Гамлеты в портянках - Алексей Леснянский

Третий этаж. Мотострелковая рота. 14:30.

— Добро пожаловать в пехоту! — произнёс знакомый нам капитан Павлецов, который, как и Земенко, тоже успел где-то нагрузиться. — Долгоиграющий ручник и дульный тормоз компенсатора — это авторота с первого этажа. Их жалкий удел — вонючая соляра и прозябание в боксах. Благородная полевая пыль на форме — это далеко не пыль, а золотое напыление. Пехотинцы делают победы, остальные могут наделать только в штаны. Тупо запомните это! Ваш главный враг — артиллерия. Спуску ей не давать, иначе будете жрать в противогазах, а спать в ОЗК[5]. Вы можете сбить шаг на плацу без последствий для себя, если врежетесь в гущу «фейерверкеров»[6] и расстроите их ряды. Предупреждаю всех, что этих обезьян неплохо готовят. Берите количеством, вашу мать! Тупо запомните, что пехота берёт массой! Пехота — от слова «много», поэтому нет ничего зазорного, если трое наших прессуют одного чужака, у которого на петлицах «палец о палец не ударил». Скоро эти обормоты одыбаются после гражданки и начнут задирать вас при каждом удобном случае, дразнить махоркой. Последний из артиллеристов никогда не уступит пехотинцу, потому что кроме комбата, своих взводных и сержантов они никого не боятся. Их натаскивают, как бойцовых собак. Вы для них — красная тряпка. Тупо запомните, что они ещё не успели сюда попасть, а уже ненавидели вас. Эта вражда тянется давно. Когда-нибудь я расскажу вам, с чего всё началось, а сейчас содержимое вещмешков — на пол. Оставить только мыльно-рыльные принадлежности, остальное — в расход.

Второй этаж. Артиллерийская батарея. 14:30.

— Добро пожаловать в отдельные артиллерийские взвода, малыши! — произнёс помощник командира батальона по артиллерии, старший лейтенант Коганов, тоже малость нетрезвый. — «Фейерверкеры» — это вам не в тапки гадить. Знаете, как я отсеивал вас от остального сброда? Я набирал себе либо сильных, либо умных, либо два в одном, как в рекламе. Отбросы достались остальным. Про недоносков из автороты, рождённых от аккумулятора и выхлопной трубы, не стоит говорить много. «Колёса» — поносно-жёлтое пятно на теле батальона. Ваш враг № 1 — вшивая «махра». При каждом столкновении с ней нас будет на три человека меньше, но тот из вас, кто покажет тыл этим собакам, схлопочет по загривку. На чёрном поле артиллерийских петличек скрестились пушки, чуть выше которых я должен всегда лицезреть черепа пехотинцев с третьего этажа. Чтобы был полноценный весёлый Роджер, — ясно?! Зарубите себе на носу, что вы интеллектуальная элита современной армии. Берите хитростью и манёвром, воюйте мозгами. С этого дня я буду насиловать вас марш-бросками по полной выкладке, истязать зубрёжкой уставов и ТТХ[7] миномётов и гаубиц. Я заставлю вас так чеканить шаг на плацу, что на другом конце Земного Шара, прямо под нами, на аборигенов будут сыпаться бананы. Слова «не хочу» и «не могу» отныне заменяются на словосочетания «не хочу, но есть, товарищ старший лейтенант», «не буду, но так точно, товарищ старший лейтенант». Эти словосочетания — законы для «фейерверкера». Они могут быть незначительно изменены только тогда, когда мне присвоят очередное звание. Затешите себе на извилинах, что лучше быть последним среди львов, чем первым среди шакалов. А теперь оставить только мыльно-рыльные принадлежности, остальное — в расход.

Аляпистые речи офицеров, напичканные пьяным пафосом, не зажгли новобранцев.

Часть солдат решила, что офицеры шутят, так как с такими словами обращаются только к американским морским пехотинцам перед боем, да и то только в военных фильмах, а не в жизни. Они бравым видом дали понять, что выпады в адрес солдат с других этажей оценены по достоинству, а теперь было бы неплохо начать устраиваться на новом месте.

Другая часть солдат решила, что офицеры немного не в себе, так как не видели никаких оснований в том, чтобы презирать человека только потому, что его поселили этажом выше или ниже. Они с уважением выслушали командиров, но запоминать ничего не стали, потому что запоминать, на их взгляд, пока было нечего.

