Как Париж стал Парижем. История создания самого притягательного города в мире - Джоан Дежан

Между 1597 и 1700 годами французы сумели справиться с катастрофой. В первый раз за все время правители обратились к профессионалам – архитекторам и инженерам – с тем, чтобы те изучили рельеф местности и план города, и уже в соответствии с их рекомендациями стали планировать дальнейшее развитие Парижа. Революционные общественные проекты, ставшие результатом этого сотрудничества, и то, как они воплощались в жизнь, создали Парижу репутацию технологически продвинутого, передового города, лидера Европы по градостроительству и современной архитектуре.

Но революционные проекты становятся источником вдохновения для людей, живущих в других городах, и для будущих поколений только в том случае, если они представляются вниманию широкой публики. Как только изменился внешний облик Парижа, началась вторая трансформация; впервые в истории город практически мгновенно приобрел статус легенды – едва ли не раньше, чем высох известковый раствор.

На протяжении всего XVII века, каждый раз, когда происходили значимые изменения в облике Парижа, он извлекал немалые выгоды из того, что теперь назвали бы «ребрендинговой кампанией». Писатели запечатлевали его в своих произведениях, художники воспроизводили его на картинах, все восхищались тем, как из городских руин появляется городское чудо, и делали Парижу отличную рекламу, создавая ему имидж изысканного, утонченного, космополитичного места. Парижу и его обитателям, представленным драматургами и романистами, летописцами и авторами путеводителей, художниками, картографами и граверами, был присущ некий особый лоск; они выглядели более элегантными и соблазнительными, чем жители любого другого города. Так зародился легендарный образ, которому суждено было просуществовать не одно столетие.

Эти портреты Парижа отражают не только то, как он менялся внешне, но и фантазии на тему городской жизни самих парижан. Многие из тех произведений искусства служили своего рода пропагандой. Истории, рассказанные ими, не всегда были настолько достоверными, как заявлялось, но в них мы можем увидеть одну довольно редкую вещь: осознание городом самого себя. Разнообразнейшая литература о Париже тех времен показывает нам его представление о себе. Эти книги и картины помогли создать новый тип города; они одновременно внушали парижанам чувство гордости и объединяли их. А еще они учили, как именно можно пользоваться теми самыми революционными общественными проектами: как правильно «вращаться» в публичном саду, какие выгоды можно извлечь из уличного освещения и системы общественного транспорта.

Многочисленные обожатели Парижа, пытаясь выразить свое восхищение, зачастую прибегали к гиперболам: «город, которому нет равных», «микрокосм всего мира», «мир в себе», «родной дом для всех». Известный путешественник Франсуа Бернье провозгласил, что «все самые оригинальные идеи рождаются в Париже». Персонаж в пьесе драматурга Пьера Карле де Мариво категорично заявляет: «Париж – это и есть мир. Рядом с ним все прочие города кажутся предместьями». А один из первых истинных европейцев, маркиз де Караччиоли, называл Париж «столицей мира» и «метрополией вселенной».

То, что было стихийным бедствием, превратилось в легендарный город.

Париж стал столицей Франции и официальной резиденцией французских королей в 987 году, но в течение нескольких последующих веков его положение было неустойчивым. Он превращался в театр военных действий во время Столетней войны (1337–1453), а затем во время Религиозных войн (1562–1598). В 1415 году, после поражения в битве при Азенкуре, французские монархи вообще покинули столицу. В 1463 году Карл VII снова вытребовал город у англичан, но тем не менее на протяжении XVI века короли из династии Валуа правили Францией скорее из долины Луары, чем из Лувра. В 1589 году, когда Генрих III был убит религиозным фанатиком, династии Валуа пришел конец. Генрих IV, преемник Генриха III и первый король из династии Бурбонов, дважды пытался взять Париж силой и дважды потерпел неудачу. В конце концов он одержал верх с помощью дипломатии; к тому времени столица была измотана и разрушена десятками лет войны. Город, в который он вошел в 1594 году, был велик по размерам – самый большой город к западу от Константинополя, – но он едва ли функционировал как столица. Однако Генрих IV умел работать быстро.

К 1598 году он достиг первой цели своего правления – мира, – издав Нантский эдикт, который провозглашал религиозную толерантность официальной политикой государства, и подписав договор с испанцами. Затем Генрих IV реорганизовал систему управления государством. Во время Религиозных войн провинции обладали довольно широкой автономией; Генрих IV начал процесс – продолженный затем Людовиком XIII и Людовиком XIV, – в результате которого власть окончательно перебралась в Париж и пришла к абсолютной монархии. Но больше всего Генрих IV изменил Париж как градостроитель.

Получив разоренную войной столицу, он стал воплощать в жизнь те самые амбициозные проекты, благодаря которым впоследствии Париж стали называть «столицей вселенной». Ему потребовалось чуть больше десяти лет – в 1610 году Генрих IV тоже пал от руки убийцы, – чтобы город уверенно встал на этот путь.

Планы короля в отношении Парижа звучали поистине грандиозно. В марте 1601 года правительству города было сообщено, что «его величество выразил намерение сделать город, в котором он собирается жить до конца своих дней, великолепным и роскошным, превратить [Париж] в отдельный мир и чудо из чудес». И Генрих немедленно привел свои слова в действие. Периодическое издание тех времен, Le Mercure françois («Французский Меркурий»), доложило своим читателям, что «как только [Генрих IV] сделался хозяином Парижа, повсюду появились рабочие и строители».

Уже через шесть лет в письме к французскому посланнику в Ватикане, кардиналу де Жуайезу, король пишет о «новостях о моих стройках». Он перечисляет проекты, которыми гордится больше всего, и говорит: «Вы не поверите своим глазам, когда найдете, насколько изменился этот город».

Сто лет спустя автор сочинения о Париже Николя Деламар подтвердит слова короля. До Генриха IV, пишет он, никто будто бы и «не сделал ни единой вещи, чтобы приукрасить этот город». Список свершений, которые и король, и его почитатели с гордостью считали архитектурными вехами его правления, неизменно начинался с «двух чудес Франции»: моста Пон-Нёф, которому суждено было изменить отношение горожан-европейцев к мостам и их роли в жизни города, и Пляс Руаяль, Королевской площади, ныне площади Вогезов. Современники отмечали, что «в начале правления Генриха IV в Париже существовали большие куски пустой земли – поля, лужайки и болота, никем не заселенные и лишенные каких бы то ни было строений». Король взялся преобразовать эти пустыри в новый тип городского пространства, создавая «совершенно другой, нежели в 1590 году, город», как неоднократно изумлялись иностранцы и даже сами парижане, возвратившиеся в столицу после нескольких лет отсутствия, – в une ville nouvelle, «новый город».

И на протяжении века Париж становился все «новее». Планы сына Генриха IV, Людовика XIII, были куда менее грандиозными. Однако он закончил некоторые наиболее трудные проекты отца – например, превращение «кусков пустой земли» в один из самых элегантных районов Парижа. Он и до сих пор выглядит практически так же, как в начале 1640 года, когда его только что построили: сегодня мы знаем этот район под именем остров Сен-Луи. Кроме того, Людовик XIII произвел на свет сына, истинного преемника Генриха IV в том, что касалось столицы.

Вот две фразы, принадлежащие первому министру Людовика XIV, Жану Батисту Кольберу, которые служат тому доказательством. Обе написаны в 1699 году. Первая завершает список основных строительных проектов: «великолепие и роскошь повсюду». Вторую можно назвать девизом периода правления Людовика XIV: «Та власть, что делает все без масштаба и размаха, – не власть».

Количество построек, возведенных при Генрихе IV, нельзя и сравнить с крупным строительством, развернувшимся в последние десятилетия XVII века. Левый берег, Правый берег, центр города и его окраины, дворцы (даже такие культовые, как Лувр) были отстроены заново, районы перекроены на новый лад или созданы из ничего. Эта гравюра 1677 года, изображающая реконструкцию фасада Лувра, помогает представить себе ту атмосферу, что царила на улицах французской столицы: глобальная перестройка. В то время невозможно было пройти и пятнадцать минут, чтобы не наткнуться на очередное напоминание: Париж развивается бешеными темпами, торопливо стряхивая с себя прошлое.

И Людовик XIV вникал во все свои проекты вплоть до малейших деталей. В мае 1672 года в письме к королю Кольбер интересуется, не утомляет ли он монарха многочисленными подробностями. Ответ Людовика был категоричным: «Я желаю знать все обо всем».

В Лондоне, после Великого пожара 1666 года, тоже создавались планы по глобальной реконструкции города; один из них был предложен Кристофером Реном. Все они были представлены на рассмотрение Карлу II. Однако домовладельцы, обеспокоенные возможным повышением налогов и нарушением своих прав, стали спешно восстанавливать свою сгоревшую собственность, и все мысли о большой перестройке пришлось оставить. В Париже объединенные усилия решительного и целеустремленного монарха и не менее целеустремленных городских властей привели к тому, что столица Франции стала первым городом в современной истории, который не вырос стихийно из деревни, а был возведен по законам логики. В новом Париже царствовали прямые линии и правильные углы. Он послужил образцом для многих будущих городов – сначала в Европе, а затем по всему миру. В 1698 году гость из Англии заметил: «Улицы [Парижа] настолько чистые, ровные и в одном стиле, что можно вообразить себя скорее в какой-нибудь итальянской опере… чем в настоящем городе».