Леденцовые ножи. 2008—2016 - Юлия Архангельская

«Её как хочешь, право, назови —…»

Её как хочешь, право, назови —наивная обидеться не сможет:она несёт простой флажок любви,и самомненье душу ей не гложет.Как дурочка, всё плачет да поёт,и падает, и ссадины не лечит…И время разворачивает ходи о тебе из прошлого щебечет.

«Выручай же, Москва! Не впервые…»

Выручай же, Москва! Не впервые…Выводи из беды и игры:прячь в свои переулки кривые,в потайные лепные дворы;я почти неприметною стану, —да и кто разглядит на бегукак сияет открытая ранав неказистом арбатском снегу.

«Задумаешься – а уже суббота…»

Задумаешься – а уже суббота,и за окном светлеет небосвод,метёт метель, сползает позолота,скрипичный ветер в форточке поёт.

Но у души ещё ночное зреньеему прозрачен остов бытия:скелет листа и каждого растенья,и тайный план узорного шитья…

Сомкни глаза, душа, ночная птица, —твоё заданье – весело страдать,и щебетать, и верить в небылицы,и босиком под форточкой стоять.

«Думай, читай свои книги до дыр…»

Думай, читай свои книги до дыр,воин – охотник – старатель,чтобы высокий раздробленный миртайный открыл знаменатель,

мучайся несколько жизней подрядсам распадайся на части, —но освети этот брошенный саддетским фонариком счастья:

там, наполняя усталый зрачоклиственным шорохом влажным,вечно поёт одинокий сверчокв склеенном доме бумажном.

«Но мы с тобой умрём, – и это расставанье…»

Но мы с тобой умрём, – и это расставаньемне нечем заглушить, – но я тебя люблю.в обителях пустых, скрывающих названье,заранее брожу – и голос твой ловлю;

и знает только Бог, насколько смехотворнапрожорливая смерть, что я с руки кормлю:она во всём права, она навек бесспорна,и мы с тобой умрём, – но я тебя люблю.

«Шероховатый сон идёт тропою длинной…»

Шероховатый сон идёт тропою длинной,и ночь свой внутренний опять являет лик:меняется небес податливая глина,вся разная насквозь, иная каждый миг,

но выверен сюжет: осталось две минутыпредутреннего сна – и мчится напроломбезумная душа – и разрывает путы,чтобы найти тебя во времени твоём;

её подвижна тень, и ей немного надо;выныривая в явь – потянется, вздохнёт…улиточный тоннель уже не виден взгляду,и тикают часы, и утро настаёт.

«Вытащу берет из чемодана…»

Вытащу берет из чемодана,пальтецо смешное нацеплюи ни с кем жеманничать не стану,потому что знаю и люблю;потому что всё равно накатитсквозь московский сумеречный дымтвой огонь – и душу мне охватит,очищая золотом живым.

«Отлетает день вчерашний —…»

Отлетает день вчерашний —и Господь его хранит;не кори себя, мне страшно,сухость в воздухе звенит.

Нас пока еще услышатпожалеют нас, поканад землёй любовью дышитБожьей милости река;

наши жалкие запинкивсё, что мы зовём бедой, —как волшебные картинки,что смываются водой;

нас несут в ладонях Светасохраняя наши дни,а вокруг сияет лето —только руку протяни!

«Как существо живое…»

Как существо живое,весна глядит в лицо:её нельзя присвоитьи заковать в кольцо;она идёт иначе,она не хочет ждать…её нельзя назначить,но можно – угадать.

«Сама же просила, так вот – получи…»

«Сама же просила, так вот – получи:ты будешь одна в непроглядной ночи;

ты будешь тяжёлые камни грузитьв телегу впрягаться и в гору возить;

снимай же корону и плащ в серебреведь ты – лишь горючее в долгой игре;

ты – трепет нелепый, движенье без словты пища для этих больших жерновов;

тебе унижаться, гореть и болетьтебе до конца истощаться и тлеть,

и лет через тысячу – в сердце одном —воскреснуть сияющим целым зерном.»

