Хакер и Маргарита - Петр Северцев

– Понимаете ли, до моего поезда оставалось еще целых пятнадцать минут, а душа чего-то хотела, какого-то маленького праздника, – объяснял свою опрометчивость Лалаев. – Я стоял на платформе с дипломатом, в котором лежали папки с личными делами и огромным баулом, куда я упихал два одеяла. Римма Павловна ждала меня на даче и... и не дождалась. Ни меня, ни одеял.

– Бедная ваша супруга, – посочувствовал я от всего сердца.

– И, знаете, что она мне сказала, когда мы встретились после всего? – с печалью посмотрел на меня Дмитрий Викторович. – Она сказала: «По твоей милости мы чуть не замерзли в эту ночь». И все. Ни слова сочувствия. А ведь я едва не отправился на тот свет. Представляете, какая черствость?! И это после стольких лет...

– Представляю, – остановил я его жестом ладони, – вы лучше опишите мне этого человека, который одурманил вас на вокзале.

Рассказанная мне история оказалась вовсе не из ряда вон выходящей, а была проста как мир. К сожалению, подобные случаи сейчас не редкость.

Ехавший на дачу Дмитрий Викторович стоял на перроне с дипломатом в одной руке и баулом с одеялами в другой. Какой-то мужик невзрачного вида в черной майке с надписью «Рита» попросил его помочь разобраться в расписании – очки, мол, забыл. Лалаев помог ему разобраться в прибытии и отправлении пригородных поездов, – расписание действительно, было напечатано очень мелкими строчками. После этого господа пассажиры разговорились и, слово за слово, оказались в пристанционом буфете.

Лалаев, судя по рубиновым прожилкам на его и без того помидорного цвета носу, был не дурак выпить. Но всего одна рюмка «брынцаловки» оказалась для него роковой. Очнулся он в реанимации, без баула и без дипломата. Нового его знакомца, понятно, след простыл.

– Я сначала грешил на овощной салатик, – с наивной попыткой оправдаться, говорил Лалаев, – уж больно мне подозрительным он показался. Но врачи сказали, что все гораздо серьезнее...

Когда Дмитрий Викторович пришел в себя, его «обрадовали» известием о пропаже вещей и от души посочувствовали. Впрочем, Лалаев, по словам врачей, еще легко отделался: больное сердце плюс возраст, плюс общее состояние его расшатанного организма...

В милицию Дмитрий Викторович решил не заявлять. Это положило бы немедленный конец его карьере, причем, только в самом лучшем случае.

– Мне ведь до пенсии осталось три года, – умоляюще глядя на меня, говорил Дмитрий Викторович. – И потом, я боюсь, что меня накажут.

– По башке, что ли, дадут? – спросил я, глядя на его залысины.

– Нет, что вы, Валера, – отмахнулся Лалаев. – Не в том смысле... Просто, наше начальство стало в последнее время каким-то чересчур уж подозрительным. И, если я, так сказать, сдамся, то начнется такое, что упаси Господь. В смысле, Аллах.

– А что начнется-то?

– Ну, наверняка подумают, что это какие-то интриги, и я буду расхлебывать эту кашу несколько месяцев. Вот, между прочим, недавно у нас счетчик на ксероксе в директорском кабинете показывал цифру, на десять позиций превышающую сделанное количество копий. Господи, какой тогда был содом во всех подразделениях!

Лалаев прикрыл глаза рукой, вспоминая подробности скандала.

– Часами сидели, закрывшись в кабинете – директор, коммерческий и бухгалтер, гадали, чьи это козни, кто шпион и так далее. А в результате оказалось, что это секретарша решила себе восточный гороскоп скопировать. Ее, понятно, уволили, предварительно оштрафовав. Ну, и еще потом пару раз напоминали. А так, начальство у нас хорошее, душевное, две благодарности...

Я немедленно выключил естественный звуковой анализатор, – то бишь, не стал воспринимать замутившийся помехами поток речи Дмитрий Викторовича и углубился в размышления. В последнее время я часто ловлю себя на том, что применяю по отношению к своей бренной плоти термины, скорее приличные для компа или копира.

– Поверьте, я не остановлюсь перед расходами, – на этих словах я включился. Лалаев вытирал пот со лба и с надеждой глядел на меня.

– Давайте попробуем обсудить этот вопрос поконкрентнее, – предложил я. – Значит, так. В мою задачу входит вернуть вам утраченный дипломат с личными делами, я вас правильно понял?

Лалаев радостно закивал.

– А этот гад – черт с ним. Не надо его... это... ну, вы поняли. Рано или поздно судьба, то есть, Всевышний накажет мерзавца, – великодушно помиловал Лалаев своего собутыльника.

