Поэзия народов Кавказа в переводах Беллы Ахмадулиной - Белла Ахмадулина

В этом томе вы найдете достойные тому подтверждения.

Не ленюсь — не хочу и не могу теоретизировать здесь о проблемах и трудностях перевода. Лучше меня, как бы я ни старался, об этом высказалась сама Белла — обязательно прочтите ее суждения не в качестве приложения, а как превосходную русскую прозу, писанную без подстрочника, на родном языке.

13 декабря 2006

Из грузинской поэзии

…Я думаю, что перевод — это проявление огромного доверия двух поэтов, где один из них приобщает другого к своей сокровенной тайне.

Николоз Бараташвили[1]

МЕРАНИ

Мчится Конь — без дорог, отвергая дорогу любую,Вслед мне каркает ворон злоокий: живым я не буду.Мчись, Мерани [2], пока не паду я на землю сырую!С ветром бега смешай моих помыслов мрачную бурю!

Нет предела тебе! Лишь прыжка опрометчивость страстная —Над водою, горою, над бездною бедствия всякого.Мой летящий, лети, сократи мои муки и странствия,Не жалей, не щади твоего безрассудного всадника!

Пусть отчизну покину, лишу себя друга и сверстника,Не увижу родных и любимую, сладкоречивую, —Но и в небе чужбины звезда моей родины светится,Только ей я поведаю тайну страдания чистую!

Всё, что в сердце осталось, — влеку я во мглу голубую,Всё, что в разуме живо, — безумному бегу дарую!С ветром бега смешай моих помыслов мрачную бурю!Мчись, Мерани, пока не паду я на землю сырую!

Пусть не ведать мне ласки родного кладбища пустынного,Тени предков со мной не поделятся миром и славою!Черный ворон мне роет могилу средь поля постылого.И останки костей моих будут для вихрей забавою.

Не сойдутся родные — простить мне грехи и провинности,Не заплачет любимая — крикнут голодные коршуны!Мчись, Мерани, вперед, за пределы судьбы меня вынеси,Не бывал я покорным и впредь не узнаю покорности!

Пусть, отвергнутый всеми и проклятый всеми, умру я,Враг судьбы — презираю разящую силу слепую!Мчись, Мерани, пока не упал я на землю сырую!С ветром бега смешай моих помыслов мрачную бурю!

Не бесплодно стремленье души обреченной и раненой!Мой собрат небывалый продолжит прыжок мой над пропастью.Неспроста, о Мерани, не зря, не впустую, Мерани мой,Мы полёт затевали, гнушаясь расчётом и робостью!

Мчится Конь — без дорог, отвергая дорогу любую.Вслед мне каркает ворон злоокий: живым я не буду.Мчись, Мерани, пока не паду я на землю сырую!С ветром бега смешай моих помыслов мрачную бурю!

1842

Галактион Табидзе[3]

ПЕРСИКОВОЕ ДЕРЕВО

Опять смеркается, и надо,Пока не смерклось и светло,Следить за увяданьем садаСквозь запотевшее стекло.

Давно ли, приминая гравий,Я здесь бродил, и на виду,Словно букет меж чистых граней,Стояло дерево в цвету.

Как иноземная царевна,Казало странные черты,И пахли горько и целебноИм оброненные цветы.

Его плодов румяный сахарЯ собирал между ветвей.Оно смеялось — добрый знахарьТой детской радости моей.

И всё затем, чтоб днем печальнымСмотреть немея, не дыша,Как в легком выдохе прощальномВозносится его душа.

И — всё охвачено верченьем,Круженьем, и в глазах темно.Как будто в небе предвечернем,В саду моём красным-красно.

Сиротства огненный оттенокЛожится на лицо и грудь,Обозначается на стенахВ кирпич окрашенная грусть.

Я сам, как дерево седое,Внутри оранжевой каймы,Над пламенем и над водоюСтою в предчувствии зимы.

1915

МЕРИ

Венчалась Мери в ночь дождей,И в ночь дождей я проклял Мери.Не мог я отворить дверей,Восставших между мной и ей,И я поцеловал те двери.

Я знал — там упадают ниц,Колечком палец награждают.Послушай! Так кольцуют птиц!Рабынь так рабством утруждают!

Но я забыл твое лицо!Твой профиль нежный, твой дикарский,Должно быть, тёмен, как крыльцоНенастною порой декабрьской?

И ты, должно быть, на видуТолпы заботливой и празднойПроносишь белую фату,Как будто траур безобразный?

Не хорони меня! Я жив!Я счастлив! Я любим судьбою!Как запах приторен, как лживВсех роз твоих… Но Бог с тобою.

Не ведал я, что говорю, —Уже рукою обрученнойИ головою обреченнойОна склонилась к алтарю.

И не было на них суда —На две руки, летящих мимо…О, как я молод был тогда.Как стар теперь.Я шел средь дыма,

Вкруг дома твоего плутал,Во всякой сомневался вере.Сто лет прошло. И, как платан[4],Стою теперь.Кто знает, Мери,

Зачем мне показалось вдруг,Что нищий я? И в эту осеньЯ обезумел — перстни с рукЯ поснимал и кинул оземь?

Зачем «Могильщика» я пел?Зачем средь луж огромных плавал?И холод бедственный терпел,И «Я и ночь»[5] читал и плакал?

А дождик лил всю ночь и лилВсё утро, и во мгле опаснойВсё плакал я, как старый Лир,Как бедный Лир, как Лир прекрасный.

1915

СНЕГ

Лишь бы жить, лишь бы пальцами трогать,Лишь бы помнить, как подле моста,Снег по-женски закидывал локоть,И была его кожа чиста.

Уважать драгоценную важностьСнега, павшего в руки твои,И нести в себе зимнюю влажностьИ такое терпенье любви.

Да уж поздно. О милая! СтынуИ старею.О, взлёт наших лиц —В снегопаданье, в бархат, в пустыню,Как в уют старомодных кулис.

Было ль это? Как чисто, как крупноСнег летит… И наверно, как встарь,С январем побрататься нетрудно.Но минуй меня, брат мой, январь.

Пролетание и прохожденье —Твой урок я усвоил, зима.Уводящее в вечность движеньеОмывает нас, сводит с ума.

Дорогая, с каким снегопадомЯ тебя отпустил в белизнуВ синем, синеньком, синеватомТом пальтишке — одну, о, одну?

Твоего я не выследил следаИ не выгадал выгоды нам —Я следил расстилание снега,Его склонность к лиловым тонам.

Как подумаю — радуг неровность,Гром небесный, и звезды, и дым —О какая нависла огромностьНад печальным сердечком твоим.

Но с тех пор, властью всех твоих качествСнег целует и губит меня.О, запинок, улыбок, чудачествСнегопад среди белого дня!

Ты меня не утешишь свободой,И в великом терпенье любвиВсею белой и синей природойТы ложишься на плечи мои.

Как снежит… И стою я под снегомНа мосту, между двух фонарей,Как под плачем твоим, как под смехом,Как под вечной заботой твоей.

Всё играешь, метелишь, хлопочешь.Сжалься же наконец надо мной —Как-нибудь, как угодно, как хочешь,Только дай разминуться с зимой.

1916