Глава 2

Прошло три недели с момента прибытия первых призывников, и батальон был полностью укомплектован. До присяги, когда идёт курс молодого бойца, солдаты именуются «запахами» и малоинтересны. Ревниво охраняемое сержантами-волкодавами стадо баранов — и всё тут. Отбой-подъём, казарма-столовая — вот исчерпывающий перечень маршрутов новобранцев во времени и пространстве. Вокруг никому нет никакого дела до того, что кто-то уже умудрился натереть мозоли на ногах, гнусит по поводу жёсткого распорядка дня и грезит о котлетах. Чай, не пионерский лагерь. Концентрационный, быть может? Нет, и не концентрационный, а золотая середина между данными лагерями, которая легко находится, если зрить не в корень, как советует Козьма Прутков, а в суффиксы слов «пленительный» и «пленный». Это автор к тому, что не стоит искать корень армейского зла, иначе мы будем в корне не правы. Лучше поищем проблему в суффиксе, тогда, даст Бог, и доползём до благополучного окончания… нашей истории.

Наверняка читателю не терпится познакомиться с главными героями романа. Автору тоже неймётся представить ребят, но на страницах рукописи введено военное положение. Из ставки Верховного Главнокомандующего получен письменный приказ: «Для просвещения читателя просветить мотострелковый батальон рентгеном в режиме реального времени с целью показа общего плана». Автор обязан подчиниться, иначе, чего доброго, его ещё поставят к стенке.

Итак, читатель смотрит, писатель комментирует…

Один час до отбоя. Сотни людей в грязно-белом нательном белье в разных направлениях пересекают казармы, ловко огибая попадающихся на пути сержантов, потому что Боже молодых солдат сохрани от столкновения со священными коровами учебки.

Только три курсанта (по одному на каждом этаже) недвижимо стоят на тумбочках[8] дневальных.

Один из дневальных, автомобилист с первого этажа, беспрестанно напрягает подбородок на пару с шеей и расширяет ноздри, как лошадь во время ржанья. Этим проверенным способом солдат жестоко подавляет просящиеся изо рта звуки зевоты, словно имеет дело не с потребностью организма во сне, а с восстанием.

Другой дневальный, артиллерист со второго этажа, постоянно похлопывает себя по левому бедру. Это он делает для того, чтобы убедиться в том, что свисающий с ремня штык-нож никуда не делся, так как за потерю холодного оружия обещали наказать, как за пропажу гаубицы.

Третий дневальный, пехотинец с третьего этажа, заложив руки за голову, скрестив ноги и навалившись на стену, в данный момент играет со смертью, потому что стоять в такой позе на тумбочке нельзя. Если этого парня мысленно перевести в горизонтальное положение, подсунуть ему под спину шезлонг, стянуть с него военную форму и переместить его на лазурное побережье, то он вполне может сойти за молодого отдыхающего господина. Но он товарищ. И не просто товарищ, а товарищ солдат, который прекрасно знает, что его в любую секунду могут увидеть в такой фривольной позе и жестоко наказать. Только в этом-то и состоит вся прелесть игры. Просто после скучного полуторачасового стояния парню вдруг захотелось адреналина, и он решил, что при желании тумбочка дневального может дать не меньше острых ощущений, чем, например, купание с аллигатором или прыжок с парашютом. По сверкающей холодной росе, выпавшей на лбу бойца, сразу видно, что он готов присягнуть ещё до присяги на любом бумажном носителе от армейского туалетного папируса, причиняющего боль мягкому месту, до библии, что ему никогда не было так хорошо и страшно, как сейчас.

Глядя на дневальных, так и хочется сказать: «Вы бы сейчас на себя со стороны посмотрели». Но это лишнее, потому что каждый из них только и делает, что разглядывает себя во весь рост в большом прямоугольном зеркале, над которым красными буквами написано: «Заправься!». Дневальные мысленно пытаются ускорить ход времени, но оно никуда не бежит и даже не идёт, а стоит себе на часах, как и они.

То тут, то там мелькают бордовые повязки, носителями которых являются дежурные по ротам. Кстати, сейчас к одному из них — сержанту пехоты Хлудову — из разных концов казармы сломя голову несутся курсанты из числа дневальных свободной смены, чтобы получить очередную порцию приказаний или ударов по челюсти.

Интересно, а кто это в неурочный час уже оккупировал койки и сладко зевает, смакуя во рту шоколады и мармелады? Кого обслуживают «слоны», срок службы которых перевалил за полгода, и охраняют «черпаки», коим остался год до демобилизации? Конечно, речь идёт о «дедах», в руках которых сосредоточена вся власть, потому что нигде так не чтут старость, как в армии. Молодым пожилым людям давно опротивело целыми днями заниматься бездельем, и многие из них, вполне допускаем, даже мечтают потрудиться на ниве мытья полов, но им категорически запрещено контактировать со шваброй, иначе они покроют своё имя несмываемым позором и обесчестят неприкасаемую касту старослужащих.