Бессмертное сердце - Эльбрус Мяус

Дом Лифарии находился почти в конце улицы и утопал в зелени сада, за которым любовно ухаживали. Само строение надежно прикрывали вишневые деревья, словно обнимая, все еще имея уже тронутую желтизной крону. По двору разносился сладковатый аромат, но сейчас цвели только фиолетово-белые зимние розы, не имеющие запаха, и несколько видов хризантем. Но отчего же этот аромат так насторожил лекарку? Она оглядывалась по сторонам, но источник не находила. Они вошли внутрь, где все, как будто исчезло: звуки, шорохи, разговоры. Помещение окутала траурная тишина, лежали тени, лишь в гостиной виднелся слабый огонек. Там лежал больной, его окружали родные, охраняя, сохраняя на лицах обеспокоенное выражение, тщетно пытаясь взять себя в руки.

— Дорогая! — воскликнул темноволосый мужчина, едва хозяйка и ее гостья вошли в комнату. Он бережно сжал руки Лифарии, ища поддержки, но глаза все равно беспокойно бегали. Ее супруг перевел взгляд на Медею и спросил: — Кто это с тобой?

— Лекарь, милый, — тихо ответила женщина. Он удивленно вскинул брови и, возможно, отшатнулся бы в страхе, но что-то его удержало. Девушка внутренне усмехнулась. Лекари должны были закончить Лекарскую Академию в столице, выдержав тяжелые экзамены, что имело сложности для мужчин и вызывало у остальных либо безмерное уважение, либо удушающую зависть. Если же женщине удавалось стать лекарем, на нее смотрели, чуть ли не на богиню.

— Почему здесь так темно? — спросила Медея, проходя мимо. На широком столе лежал мальчик шестнадцати лет, со спутанными от пота темными волосами, его юное посеревшее лицо скривилось от боли, а губы сжались, словно клещи. Он пребывал в полусонном состоянии, глаза то открывались, то закрывались. — Включите свет и согрейте воды в котелке!

— Что же с ним, госпожа? — пролепетал муж, заметно бледнея от страха, а Лифария кинулась выполнять поручения. — Как же так? Как же так? — шептал, точно в забытьи он.

— Это отравление, — холодно бросила девушка, все еще внимательно осматривая пациента. Кончики пальцев мальчика уже начали потихоньку темнеть, и больше медлить нельзя было. — Возьмите себя в руки! — она прикрикнула. Мужчина очнулся, будто его хлыстнули плетью, и посмотрел на лекарку более осознанно. — Во дворе у вас должен расти желтый цветок с красными вкраплениями. Выкопайте, полейте любым спиртным, что есть в доме, и сожгите!

— Этим займусь я, — сказала Лифария, появившаяся в комнате. Она одну за другой зажигала лампы, отчего гостиная быстро наполнялась светом. — Дорогой, последи за водой.

Медея отвернулась, думая, что сделать в первую очередь. Ей придется заставить мальчика выпить настой, но беглого взгляда было достаточно, чтобы понять — это будет трудно. Его напряжение настолько сильно, что никакая известная растирка или мазь не поможет ему расслабиться. Лекарка нахмурила лоб и нервно закусила губу. Оставалось единственное средство — вспомнить, что она армеди, а вовсе не простая врачевательница. Выдохнув, Медея успокоилась и положила руку на горячий лоб своего подопечного.

Голоса радостно зашуршали, дом ожил звуками, переплетениями и оттенками. Они мгновенно окружили ее, соревнуясь и замирая, предвкушая, кого же выберет. Воздух довольно качнулся и обрел осязаемую форму, подслушивая, он похолодел, а затем обрушился на девушку, и сквозь ее руку попал на мальчика. Тот тут же откликнулся всем тело, едва заметно дернулся, постепенно расслабляясь каждой клеточкой тела.

Медея оторвала дрожащую руку — дом продолжал говорить с ней — отправилась в кухню, где закипела вода. Там она смешала несколько порошочков и залила водой. Ей услужливо подала чашку светловолосая девочка двенадцати лет, в серых глазах которой читалась хорошо скрываемая тревога. Стоило влить лекарство, как болезненное выражение лица пропало, и мальчик, как будто внутренне выдохнул. Он был все еще бледен, но жар постепенно спадал, темнота с пальцев пропала, дыхание выровнялось.

Армеди отошла от него и устало опустилась на стул, заботливо подставленный той же девочкой. Медея подняла взгляд и поняла, что все семейство собралось в гостиной и испытывающе смотрело на свою спасительницу.

— Его нужно обмыть и уложить спать в теплую постель, — проговорила девушка. — Еще два раза выпить лекарственный настой, неделю отдыха, и все будет в порядке.

Лицо хозяина дома озарилось, не сдерживаясь, он обнял жену, которая с шумом выдохнула, и, схватив дочерей, принялся кружить по комнате. Они засмеялись.

— Спасибо, госпожа, — в глазах Лифарии блестели слезы. — Пожалуйста, в благодарность, останься в нашем доме. У нас есть комната, а ты избавишься от непрошенных и назойливых любителей наживы.

— Да-да, — согласно закивал ее супруг. — Это большая честь для нас!

— Тогда, — Медея слабо улыбнулась, — я согласна.

Тканевые разноцветные палатки слабо трепыхались от ветра, разносился шум, говор и смех. Солнечное сентябрьское утро обещало такой же прекрасный день. С того самого дня, как Медея попала в Кармаль, прошел год. Ралл — сын Лифарии — под присмотром лекарки быстро пошел на поправку и уже через четыре дня помогал по дому и по хозяйству. Медея несколько удивилась такой скорости выздоровления, но особо переживать не стала. Милли — младшая дочь — яркая и подвижная девочка шести лет, все время просила девушку, чтобы та читала ей книги, Рия — старшая — стала помогать лекарке с больными.

Поселилась Медея на чердаке, решив, не теснить хозяев и обставив его крайне скромно: кровать, пара сундуков, да большой стол. С ней жил белоснежный кот, с ярко-желтыми глазами, и фиолетовый, в полтора метра, дракон, с узким телом, усиками и черными глазами-бусинками, в которых читался ум.

Было семь утра, но площадь наполняли люди, как огурцы банку, проходя с трудом, Медея искала мед для лепешек, которые они собирались готовить вместе с Лифарией. Где-то впереди послышался шум — кричала торговка хлебом. Полная, румяная, как и ее товар, женщина что-то голосила, перекрикивая толпу, рассержено огрызалась и с шипением отвечала на вопросы. Лекарка покачала головой и нырнула вправо, оставляя нервную женщину позади. Мелькнула платка со сладостями, и улыбчивая темнокожая девушка мгновенно предложила Медее отовариться. Армеди, не останавливаясь, отказалась, так как к сладкому была равнодушна.

Палатка кремового оттенка, где и продавался мед, оказалась в конце площади около выхода в улицу. Раз в месяц палатки меняли свое расположение. Для чего это делалось, Медея не знала.

— О, госпожа, доброго утра вам, — радостно проговорил Салим, у которого девушка стала постоянной покупательницей. — Какой мед сегодня?