Я только покачал головой. Превратное, однако, понятие у народа о частных детективах.

– Так вот, господин Лалаев, я берусь выполнить эту работу за пять дней, – на всякий случай я дал себе небольшую фору.

– Что вы! Что вы, голубчик! – затрепетал Дмитрий Викторович. – Сегодня у нас воскресенье, завтра, даст Бог, скажусь занятым отчетом, а уж во вторник, самое позднее в среду – все, кранты. Вынь да положь! Нет уж, вы напрягитесь как-нибудь, а я со своей стороны в долгу не останусь. Во вторник вечером дела должны быть у меня. Тем паче, что я их обязан хотя бы пролистать...

– За срочность я беру надбавку, таково правило, – твердо сказал я. – Итого получается: сотня баксов суточных плюс семьсот за конечный результат. В общем, выходит ровно штука.

– Постойте-постойте, откуда же штука? – задумался Лалаев. – Семьсот плюс два дня работы – понедельник и вторник – это выходит девятьсот.

– Вы, Дмитрий Викторович, не потрудились посчитать сегодняшний день, – ласково поправил я его. – У нашего брата выходнях не бывает.

Короче, мы сторговались.

– Все равно это выходит дешевле, чем... если... нет, даже говорить об этом не хочу, – махнул рукой Дмитрий Викторович и отслюнявил мне три сотни зеленых старого еще образца.

«Два старых одеяла – не слишком большой улов, – резонно решил я. – Этот парень с клофелином в кармане наверняка был разочарован, раскрыв лалаевский баул. Интересно, а что он ожидал там увидеть?»

«Дипломат», конечно, привлекал внимание злоумышленника гораздо больше. Но и тут его ждало разочарование. Кроме папок с личными делами в нем не было ничего онтересного – ни денег, ни документов.

«Что бы я сделал, попади ко мне в руки такой улов? – рассуждал я. – Наверняка, постарался бы избавиться от ненужных бумаг. Выкинул бы на помойку? Сжег? Толкнул бы одеяла на рынке?»

Впрочем, чего же это я напрягаюсь? Моя компетенция – это ноги. А голова у меня помещается в другом месте. Метрах в десяти от кухни.

Преодолев это расстояние, я вошел в свою каморку и плотно запер дверь.

На массивном столе стоял мой виртуальный мозг, отдельный и прекрасный. Зрелище не для посторонних глаз, сами понимаете. Я и правда подчас не заботился о некоторых мыслительных операциях, зная, что он проделает это гораздо лучше меня. В конце концов, именно для этого он и был предназначен, вызван к жизни и именно для этого я трачу на апгрейд своего Приятеля почти все гонорары.

Приятель (он же Пентиум) заменял мне не только голову, но и, как это ни дико прозвучит, друзей. Мне, действительно было интересней беседовать с машиной и, как и положено друзьям, мы говорили премущественно о работе, причем о работе конкретной.

Что же касается наиболее общих, так сказать, философских вопросов, то я решил их еще в ранней юности и теперь они сводились лишь к уточнению некоторых формулировок. Да и смешно было бы спрашивать у Приятеля в чем, скажем, по его мнению, смысл жизни или обмениваться с ним мнениями о первичности духа либо материи.

Впрочем, если дать Приятелю такое задание, то он займется и подобным вопросом. Но на это, наверняка уйдет куча времени.

Я даже на минуту представил себе, как Приятель станет рыскать по сетям, навещать солидные философские сайты, делать запросы в электронных конференциях, просматривать соответствующие статьи в разннобразных версиях энциклопедических словарей...

Кстати, Большую Советскую Энциклопедию я собственноручно заносил в память Приятеля (тогда еще безымянного), пока работал в «ящике» над секретной программой, предназначенной непосредственно для Конторы Глубинного Бурения. Но жизнь повернулась иначе и я остался единоличным владельцем всех своих наработок.

А если учесть, что кроме компьютеров моей страстью всегда было чтение детективной литературы, то вывод напрашивался сам собой. Смешно вспоминать: до меня тогда не сразу дошло, что это судьба.

Простейшее сопоставление: человек очень любит читать детективную литературу и разработал программу, предназначенную для следственной работы. Конечно, он должен соединить теорию с практикой и стать... частным детективом. Когда я это понял, то просто подпрыгнул на месте. Кажется, именно в тот раз я почувствовал, что такое состояние просветления, о котором говорят индийцы.

Ведь в память Приятеля были помещены тысячи дел – как реальных, так и сюжетов подавляющего большинства произведений соответствующего жанра. Плюс необходимые сведения по истории и юриспруденции. Плюс (и какой плюс!) – возможность аналитического мышления.