Фараон. Краткая повесть жизни - Наташа Северная

Он умер страшно. В муках.

Но ведь иначе я и не смог бы занять трон.

Его тело забальзамировали и со всеми почестями похоронили. Он в Долине Царей, как и подобает любимому отцу и сыну Ра. Его гробница находится в пирамиде, которую строили двадцать разливов Нила. Ровно половину его жизни.

Я тихо улыбаюсь.

Тому, кто подобное не пережил, не понять моей радости.

Я слышу чьи-то шаги. Идут двое.

Это Пафнутий вернулся с лекарем.

Меня осматривают, ощупывают.

Долго расспрашивают.

Я отвечаю с трудом. Но отвечаю.

Я чувствую себя гораздо лучше и сильнее, чем вчера.

Неужели я выздоравливаю?

День прошел хорошо. Я немного поел, не без помощи Пафнутия конечно. Мой славный Пафнутий понимает, как это оскорбляет меня, поэтому и убеждает всех, что я делаю все сам. Те, кто находятся сейчас за моими покоями, не верят, что я умираю.

Они верят тому, что фараон вскоре поправится и вновь начнется прежняя жизнь.

Они все жаждут прежней жизни. Спокойной и размеренной. Люди боятся перемен, потому что никогда не знают, что последует за ними: благоденствие или разруха.

Ведь они не боги, всего лишь люди.

И я прощаю им эту слабость.

Лишь бы слабость не переросла в слепую силу, а затем в могущество. Ибо очень часто, могущество происходит от слабости одного и невежества другого.

Эти мысли утомляют меня.

Никогда так много не думаешь, как во время болезни или перед кончиной.

У меня закрываются глаза.

Когда я проснулся, был уже вечер.

Я приказываю вынести себя на террасу.

Мое лицо обдувает теплый южный ветер.

Все небо залито сияющим с переливами пурпурным светом.

Закат.

Влажный прохладный, вечерний воздух наполнен запахом речной воды.

Это Нил.

Мой божественный животворящий Нил. Моя Большая река.

Как же мне хочется приподняться и увидеть ее спокойную голубую гладь. Рассмотреть древний город, который строили за тысячу лет до меня, мои предки. Насладиться красотой рукотворных оазисов.

Но нет, я не могу подняться. У меня еще слишком мало сил.

Что ж, я еще успею насмотреться на свои владения.

И насладиться ими.

Я успокаиваюсь. И весь отдаюсь звукам и запахам жизни.

Иногда я слышу песнь гребцов, иногда крики птиц.

И тогда я чувствую себя частью этих событий происходящих в вечности.

Потому что я тоже здесь. Рядом.

Я свидетель того, что сейчас происходит в окружающем меня мире.

Но мне не дано знать того, что сейчас происходит на небе. Мне остается лишь догадываться.

Я – земной бог. И мой удел земля.

Но кто из нас царей не мечтал и о небе?

И почему-то от этих мыслей мне не становится грустно.

Я смотрю на облака, потрясающие меня своим величием и мощью, я вижу красивый и вольный полет сокола, я слышу голоса людей, иногда вызывающие во мне умиление и любовь.

И я почти забываю о том, что одинок.

Я вспоминаю гимн-восхваление Ра, и тихо напеваю его.

Сильный, ты ежедневно паришь над небом

И над земною твердью.

Сердце твое исполнено безмятежной

Радости в час небесного восхожденья.

Дивный ты правишь всеми богами мира.

В ярком сиянии ты обретаешь радость,

Ибо огнем покаран был змей зловещий.

Да возликует сердце твое навеки!

Нут, богоматерь, почести принимает,

Что воздает ей Нут, твой родитель гордый.

Входит Пафнутий, жестами давая понять, что Кала, дети, Мефис и номарх, пришли.

Начинает болеть голова.

Я чувствую, как сказочная прелесть этого вечера разбивается обо что-то холодное и твердое. Прилив злости, ненависти и гнева наполняет меня.

Они должны были прийти.

И я уже не могу совладать с собой.

Мне было слишком хорошо, чтобы сейчас легко отдать то счастье, которое недавно переполняло мою душу.

Как же много теперь надо мне сил. Ведь пришли те, в глазах которых я прочту надежду.

Они надеются, что я скоро умру.

Они совсем не знают, что я могу прочесть это в их глазах.

Они думают, что тот, кто умирает, становится глупым и беспомощным.

Но об этой своей ошибки, они узнают лишь тогда, когда сами будут на пороге смерти.

Итак… Пафнутий вводит их.

И я вижу только Калу.

Мы стали мужем и женой, когда мне было шестнадцать, а ей восемь.

Маленькая, хрупкая девочка с большими черными глазами, с лицом богини Исиды. В нашу первую ночь любви я взял ее силой.

Надо мной нет никого.

Ведь Ра мне равен.

А над ней – богиней, есть я – бог.

Я презираю женщин. А презираемые, никогда не вызывают ни любви, ни уважения, ни сочувствия, ни жалости. Ведь они способны только подчиняться.