«Пресные воды обступят со всех сторон…»

Пресные воды обступят со всех сторон,вплоть до самой души, – да что говорить…выпью ликёра и буду считать ворони сигаретку тонкую буду тайком курить;

знаешь, не я в пустом маячу окнеи наблюдаю, как серый пепел летит:имя моё на самом глубоком днепленною птицей волнуется и свистит;

но – живая жизнь возвращается, чуть дышасвежею тенью бежит по горячим лбам;ей навстречу, ликуя, летит душа —краешек Ризы поймать и прижать к губам.

«Ох ты мамочка ж моя, мамочка!»

Ох ты мамочка ж моя, мамочка!обступили мя воды горькие,и объяла мя тьма великая,тьма великая, темень подколодная!посмотрю на небо – сердце съёжится,погляжу на землю – градом слёзы льют,а на ясный лик человеческийот стыда-тоски мне и глаз не поднять.Ой вы люди мои, други добрые,как же я средь вас затесалася?..Обличают меня речи кроткие,а любовь-то мне – в сердце острый нож!Вот бы бросить всё, закричать-завыть,в чисто-поле уйти волчицею, —да ведь там не растёт чудо-дерево,да ведь там не течёт живая вода.

«белый с утра туманный защитный слой…»

белый с утра туманный защитный слойплотная вокруг молочная скорлупаэто самое дно мировой личинки-яйцаэто ватная неразрешимость всеговсе расслаблены мышцы все жилки плывутугадав уловив неслышную почти волнуне разрушь ничем не проявись никакпрозрачной косточкой лёгких небесуносит дышит океан тишинызеркало глубин вглядывается в себяпружина свёрнута в маленькое кольцо

«На просторах неведомых стран…»

На просторах неведомых стран,где обещан богатый улов,поправляет охотник капкан,расставляет крючки рыболов;

и, качаясь, приманки дрожатпоплавок неподвижный красив…исчезает таинственный сад,вырастает глубокий обрыв;

и тяжёлая тонет блеснав самой толще пленительных вод —и, мерцая, молчит глубина,где смешливая рыбка плывёт.

«Привет, весна! исчезни, стужа!»

Привет, весна! исчезни, стужа!сквозное золото, плыви!сияйте, солнечные лужипод глупым сапожком любви.Сокройся, смерть сторожевая, —твой серый дом стоит пустой,и лёгкая душа живаяхохочет над его тщетой.

«Но нам ведь нет причины умирать…»

Но нам ведь нет причины умирать,я это знаю так, как знают дети;мне нравится волокна разбирать,прозрачные распутывая плети,в которых эта пленная водасама себя и мучает, и гложет,и лишь того не трогать никогда,что вечно, – и делимо быть не может.

«медвежью рыбу раздирая…»

медвежью рыбу раздираяи кровь в лососевой воденевыспавшаяся сыраяс моллюском древним в бороде

и время драными сетямиуже грозит при свете дняи смерть с холодными ногтямибесстыже смотрит на меня

«Мои слова гремят по льду…»

Мои слова гремят по льду,плевать! я их не собираю,я не умею жить в аду,я от печали умираю,пожалуйста, скажи мне: стой,скажи мне: дурочка, не падай;какой-нибудь совсем простой,смешною глупостью порадуй…моя больная головатак хочет снова быть весёлой,ты видишь – это не слова,а только ужас, ужас голый.

«Здесь нет меня совсем, и только тень нагая…»

Здесь нет меня совсем, и только тень нагаяпо клавишам стучит, пустой гоняя трёп,пока диктуешь Ты, почти не напрягая,щадящие слова – не прямо и не в лоб;

пока диктуешь Ты… пока родные лицаиз тишины своей склоняются ко мне, —готова я навек в печали раствориться,чтоб зёрна этих слов поймать на глубине.

«Берут сложнейшие творения —…»

«Берут сложнейшие творения —и расплетают на простые…то, что исчезло при делении, —и есть те нити золотые;

они почти не доказуемыи глазу не видны порою,но веселится мир, связуемыйбожественною их игрою,

и этой тягою живительнойродное человек находит,и потому – неудивительновсё то, что с вами происходит.»

«Весны неуклюжее тело…»

Весны неуклюжее телонаполнено свежей водою,и корни деревьев несмелораскинулись сеткой пустоюпод этой землёю смиренной;и сети в воде замерзают,но плещется море вселенной,и рыба опять ускользает.

«Смотри – собираются тучи…»