Три круга Достоевского - Юрий Кудрявцев

Пишут много, а отсюда разговоры о том, не слишком ли ув­лекаются Достоевским, не произошел ли определенный перекос в исследовании русской общественной мысли. Все о Достоевском, да о Достоевском, как будто нет других. Есть и другие, конечно. Но им в свое время было уделено внимание исключительное. Нельзя сказать, что и они осмыслены достаточно полно, слов бы­ло высказано больше, чем мыслей. Но о Достоевском мало было и мыслей и слов. Иногда даже говорят о какой-то моде на До­стоевского. В забывчивости высказывают мысль, что занимать­ся Достоевским стало выгодно. Это якобы верный путь к полу­чению всякого рода званий, степеней, словом — лавры на шею. Заблуждаются. Какие лавры, — сохранить бы шею. Не знаю я людей, сделавших на Достоевском «капитал». Больше теряют.

Подобные взгляды базируются, помимо всего прочего, на не­дооценке места Достоевского в современном мире и переоценке всего, написанного о художнике.

Творческое наследие Достоевского современно в полном смыс­ле этого слова. Проблемы, писателем поставленные, и в настоя­щее время не разрешены до конца. Да вряд ли и вообще их мож­но когда-нибудь разрешить до конца. А потому, говоря о Досто­евском, говорят и о современности.

Острота постановки проблем, противоречия в этой постановке позволяют по-разному толковать наследие Достоевского. А пото­му не является случайным включение писателя в борьбу идей современного мира.

Достоевский — один из наиболее значительных звеньев в ис­тории русской культуры. Изолировав это звено молчанием, мож­но крайне обеднить эту культуру и разорвать цепь ее развития.

Достоевский — один из наиболее видных деятелей истории мировой культуры. Доказывать данное положение не надо. Это общеизвестно. Можно сослаться лишь на то, что уже несколько лет существует Международное общество исследователей жизни и творчества Достоевского.

И наконец, Достоевский — один из наиболее читаемых в ми­ре писателей. А далеко не каждый из читателей способен самостоятельно постичь всю глубину сложного мира этого ху­дожника.

Осмыслен же Достоевский у нас пока еще явно недостаточно. Причин этому много. Но не о них сейчас речь, а о факте как таковом. Наши работы порою не помогают читателю, а сбивают его с толку.

Два противоположных подхода к Достоевскому, творческий и догматический, выделенные мною еще в первой книге о Досто­евском [1] применительно к литературе, вышедшей до 1964 года, су­ществуют и сейчас. Они прошли, находясь в борьбе, через все наше достоевсковедение. Борьба между ними шла с переменным успехом. И в зависимости от успеха той или иной стороны я ви­жу три, более или менее четко очерченных периода в достоевсковедении. Первый — до тридцатых годов: преобладает творчес­кий подход. Второй — до середины пятидесятых: преобладает подход догматический. Третий — по настоящее время: творческий подход упорно стремится занять господствующее положение в науке о Достоевском. Это, пожалуй, одно из немногих стремлений к господству в науке, которое можно лишь приветствовать. Гос­подство это далеко еще не достигнуто. Борьба и теперь идет с переменным успехом. Но те достижения в науке о Достоевском, которые появились за последние почти двадцать лет, обязаны под­ходу творческому.

Борьба между направлениями в науке — явление вполне ес­тественное. Однако она бывает разной. Порою «сделанные», прагматистские истины противостоят друг другу. Здесь борющиеся стороны стоят друг друга и обе находятся за пределами науки. Есть борьба найденных научных истин с другими найденными на­учными истинами. Это лучший двигатель научного знания. Но есть еще борьба истин «сделанных» с истинами найденными. Это наиболее драматическая, если выражаться мягко, страница в ис­тории науки. В этом случае часто побеждают «делатели» истин. Их победа — не на века. Но и не на дни. В истории науки о До­стоевском, к несчастью, было и такое.

Наше время осмысливает Достоевского через тех и других. И уже не отождествляет себя с «певчим хором» ниспроверга­телей писателя. Но и не сбрасывает их со счета. Бели бы они бы­ли уже в прошлом, то значительно облегчилась бы работа уме­ющих думать исследователей и существовала бы возможность всесторонне осмыслить борьбу вокруг Достоевского. Но при та­ких условиях можно было бы и не спешить с осмыслением, ибо факты были бы достоянием истории. В современной ситуации писать такую работу трудно, но надо. Неподведенные итоги связывают. И я надеюсь, что такая работа о борьбе вокруг Досто­евского появится.

Не отрицая всего положительного в нашем достоевсковедении, я считаю, что Достоевский осмыслен «пока еще не с той долей полноты и адекватности, которая необходима. А потому хотел бы остановиться на некоторых негативных явлениях.

Прежде всего наше время переняло многие, далеко не бес­спорные оценки времен прошлых. В частности, это относится к оценкам некоторых конкретных произведений писателя.

До сих пор недооцениваются такие произведения досибирского периода жизни, как «Двойник» и «Хозяйка». Но ведь именно они, а не «Бедные люди» выражают с полной ясностью индиви­дуальность Достоевского. И сейчас еще эти произведения порою рассматриваются как слабые и не совсем «прогрессивные». Лишь десять лет назад у нас была высказана мысль о социальности (в положительном смысле) «Двойника». Но прочно она еще не ут­вердилась. Глубину же повести в философском смысле не приз­нали до сих пор. Это трудно объяснимо. Современники, конечно, могли и не понять повести. Но последующее творчество, а глав­ное, прожитое нами время проясняют глубину «Двойника».

Я смотрю комментарии к соответствующему тому издаваемо­го сейчас Полного собрания сочинений Достоевского, которые обязательно должны были впитать все достижения науки о До­стоевском, и вижу старое. Первым подходом к идеологическому роману Достоевского считаются «Униженные и оскорбленные». На деле таким первым подходом является «Двойник». Достоев­скому говорили о «Двойнике», что это «произведение чудо и не­понятно». Правильно говорили. Долг нашего времени — не пе­редавать осмысление этого произведения будущему. Надо осмыс­лить его сейчас.

Все еще принижается повесть «Хозяйка». Повесть, явившаяся зародышем позднейших романов Достоевского. Не нравилась идея — отрицали и художественные достоинства. Не может про­изведение с плохой идеей быть художественным. «Художественные слабости этой повести очевидны», — писал один серьезный иссле­дователь. Я не ссылаюсь на него прямо лишь по той причине, что его высказывание есть общее место. Хотя и нет никакой оче­видности.