Медин - wheelerson wheelerson

Лизу он провожал и встречал каждый день. Из окна своего седьмого этажа. Говорил ее силуэту теплые слова, махал рукой, иногда рисовал сердечки, надышав на холодное стекло.

– Я бы «ли» на «ко» заменил, – язвительно заметил как-то Колька, увидев оконное сердце и надпись «Лиза». Пока Андрей складывал предложенное слово, Колька пояснил: – Ты вот тут сидишь, обмотанный в шарф, и ничего про нее не знаешь. А она такое вытворяет! Притом, что отличница.

Фраза про отличницу выдавала в Кольке неугасающую досаду отвергнутого лизиного поклонника. Его, конечно, тоже можно было понять: Лиза отвергла некрасиво – рассмеялась при других девочках в пунцовое от волнения лицо Кольки, когда тот пытался перед ней объясниться. После того случая Колька два дня не мог вразумительно сказать ни слова. Андрей про этот эпизод знал, и очень часто представлял себя на месте друга. Как бы он поступил? Но эти размышления так быстро выводили его из равновесия, что он ни разу не доходил до финальных фраз в предполагаемой сцене.

– Ну и пусть «вытворяет». Не мне ее судить.

– Чего это вдруг? – спросил Колька, разочарованный быстрой капитуляцией друга.

– Ну, где я, и где она, – поднял вверх руку Андрей. – Она – первая красавица школы, а я – хиляк, не вылезающий из дома. Она – отличница с разными увлечениями, а я – что? Комнатная моль без интересов. У нее родители – бизнесмены… А у меня…

Глаза Андрея в этот момент влажно замерцали, и он понял, что зря углубился в сравнения. В самом деле, чего это он? Как можно было сравнивать несравнимое? Это невозможно и неправильно. Сергей Петрович Медин – человек устава и прямолинейности, Роман Всеволодович Васнецов – человек денег и гибкости. У андреева отца есть личное отношение к службе, а у лизиного – бизнес и ничего личного. Зачем равнять родителей, если сама Лиза в фантазиях Андрея не имела ничего общего с той реальной, что вернулась из дорогого косметического салона и сидела в этот момент в переливающемся огнями клубе и улыбалась потным разгоряченным парням. Кому именно? Андрей прекрасно знал: старшеклассникам Кириллу и Илье Кабановым. Кабанам, проще говоря, звездам городского хоккея. Что ты, Андрей! С кем собрался соревноваться? С ними? Двухметровыми семнадцатилетними тафгаями? Очнись, дурачок! Лизы нет. Лиза – силуэт! В контуре остывшего стекла.

– А у меня папа – молодец, – закончил фразу Андрей.

Про маму же говорить было в этом случае вообще не уместно. Ее не было на свете ровно столько лет, сколько Андрей на нем был. Его мама Света умерла при андреевых родах. «Она передала тебе стук своего сердца», – объясняла как-то бабушка испуганному малышу. – И он теперь с тобой».

«А если я маме стук верну, она придет?» – спрашивал он до пяти лет, пока, в конце концов, по-взрослому не осознал, что произошло. Он долго плакал, выбегал на улицу и смотрел на людей. Тогда шел еще снег. Пушистый, невесомый и безмятежный. Но Андрею в его черной пропасти тоски казалось, что только он и идет, неумолимо порхает, а люди стоят, словно статуи, осыпаемые белым пеплом. И все вокруг остановилось, кроме снега, и не было больше ничего, только он.

Он и мама, которая подарила этот снег. Подарила ему жизнь. Жизнь среди статуй. Мягких статуй, живых людей. «Что же ты, Андрейка? Отпусти людей, пусть идут! Они хорошие и добрые. Послушай, как они идут – тук-тук. Тук-тук-тук.»

И в этот момент мама пришла к Андрею навсегда, тем самым стуком, про который говорила бабушка, размеренным и ровным, очень теплым и полным любви. Мальчик часто по ночам, когда не мог уснуть, слушал его, пытался представить, рисовал маму золотистыми нитями. Она выходила очень красивая, легкая и загадочная. Кто знает, какой она была на самом деле…

Ха, может быть, папа? Но он, человек военный, всегда был скуп на сентиментальные рассказы, а перед сыном и вовсе смущался, ему легче было рассказать про устройство торпеды. На удивление и бабушка ничего не могла сказать про маму, а, может, и не хотела? Хотя какой-то зловредности Андрей за бабушкой не замечал. Поэтому, скорее всего, она, правда, не знала. Тогда выходило очень таинственно.

Ни фотографий мамы, ни видеозаписей, ни писем – ничего не было. Папа это объяснял бесконечными переездами из гарнизона в гарнизон, мол, все затерялось где-то на прежних квартирах. А это Дальний Восток, обратный край страны, поэтому ищи-свищи. Но как не взять такие святые вещи, Андрей все равно не понимал. «Вот вылечусь, обязательно поеду искать маму», – решил он для себя однажды твердо.

