Слухи - Анна Годберзен

1

«Несколько месяцев в Нью-Йорке были весьма унылыми из-за смерти мисс Элизабет Холланд, одной из любимиц общества, и из-за снежной бури, случившейся в конце ноября и укрывшей город снегом на несколько дней. Но элегантный Нью-Йорк не расстается с надеждой на чудесный зимний сезон, с вечерами в опере и с веселыми котильонами. И наше внимание неоднократно привлекли новые манеры мисс Пенелопы Хэйз, присущие настоящей леди. Она была лучшей подругой мисс Холланд, прожившей такую короткую жизнь. Быть может, мисс Хэйз унаследует шлейф ее безупречного декорума?»

— Простите, мисс, это действительно вы!

День был ясный, холодок бодрил, и, когда Пенелопа Хэйз медленно повернулась налево и взглянула чуда, где на узкой мощенной булыжником улице собралась толпа, она выдохнула теплое облачко, заметное в холодном воздухе. Ее большие глаза, голубые, как озеро, остановились на взволнованном лице девушки, которой было не более четырнадцати лет. Должно быть, она вышла из одного из многоквартирных домов, видневшихся за толпой. На их крышах были целые джунгли из черных проводов, разрезавших небо на ленты. На девушке было поношенное черное пальто, ставшее почти серым, лицо раскраснелось на морозе. Встретившись с ней взглядом, Пенелопа одарила девушку самой теплой улыбкой.

— Да, это я.

Она приосанилась, желая выставить в выгодном свете свою стройную фигуру и элегантный овал лица. Было время, когда ее знали как хорошенькую дочь нувориша, однако в последнее время она предпочитала пастельные тона и белое — излюбленные цвета скромниц ее возраста, помышляющих о замужестве. Правда, сегодня, учитывая, что ей придется пройти по улице, она выбрала более темный цвет.

Пенелопа протянула затянутую в перчатку руку и сказала:

— Я мисс Хэйз.

— Я работаю у Вайнгартена, в магазине мехов, — застенчиво сообщила девушка. — Я видела вас пару раз из задней комнаты.

— О, значит, я должна вас поблагодарить за ваши услуги, — любезно ответила Пенелопа.

Она слегка наклонилась, и это движение могло бы сойти за поклон, если бы не тугой воротник в стиле Медичи ее темно-синего пальто с золотым кантом: из-за этого воротника трудно было изобразить смиренный поклон. Снова встретившись взглядом с девушкой, Пенелопа поспешно добавила:

— Вы бы не хотели индейку?

Впереди уже двигалась процессия. Марширующий оркестр, игравший рождественские гимны, уже добрался до следующего квартала, и до нее донесся усиленный мегафоном голос мистера Уильяма Скунмейкера, который шел за оркестром. Он пожелал народу, толпившемуся на тротуаре, счастливого Рождества и ловко, как он это умел, напомнил, кто оплатил праздничный парад. Ведь парад был его идеей, и он заплатил и за оркестр, и за передвижные рождественские сцены, и за индеек. Мистер Скунмейкер организовал, чтобы его знакомые светские матроны и дебютантки раздавали этих индеек бедным. Они-то главным образом и привлекали народ, подумалось Пенелопе, когда она повернулась к своему верному другу Айзеку Филлипсу Баку и сунула руку в большой холщовый мешок, который он нес. Даже сквозь лайковые перчатки и слой газет она почувствовала, до чего холодна птица. Она была тяжелой, и ее было неудобно держать в руках. Пенелопа постаралась скрыть отвращение, когда выступила вперед с обещанной рождественской индейкой. Девушка, беседовавшая с ней, в недоумении взглянула на пакет, и улыбка ее угасла.

— Вот, пожалуйста, — обратилась к ней Пенелопа, стараясь не произносить слова скороговоркой. Ей вдруг отчаянно захотелось, чтобы девушка забрала у нее индейку. — Для вас, для вашей семьи. К Рождеству. От Скунмейкеров… и от меня.

После небольшой паузы девушка снова улыбнулась. Рот ее приоткрылся от радости.

— О, мисс Хэйз, благодарю вас! От себя… и… и… от моей семьи! — Потом она приняла у Пенелопы тяжелую птицу и обернулась к своим друзьям в толпе: — Посмотрите! — воскликнула она. — Эту индейку подарила мне лично мисс Пенелопа Хэйз!

Ее друзья издали удивленный вздох при виде этой замечательной птицы и исподтишка взглянули на Пенелопу. Им казалось, что они ее знают, поскольку имя ее так часто встречалось в светской хронике. Она стояла перед ними как законная претендентка на любовь публики, прежде принадлежавшую ее лучшей подруге, Элизабет Холланд, которая трагически погибла: она утонула несколько месяцев назад. Разумеется, Элизабет не утонула — на самом деле она была очень даже жива. И уж кому как не Пенелопе это было хорошо известно: ведь она сама помогла «непорочной» мисс Холланд исчезнуть, чтобы жить вместе с одним из слуг ее семьи, в которого она была влюблена. Таким образом, что особенно важно, Пенелопа могла по праву претендовать на жениха Элизабет, которого та оставила. Преображение Пенелопы было близко к завершению, так что самые экзальтированные светские матроны, а также газетные хроникеры уже шептались о том, как она теперь напоминает Элизабет. Раньше такие высказывания вряд ли польстили бы Пенелопе — в душе она считала, что добродетель несколько перехваливают, — но теперь она начала понимать, что у добродетели есть свои преимущества.

Пенелопа вознаградила девушку за восторженное поклонение, помедлив еще минуту; глаза ее сияли, а улыбка была еще обворожительнее, чем обычно. Затем она повернулась к Баку, представлявшему весьма заметную фигуру: его дородное тело было облачено в серый костюм в клетку, рубашку янтарного цвета и бобровую шубу.

— Ты должен забрать меня отсюда, — шепнула она ему. — Я весь день не видела Генри, и я замерзла, и если мне придется дотронуться еще до одной…

Бак остановил ее понимающим взглядом.

— Я обо всем позабочусь.

Черты его пухлого лица были мягкими, а светлые брови изогнуты таким образом, что придавали ему лукавый вид.

Мимо прошли еще несколько леди в широкополых шляпах и элегантных пальто. За ними маршировал оркестр. Пенелопа бросила взгляд туда, откуда раздавался голос старшего Скунмейкера, и решила, что его сын, Генри, должно быть, вместе с ним уже вступает на другие улицы. Представив себе темные глаза и голос этого возмутителя спокойствия, она почувствовала, что сердце забилось сильнее. Тогда Пенелопа вновь обратила взор на Бака, который уже составил план. Рост Бака превышал метр восемьдесят, и сейчас, как бывало и прежде, он прикрывал своей внушительной фигурой девушку, которой был предан. Он не был богат от рождения — хотя и претендовал на родство с известным кланом Баков, проживавших в наши дни в величественных, но постепенно ветшающих старинных особняках в Гудзонской Долине. Бак был незаменим, когда нужно было устроить вечеринку: ему часто отдавали даром прекрасные вещи. Опустив на лицо вуаль шляпы, Пенелопа последовала за ним сквозь толпу.