Светлячки - Ян Карафиат
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, в полном подчинении таинственному Божественному замыслу (ведь светлячки не знают, почему они каждую ночь должны светить людям) и в уповании на Его благую волю (ведь о послушных светлячках Господь заботится даже до смерти) автор видит выход из круговорота жизни и смерти.
Глубоко библейское мировосприятие автора «Светлячков» передаётся и аллюзиями на Священное Писание — ими пронизан весь текст. Так, например, подобно милосердному самарянину из евангельской притчи Яночка смазывает раны Малыша маслом и вином, смерть Яночки с помощью цитаты из «Второзакония» сопоставляется со смертью патриарха Моисея, чем ещё раз подчёркивается особая роль этой героини. Использовал автор и богослужебные книги. Так из реформатского сборника церковных песнопений была позаимствована молитовка светлячков о курице и цыплятах.
Религиозный характер сказки очевиден. Поэтому совершенно неоправданными выглядят попытки лишить текст Карафиата любых упоминаний о Боге и религиозных обрядах, предпринятые при первом русском переводе. В угоду атеистической пропаганде в «исправленной» версии детской сказки, вышедшей в Праге в 1947 году, были проявлены чудеса переводческой изобретательности. Так посещение светлячками церкви превратилось в присутствие на школьном уроке, молитовка светлячков стала песенкой пионерского содержания, а пророческое призвание божьих коровок было заменено на предсказывание дождливой или ясной погоды. Не соответствовал атеистическому видению мира и конец сказки. Её трагический финал удивительным образом преобразился в оптимистический. «Всё будет хорошо, ведь опять придёт весна и всё зацветёт», — завершают текст переводчики, опустив значительную часть последней главы. И такие пропуски встречаются в переводе довольно часто. Литературовед-коммунист Зденек Неедлы[8] в предисловии к изданию объясняет «исправления» желанием избавить оригинал от «схематизма и проповедничества», ради «духа подлинного гуманизма». К сожалению, прошедшие цензуру «Светлячки» утратили главную смысловую составляющую и перестали существовать как цельное авторское произведение. Этим, вероятно, и объяснялось полное отсутствие интереса к переводу в России. Чего нельзя сказать о других иноязычных читателях сказки по всей Европе. В самой же Чехии «Светлячки» остаются чрезвычайно популярными до сих пор.
В тексте Карафиат не предлагает точного описания насекомых. Это позволило многочисленным иллюстраторам создать целую галерею образов героев сказки. Но каждый ребёнок всё равно представляет их по-своему. В природе светлячки действительно разделяются на летающих жуков-самцов и червеобразных самок, по внешнему виду мало отличающихся от привычных всем личинок. Любопытно, что светящийся голубоватым светом кончик брюшка — принадлежность именно не умеющих летать самок. Влажными летними ночами на лугах и лесных полянах они зажигают фонарик для своих избранников-жуков. В сказке светлячки выполняют куда более благородную миссию.
Незатейливость иных описаний Карафиата может показаться взрослому читателю банальностью, но для детского восприятия важна именно эта поэтическая простота. Маленький мир, населённый крошечными насекомыми, хорошо понятен ребенку. Для него вполне естественно описывать окружающее пространство словами с уменьшительно-ласкательным оттенком. Именно их и использует Карафиат: супчик, чашечка, капелька, огонёк. Или передавать продолжительность действия с помощью обычного повтора смыслового глагола, то есть приёма, который во «взрослой» прозе скорее всего был бы признан стилистическим недостатком: «и они все спали, и спали, и спали». Несложный, но занимательный сюжет именно в силу своей простоты оставляет достаточно места для детской фантазии, размышлений над повседневными бытовыми ситуациями, связанными с послушанием родителям, познанием мира, принятием первых в жизни и потому самых важных решений. Той же воспитательной цели служат и конфликтные ситуации, повторяющиеся до тех пор, пока Малыш, а вместе с ним и юный читатель, не найдёт верного решения.
Корни дидактической литературы уходят в фольклорную притчу. Народная мудрость, выраженная с помощью художественных образов, — удобный материал для разъяснения сложных вопросов бытия. Реформатский священник Карафиат не мог не использовать притчу в церковной проповеди. Более того, он создал произведение, где принцип притчи в сочетании с другими литературными приёмами породил уникальный художественный мир, послуживший не только отправной точкой для появления целого направления современной чешской прозы, но и пополнивший золотой фонд мировой детской художественной литературы.