Глава 2

«…Манишку спрячу, пятна скрою,

Для девы стану благороден.

Свой яд смешаю с юной кровью,

Ее последний будет полдень…

Монолог Мухомора. Автор – Уткина. Д. В.», – снова прочитал Андрей на клетчатом тетрадном листке и, свернув его пополам, отложил в сторону. Все-таки Дайана Викторовна, его классный руководитель – сумасшедшая женщина. «Нет, ну она добрая, конечно, трепетная, носит имя английской принцессы… свитер у нее теплый. Но, все равно, странная. Придумать же такое на новогодний вечер! Миниатюру про коварный мухомор». Сразу вспомнились утренники в детском саду.

С другой стороны Андрей очень хотел эту маленькую роль, несмотря на нелепость всего происходящего и болезнь, которая в эти дни действовала особенно изощренно. Он упрямо сквозь жар зазубрил монолог и теперь повторял его от случая к случаю, чтобы ослабить зудящее нетерпение – до вечеринки оставалось 24 часа.

Причина настойчивости Андрея была в том, что «юную деву» играла Лиза. По сюжету она гуляла со своим женихом в лесу, а за ними наблюдал из-за высокой травы безответно влюбленный в девушку гриб. Здесь стоит отметить стиль Дайаны Викторовны. Мухомор не знал, как привлечь к себе внимание, и в итоге выбежал на дорогу перед парой во всей своей природной красе – белоснежной крахмальной сорочке с хрустящей манишкой и помпезной красной шляпе с запудренными до мерцающей пыли пятнами.

«Гриба прекраснее двуножка!

Косы плетеная дуга,

Скоси свой взор к ногам немножко,

Тебя там ждет твой Д'артаньян!»

Определенно, Дайана Викторовна работала до школы еще где-то. Иначе чем было объяснить такое попадание в детсадовские образы? Правда, в этот раз Лиза играла не снежинку, а себя саму – красивую девочку с «дугой плетеной косы», которую ей крепили за кулисами длинными черными шпильками.

«Мне, конечно, ее две игривые косички больше нравились», – по-хозяйски рассуждал Андрей. Но его мнения на этот счет никто не спрашивал, тем более рядом с Лизой был «жених» по роли и первый красавец класса, по мнению окружающих, – Антон Озерский. На правах высокого причесанного шатена с белоснежной улыбкой и сына всеми уважаемого дипломата он решил, что голове Лизы лучше всего идет коса до пояса, «согласно гениальному тексту Дайаны Викторовны». После осуществления задуманного, Антон удовлетворенно смотрел на партнершу в образе, а Лиза, в общем-то, была не против – ей нравилось, когда на нее заглядывались мальчики. Ее грудь в эти мгновенья наполнялась чем-то невероятно легким и восторженным.

Потом это восторженное в течение дня опускалось в потаенные уголки девичьей души, и перед сном ворошилось ради новых переживаний. Вот Озерский уже выныривал из ее розовых грёз. Она оценивала его очень придирчиво – ведь он еще ребенок, однако у него подходящий папа, и скоро Антошка может пойти по его стопам. А дипломаты – это выгодные женихи: живут в других странах и много зарабатывают. Осталось понять, будет Озерский следовать за отцом или нет.

Пока же братья Кабановы в сравнении с ним выглядели интереснее… Илюша, любимый, рвал в клочья сахарную вату ее девичьих чувств не первую ночь. Прекрасная партия, если позовут играть в НХЛ. Или Кирюша – неудержимый! Подстраховка Ильи, если что-то пойдет не так. И… Конечно! Джастин Паркер! Американская звезда в фонтанах радужной нуги. Мечта! Любовь на век! Недостижимый идеал! Его сказочный припев «…и только ты одна» пылает страстно, в глубинах сердца Лизы. Прекрасней этой челки не было, и нет.

– Ха, я в этих брюках похож на Паркера! – Озерский, оглядывая себя, жемчужно засмеялся собственной остроте. Лизино лицо вдруг потемнело, и рот скосился, будто к горлу подступила тошнота.

– Внимание, Медина сегодня не будет снова, поэтому репетируем без него.

– Дайана Викторовна, ну что это такое? Давайте его роль отдадим Виталику. Медин – бесконечно освобожденный!

– Антон, я только что говорила с Андреем по телефону, он в порядке, завтра обязательно придет.

– Ага, и что-нибудь обязательно испортит.

– Гриб не может ничего испортить, – выкрикнул кто-то противным голосом из рядов, и все присутствующие в актовом зале разразились хохотом.

– Не забывайте, он ядовитый гриб, поэтому очень даже может, – вступился за друга Колька.