярным актером?

День тянулся монотонно, ничего необычного не происходило. Политики как обычно делали свои заявления, подписывали законы, папарацци сидели в кустах в надежде сделать хоть какое-нибудь провокационное фото и наконец понять, воссоединились ли Дженнифер Лопес и Бен Афлек или это был очередной pr-ход. Вся редакция работала в привычном режиме — новостной отдел на втором этаже без умолку строчил заметки, пытаясь выполнить свой дневной kpi. Недавно руководство увеличило показатель до 800 уников для каждого отдела, поэтому редакторы выглядели так, будто были на тренировке сайкл-студии, только не крутили педали, а стучали пальцами по клавиатуре.

— Интересно, как часто они меняют свои компьютеры? По ощущениям, они должны делать это каждый месяц. Так стучат! — думала Джен, поднимаясь каждый раз на свой третий этаж.

На третьем этаже тоже сидели журналисты, но не новостники, а редакторы, которые уже отработали свою бездумную гонку за трафиком и стали готовить репортажи, расследования и интервью. В помещении было относительно спокойно, изредка кто-то мог сказать какую-то шутку, тогда весь этаж ненадолго погружался в смех, но быстро успокаивался и возвращался к работе.

В этой тишине у Моники зазвонил телефон. Она даже не заметила, потому что с тех пор, как всю редакцию выбесил ее рингтон, она ставила его на беззвучный режим. До этого у Моники всегда звучала песня Бритни Спирс Toxic. Сущий ужас для всех вокруг, но Моника любила ее еще в школе, поэтому каждый раз на работе с трудом перечеркивала свою юность и отключала звук.

— Мон, телефон звонит. Опять не слышишь, — сказала Джен.

— Точно, это папа.

Моника ответила.

— Привет, пап. Опять не услыша…

Кожа Моники всегда была белой, она никогда не смогла бы загореть, даже если бы пролежала под палящим солнцем целый день. Но во время разговора ее лицо стало похоже на мел, щеки как будто впали, а глаза наоборот превратились в два огромных круга.

— Баб…, бабушка…когда?

Моника говорила, как трехлетний ребенок отдельными словами, которые, казалось, вообще были не связаны друг с другом.

— Да, понятно. Я беру билет и лечу.

Она положила трубку.

— Бабушка умерла. Остановилось сердце. Просто остановилось сердце. Во сне. Понимаешь, она легла спать и сердце остановилось?

Джен слушала обрывистые фразы, а Моника продолжала повторять, что сердце остановилось. Словно хотела лучше запомнить, почему умерла бабушка, и чтобы все это поняли. В этот момент у Джен сложилось ощущение, что ее и Монику закрыли вакуумным колпаком, потому что редакция продолжала работать в прежнем ритме, но их стол как будто был отдельно.

— Мне надо ехать. Я должна быть на похоронах. Боюсь, что мама не выдержит такого напряжения. Надо ехать.

— Конечно, семья — самое главное. Все всё поймут. Скажи Джону, он точно отпустит.

— Послезавтра интервью с Норфом. Я выбивала его два месяца. Не представляю, как быть.

Моника оставалась журналистом в любой ситуации. Казалось, что даже если бы на город упал метеорит, она первым делом бросилась бы к компьютеру, чтобы сообщить об этом читателям. Еще бы и комментарий очевидцев успела взять. Но смерть бабушки подорвала ее равновесие, а абстрагироваться и «просто делать свою работу», как говорил Джон, ей не удалось.

— Да, пойду, скажу ему. Не знаю даже, просто не знаю.

Моника должна была ехать. Последние несколько лет ее бабушка жила в небольшой деревне вместе со своим ухажером — после смерти мужа, дедушки Моники, она не видела смысла оставаться жить привычной жизнью и поехала погостить у подруги, с которой познакомилась еще в молодости. Брат этой подруги, тоже вдовец, неожиданно для себя, да и для всех влюбился. В итоге бабушка Моники осталась, хотя для нее это был просто способ научиться жить или даже выжить, заглушив боль. Мужчина все прекрасно понимал и ничего не требовал. По ним можно было наглядно изучить значение фразы о том, что в отношениях кто-то любит, а кто-то позволяет себя любить. Но сердце женщины не выдержало разлуки.

— Я еду, не знаю, когда вернусь. Джон решит по интервью с Норфом. Надеюсь, мне