Александр Кравчук
Глава первая. Малыш учится
Солнце почти село, и жучки-светлячки начали просыпаться. Мама уже была на кухне и готовила завтрак. Папа тоже не спал. Он лежал в постели и сладко нежился. Малютка-светлячок перебрался из своей кроватки на мамину — там лучше спалось, — удобно улёгся на спинку, поднял все ножки в воздух и начал раскачиваться: качи-кач, качи-кач. Но вдруг Малыш слишком сильно качнулся: качи-кач — и уже лежал на земле и кричал во всё горло.
Папа от испуга даже вздрогнул.
— Чего ты так орёшь, негодный Малыш?
— Ну, папа, ещё бы, так удариться!
— А как это ты?
— Ай, я с кровати упал.
— Так смотреть надо было!
— Но мне же ведь больно…
А тем временем мама приготовила завтрак и шла их будить.
— Вставайте, вставайте, солнце уже садится, будем завтракать. А чего ты, Малыш, плачешь? Едва глаза продрал!
— Но я ведь так ударился, а папа хочет, чтобы я не кричал.
— Ну, иди сюда! Не успеешь и глазом моргнуть, как всё у тебя заживёт. А пока хорошенько умоемся и будем завтракать. Иди!
И они пошли. Мама хорошенько Малыша умыла. Малыш приставил стул к столу, а мама уже несла супчик. Уселись, сложили лапки, и папа стал молиться.
О Господи, наш дорогой,Проснувшись, стоим пред Тобой,С усердьем Тебе молясь.Дай жить нам, Тебя боясь,Слушаясь неизменноИ радуясь друг за друга.
После этого Малыш прочёл свою молитовку: «Благослови нас, Господи Боже, смиренно тебя просим», — а потом сразу взял свою деревянную ложку и начал ею ловко орудовать.
И были у них щи, а Малыш, хоть и любил все супы без исключения, но щи ему всегда нравились больше всего. Он съел полную тарелку, и мама ему ещё добавила из своей.
Тут папа сказал, что ему пора, и что солнце уже давно за горами. Быстро поцеловал маму, а Малышу дал поцеловать руку.[9]
— А теперь, Малыш, слушайся хорошенько, чтобы маме потом не пришлось на тебя жаловаться.
— Не будет, папа! Я вас провожу, да?
— Ну, пойдём!
И они пошли, точнее, полетели, но очень низко, чтобы Малыш не упал, и не очень далеко, чтобы Малыш смог найти дорогу домой и не заблудился. Он ещё не умел хорошо летать, и папа ему сказал:
— Возвращайся уже, иди и учись летать как следует!
И Малыш пошёл.
Их домик, крытый сухой хвоей, стоял на склоне под можжевельником. Малыш вскарабкался на крышу, спустился по ней, полетел к поляне и через всю поляну прямо к дубу, и снова назад на крышу, потом опять спустился и долетел до самого дуба и снова назад. А когда он весь запыхался и крылышки у него заболели, то сел отдохнуть. И снова спустился, и опять полетел к поляне, и через всю поляну к дубу, и снова назад на крышу, и опять спустился и долетел до дуба, и опять назад, и ещё раз спустился и полетел прямо под дуб к крёстной.
— Крёстная, проснулись ли вы уже?
— А как же, Малыш, конечно встали!
— А Голубка тоже?
— Конечно же, Малыш, и я встала! Что ты нам принёс?
— Я? Ничего. Ну надо же, я-то уже летаю! От нас прямо сюда и опять к нам, и снова сюда, и опять к нам, и снова сюда, и хоть бы что. Ты бы так не смогла, да?
— Я же личинка, а не жучок! Ваша мама, думаю, тоже летать не очень-то умеет.
— Не очень-то. Надо же, я сегодня утром упал с кровати!
— И так кричал, правда!
— А как ты узнала? Неужели слышала?
— Да не слышала, я просто знаю, что ты большой крикун.
— Это я-то крикун? О-о ты, Голуба!
И Малыш опять улетел. У мамы дома уже было убрано, и она как раз намывала окна, так что они прямо сверкали.
— Где ты был так долго, Малыш?
— Залетел на минутку к крёстной под дуб.
— И что ты там делал?
— Ничего, я там был только так, у окна.
— А что они тебе дали?
— Ничего, я ничего не хотел!
— Ну, они тебе всё же что-то дали! Вчера крёстная сказала, что как только ты придёшь…
— У них что-то есть?
— Ну да, иначе бы крёстная не говорила.
— Хм, пусть оставят это себе!
— Но ты же туда за этим сходишь?
— Нет, не пойду.
— Надо сходить! А как далеко ты папу проводил?