Счастливого пути! (сборник) - Александр Морозов

«Как известно, в сентябре 1946 года „Columbia Broadcasting System“ обратилась в Федеральную комиссию связи за разрешением установки и эксплуатации станций, передающих цветные телевизионные программы по методу, который около шестнадцати лет разрабатывался в лабораториях „СВЗ“. Настоящий шторм протестов обрушился тогда на „Columbia Broadcasting System“. „Radio Corporation of America“, „DuMont Laboratories“, „Radio Manufacturers Association“, „Television Broadcasters Association“ и некоторые другие известные компании потребовали от Федеральной комиссии связи запрещения цветного телевидения, грозящего колоссальными убытками выше — перечисленным фирмам.

Федеральная комиссия вняла этой просьбе. Вчера она вынесла решение: цветное телевидение запрещается, по крайней мере, на ближайшие пять лет».

Прочтя эту заметку, Лэнд с такой силой ударил ногой «гроб», что из него вылетела специальная электронная лампа, похожая на стеклянного человечка с поднятыми руками.

Лэнд с яростью ударил «гроб» ногой.

Она разлетелась на мельчайшие брызги, издав, казалось, какой-то вздох.

— Продажные негодяи! — воскликнул Лэнд. — Впрочем, чего ожидать от ФКС? Ведь в «Черной летописи Конгресса», выпущенной в 1944 году Институтом труда, было рассказано, как Конгресс провалил в угоду Национальной ассоциации промышленников десять законопроектов, направленных на повышение общественного благосостояния!

Мартин невольно засмеялся, глядя на Лэнда, в искреннем негодовании бегавшего по лаборатории.

— Чего вы смеетесь? — сердито спросил Лэнд.

— Можно подумать, что мы изобрели это цветное телевидение, а не гроб для него. Уж очень от души вы возмущаетесь.

Лэнд молча посмотрел на перевернувшийся аппарат, на жалкие остатки драгоценной лампы-уникума.

— Вы правы, В нашем деле всегда надо быть готовыми к подобному исходу. Подкуп — гораздо проще нашего аппарата и действует куда надежнее!

Он дружески хлопнул юношу по плечу и сказал:

— Пойдем, мой мальчик, в буфет и спрыснем благополучное окончание работ по «усовершенствованию» цветного телевидения.

Дым над Филадельфией

Знание сложнейшей электрической аппаратуры и изобретательность быстро превратили Мартина в незаменимого универсала, услуг которого требовали самые различные лаборатории. Он рисковал жизнью при опытах со взрывчатыми веществами, дважды отравлялся газами в химической лаборатории профессора Сноудена.

Профессор Сноуден, лысый маленький человечек, похожий на облезлую старую обезьяну, считал, что для его здоровья вредно работать более двух часов в сутки. Остальное время он играл в теннис, отдыхал и философствовал. Вся философия Сноудена покоилась на презрении к людям и на ни чем необоснованной уверенности, что сам он все-таки лучше многих.

— В этом мире, — говорил он Мартину, — кто-то должен крепко держать вожжи в своих руках, даже если наш экипаж мчится в пропасть. Моим личным вкусам — думаю, что и вашим — соответствует теперешнее положение. Мы должны помогать мощнейшим объединениям. И горе тому, кто осмеливается действовать по-своему, кто вносит хаос. Драйден? Мы раздавим Драйдена!

Фирма «Драйден», надеясь на огромный спрос на электрические фильтры «Драйден», задерживающие дым фабричных труб, вела себя слишком независимо. И лаборатории Найта от конкурентов этой фирмы поручили заказ: зарезать Драйденские фильтры.

Мартин один за другим устанавливал электрические фильтры в большой трубе и исследовал, как через различные комбинации из этих фильтров проходят чадные смеси, приготовленные Сноуденом. Расточая всевозможные комплименты талантам Мартина, Сноуден заставлял его заниматься и математическими расчетами и даже химическими опытами. Сам Сноуден только советовал добавить тот или другой реактив, принюхивался, словно крыса, к запахам, прорывающимся из фильтров, и убегал в сад читать захвативший его роман «Тайный убийца».

Через несколько месяцев Мартин и Сноуден поехали в Филадельфию, Никто в мире не мог бы установить какую-нибудь связь между скверным заводишком с названием «Фунгицид», выпускавшим инсектициды для сельского хозяйства, и далекими лабораториями Найта. «Фунгицид», несмотря на свои небольшие размеры, чрезвычайно широко рекламировался в печати. В описаниях завода обязательно указывалось, что, благодаря системе фильтров «Драйден», яды, выбрасываемые заводом в воздух Филадельфии, все нацело будут задерживаться этими великолепными фильтрами.

Тут Мартин впервые увидел действие продукции лаборатории Найта в большом масштабе. Он был готов к этому и все же замер, почувствовав отвратительный запах смеси Сноудена, насыщавший воздух огромного района. Горло его сжалось, он дышал с трудом. Сноуден с удивлением посмотрел на него и сказал недовольным тоном:

— Вы же знаете, что смесь безвредна. Что вы дышите, словно попали в отравленную зону?

Они заходили в дома, где люди с отвращением ели хлеб и пили молоко, пропитанные запахом смеси карболки, нафталина и целого десятка других химических веществ.

Они нюхали цветы, как будто выросшие не под открытым небом, а в аптечном шкафу. На местном консервном заводе они застали полную растерянность: всю продукцию из овощей и фруктов, собранных в этом районе или хранившихся на складе завода, пришлось выбросить.

— Я принужден закрыть завод, — заявил его хозяин.

На «Фунгицид» обрушилась местная печать. Он отчаянно оборонялся, помещая пространные статьи, доказывавшие, что приняты все меры для уничтожения дыма. Фильтры «Драйден» стали предметом всеобщего обсуждения. Представители компании «Драйден» тщетно отыскивали причину отказа их фильтров задерживать вонючий дым.

Сноуден довольно, потирал руки:

— Я недаром занимаюсь химией сорок лет!

Сноуден торжествовал — вонючий дым пропитал воздух Филадельфии.

Когда в газетах и журналах появились заметки позорном провале фильтров «Драйден» и о том, что эта компания нагло обманывает потребителей, Мартина и Сноудена вызвали обратно: их миссия была закончена.

Они мчались с головокружительной скоростью в поезде Нью-Йорк — Филадельфия, на участке, где чаще всего происходили железнодорожные катастрофы, после которых под откосом полотна оставались только груды металла, смятого ударом при скорости около ста километров в час.

Сноуден был суеверен, и порою мысль о роке, карающем за плохие дела, мучила его. Глядя на проносившийся мимо окон, словно размытый, пейзаж, он говорил Мартину: