В дороге - Олдос Хаксли

Настоящий же путешественник, напротив, до того интересуется реальными вещами, что ему не нужны мифы. Он отличается ненасытным любопытством, ему нравится все необычное просто своей необычностью, он получает удовольствие от любых проявлений прекрасного. Конечно, было бы нелепостью сказать, что он никогда не скучает. Невозможно путешествовать, вовсе не испытывая скуки. У туриста, как правило, большая часть дня ничем не занята. Начнем с того, что много времени занимают переезды с места на место. Поэтому, когда надоедает глазеть в окно, путешественник ощущает физическую усталость, к тому же ему нечем заняться. Дома, среди повседневных дел, скуки не испытываешь. Скука завладевает человеком главным образом на отдыхе. (Это ли не хроническое заболевание бездельников?) Именно по этой причине настоящий путешественник находит ее скорее приятной, нежели мучительной. В ней символ его свободы — его ничем не ограниченной воли. Поэтому когда его охватывает скука, он принимает ее не просто философски, а почти с удовольствием.

Настоящий путешественник обычно считает свое пристрастие к путешествиям пороком. От этого порока, как от всех других, трудно избавиться, какими бы временем, деньгами, силами и житейским комфортом ни пришлось ради него пожертвовать. Он выдвигает свои требования, и настоящий путешественник добровольно, даже поспешно отдает все. Кстати заметим, что многие пороки требуют значительного самопожертвования. Нет большей ошибки, чем предполагать, будто порочная жизнь — сплошная цепь наслаждений. Она почти столь же скучна и тягостна — если, конечно, соблюдать все правила, — как жизнь христианина в «Пути паломника»[3]. Главное же различие между христианином и грешником заключается в том, что христианин извлекает из своих трудностей нечто вроде духовного благополучия, не говоря уж о том, какими благами он будет обласкан в печально неведомом Иерусалиме по другую сторону реки, тогда как человек, придающийся пороку, ничего не получает в результате своих безрассудств, кроме разве что подагры и паралича.

Однако порок путешественника этими двумя болезнями точно не грозит, впрочем, и никакими болезнями вообще, если не стремиться в тропики. Телесных недомоганий не будет вовсе, потому что страсть к путешествиям — порок не плоти (которую он умерщвляет), а разума. Путешествие-ради-путешествия сравнимо с бессистемным чтением, а то и другое суть потворство слабостям.

У читателя и путешественника, подобно всем другим порочным людям, всегда наготове оправдания, при помощи которых защищают себя. Они говорят, что чтение и путешествия расширяют кругозор, стимулируют воображение — следовательно, с их помощью молено получать образование. И так далее. Обманчивые аргументы и, кстати, совсем не убедительные. Даже если для некоторых людей бессистемное чтение и бесцельные вояжи весьма полезны, истинные любители чтения и путешествий потворствуют своим желаниям не по этой причине. Мы читаем и путешествуем не для того, чтобы обогащать свою память, а чтобы провести время с удовольствием. Мы любим читать и путешествовать, потому что это самый приятный из многих заменителей размышлений. Утонченный, изысканный заменитель. Вот почему это развлечение не для всех. Конгениальный читатель или путешественник слишком привередлив, чтобы находить забвение в пари, маджонге, выпивке, гольфе или фокстроте.

Совсем немногие, буквально единицы, путешествуют, а также читают, ставя перед собой некую цель и придерживаясь определенной системы. Это уважаемые, высоконравственные люди. К ним принадлежат те, кто чего-то достиг в жизни. Правда, не всегда. Увы, у человека может быть благородная цель и моральные качества, которые никому в голову не придет оспорить, а вот таланта нет. Кое-кто из наиболее слабых и потакающих своим слабостям людей научился, как извлечь выгоду из порока. Доктор Джонсон грешил бессистемным чтением: он читал все книги, какие только попадались ему под руку, и ни одну не дочитал до конца. Однако добился он многого. Есть и бездумные путешественники типа Бекфорда, которые бродят по миру, удовлетворяя пустое любопытство, и тоже многого добиваются. Добродетель сама по себе награда; а вот не кислит ли виноград, собранный талантливым человеком?

Что касается меня самого, то моя страсть к путешествиям — самый настоящий порок. Искушение поддаться ему для меня неодолимо так же, как страсть к чтению — беспорядочному, бессистемному, случайному. Правда, время от времени я даю себе невыполнимое обещание измениться. Тогда я просматриваю имеющиеся программы полезного серьезного чтения; я стараюсь придать своим шатаниям по миру некую систематичность, скажем, делаю вид, будто изучаю историю искусства и цивилизации. Толку от этого мало. Проходит немного времени, и все возвращается на круги своя. Прискорбная слабость! Остается утешать себя надеждой, что мои пороки могут сослужить мне полезную службу.