Я вздрагиваю, потому что неотрывно смотря на Калу, я не заметил, как ко мне подошел жрец.

Мефис что-то долго говорит.

Я плохо слышу. Делаю знак, чтобы он наклонился ко мне еще ближе. На его лице мелькает удивление. Он не знал, что мне настолько плохо. И я понимаю, что выдал себя.

Я собираю в кулак свою волю.

И слышу страшную правду.

– Жрецы недовольны.

– Чем?

– Они считают, что ты уже очень устал, а твой старший сын Рамзес еще не готов стать фараоном.

Я презрительно фыркаю.

– Жрецам не дано это знать.

– Замени Рамзеса, или выбери для него наставника.

– Им не дано…

Сильная головная боль на мгновение лишает меня дара речи.

Как же я немощен, если позволяю Мефису так разговаривать с собой, а жрецам выбирать фараона. Выбирать для себя бога!

Начинают пощипывать глаза, и в горле появляется ком.

Вот теперь и он себя выдал. Первый заговорщик. Но предатель ли? Не хочу верить. Неужели он считает меня настолько беспомощным и выжившим из ума, что ввязался в этот заговор? Я верю в его добрые намерения спасти мое царство от меня самого. Но почему это должно быть сделано ценой моей жизни? Ах, Мефис, Мефис…

Я сжимаю кулаки.

– Уходи.

Но Мефис не сдается.

– Выслушай меня внимательно. Мы знаем друг друга очень давно. И я хочу дать тебе добрый совет. Ты слаб, а жрецы сильны. Как ты думаешь, кто победит?

Я его понимаю: он по-доброму хочет уговорить меня отречься от трона. Он так и не понял, что тот, кто вкусил власть, уже никогда добровольно не откажется от неё. Он так и не понял, что тот, кто живет и дышит властью, никогда не позволит отобрать ее у себя.

Мы молча смотрим друг на друга.

Он со мною с детства.

Он не раз спасал мне жизнь.

А я ему.

Мы вместе строили канал.

Вместе смотрели на звезды.

Вместе создавали рукотворную летающую птицу.

А теперь я убью его.

Проклятая жизнь!

Мефис осторожно прикасается к моему плечу, и его красивые тонкие губы трогает мягкая улыбка.

Мне становится страшно.

Он понял. Он все прочел в моих глазах. Слишком хорошо мы знаем друг друга.

В самом конце не он меня, а я его предал.

– Ты всегда был иным, Рамзес, не таким, как другие. Помнишь, что перед смертью сказал тебе наставник?

Я киваю и чувствую, как по щекам бегут слезы.

– Ты мог быть свободным.

В его глубоком взгляде печаль и обеспокоенность. Даже сейчас, когда я решаю его судьбу, он тревожиться за меня. Мефис тихо шепчет, так чтобы только я мог его услышать.

– Ты сам себя погубил. Но до конца моих дней, ты будешь для меня возлюбленным другом. И если ты добровольно отрекся от себя и встал на путь мести, то я не имею права отказываться от тебя. Прости меня, и прощай.

И я вижу его удаляющуюся фигуру. И рука невольно тянется вслед за его белыми одеяниями.

Но вокруг пустота.

В конце зала стоит Кала и дети, номарх с любопытством и страхом смотрит в мою сторону. Но сейчас мне безразлично то, что я не один. Увы, им в придется ответить за мою слабость. И я плачу, словно малое дитя, безудержно и тихо, и все никак не могу остановиться.

Рядом Пафнутий, он вытирает мне лицо. Его глаза опущены, но я знаю, что он не трус.

Это он держал моего отца, когда я душил его. Чтобы он молчал, я отрезал Пафнутию язык.

И он простил. И в этой жизни перестал чего-либо бояться.

Слуга простил бога.

И я смирился с этим.

Потому что люблю.

Наконец волнение проходит. Меня охватывает сильная усталость.

Я делаю знак Пафнутию, чтобы он вернул Мефиса.

Он вопросительно смотрит на меня.

Я тихо шепчу:

– Я справлюсь с ним.

Пафнутий уходит.

И я становлюсь одиноким.

Я наблюдаю, как Ипувер медленно и осторожно подходит ко мне. В его походке грация и легкость, и в то же время, готовность хищника к прыжку.

Ипувер опасный, хитрый и коварный враг. Он нутром чует слабость трона.

Я смотрю, как он склоняется передо мной, и перехватываю его взгляд, полный смирения и покорности. Но наставник научил меня читать человеческие сердца. Его сердце снедает жажда власти. Той власти, от которой зависит всё, и подчиняется всё. Той власти, при которой ты безнаказанный вершитель любых деяний и человеческих судеб.

Тихим голосом Ипувер говорит о тяжелом положении наших крепостей на границе с Нубией. Давно не выплачивается жалование, плохо с продовольствием. Может начаться восстание. Нужно срочно что-то предпринять.