Странники

Светловолосые, с непокрытыми головами и почти дочерна загорелыми лицами, они шагают по пыльным дорогам. На них шорты; их тирольские колени коричневого цвета. В тяжелых, подбитых гвоздями башмаках добросовестные Kunstforschers[4], оглушительно цокая, ступают по каменным полам церквей. На спинах у них рюкзаки, в руках — иногда палки, иногда прочные зонты; я видел, как они с ледорубами поднимались по Вьяле деи Колли во Флоренции. Это перелетные птицы, их родина — Германия, о чем совершенно ясно говорит их столь романтическое, без малейшего намека на иронию, шиллеровское прозвище. Многие одолевают весь путь пешком, например через Альпы, от Берлина до Таранто и обратно, практически без денег, питаясь единственно хлебом и водой, ночуя в сараях или на обочине дороги. Храбрые и выносливые юноши! Я самым искренним образом восхищаюсь ими. Даже завидую им, потому что у меня нет ни их энергии, ни выносливости. Но я и не пытаюсь им подражать. Если верить псалмопевцу,

Святые давних лет на небо шлиВ печали, в муках и в трудах.О Боже, сделай милость, нам Ты пособи:Пусть мы последуем за ними в поездах.

Для меня, признаюсь вам, и поезд-то уже стал слишком неудобным, чтобы им часто пользоваться. Я бы изменил последние две строчки: «О Боже, сделай нас богатыми, чтобы мы следовали за ними в автомобиле». Мольба моя была услышана — по крайней мере, частично: еще вопрос, можно ли назвать автомобилем «ситроен» с мотором в десять лошадиных сил. Владельцы «напьеров», «воксхоллов», «делажей» или «вуазенов» наверняка ответят отрицательно. Не буду спорить. Единственное, что мне нужно от «ситроена» мощностью в десять лошадиных сил — чтобы он работал. Скромно, не красуясь, не торопясь, но постоянно и надежно. Именно в этом автомобиле мы приделали бог знает сколько тысяч миль по дорогам Италии, Франции, Бельгии и Нидерландов, что очень много, особенно если иметь представление об этих дорогах.

Тут, будь я поумнее, я бы прервал свою речь о «ситроенах» и вернулся к более возвышенным предметам. Однако владельцы автомобилей обычно не могут преодолеть искушение говорить о них. До покупки «ситроена» не было ничего, что интересовало бы меня меньше автомобилей, зато теперь они интересуют меня больше всего. Я могу часами обсуждать моторы с другими автомобилистами. И могу безжалостно мучить, неавтомобилиста бесконечным монологом на свою излюбленную тему. Очень много драгоценного времени я теряю, читая газеты для автомобилистов, в волнении изучаю новости с ралли, весьма серьезно отношусь к техническим публикациям, хотя ничего в них не понимаю. Это — безумие, но приятное безумие. Насколько я заметил, наличие автомобиля не облагораживает его владельца. Благодаря моим собственным наблюдениям и разговорам с другими автовладельцами я уяснил, что это отрицательно сказывается на характере. Начать с того, что все автомобилисты — лгуны. Они просто не в состоянии сказать правду о машине. Они врут насчет скорости, потребления бензина, способности машины одолевать подъем. В запальчивости я тоже — и не единожды — преувеличивал достоинства своего автомобиля; но даже в спокойном состоянии, заранее обдумав свои слова, я холодно и продуманно врал. Мою совесть это не слишком отягощает. Не будучи казуистом, я все же считаю, что ложь, в которую никто не верит, простительна. Автомобилист, подобно рыбаку, никогда не рассчитывает на то, что его похвальбу примут всерьез. Что до меня, то я уже давно не верю ни единому слову моих приятелей-автомобилистов. Жалкие остатки доверия исчезли без следа, когда один бельгийский автомобилист сказал мне, будто двух часов вполне достаточно, чтобы добраться из Брюсселя в Остенде; он заявил, что сам постоянно ездит туда и обратно, и ни разу это не заняло больше двух часов. Я поверил ему и не заглянул в карту. А если бы заглянул, то обнаружил бы, что от Брюсселя до Остенде больше семидесяти миль, вся дорога выложена булыжником и выложена неровно, к тому же на пути встречаются три города и около двадцати деревень. Вот и получилось, что мы выехали довольно поздно и в Остенде попали далеко за полночь. Так что теперь, когда водитель сообщает мне, сколько времени нужно, чтобы доехать из одного места в другое, я прибавляю, в зависимости от его характера, от тридцати до шестидесяти процентов к названной цифре. Получается более или менее правильно.