Первый космонавт - Сергей Александрович Борзенко

два, и десять раз. Он немного волновался: предстоял главный экзамен всей его жизни.

Настало утро исторического дня —12 апреля 1961 года. В 5 часов 30 минут в спальню вошел врач и легонько тронул Гагарина за плечо.

— Юра, пора вставать!

Проспав семь с половиной часов, Юрий моментально поднялся, встал и Герман. Они были бодры и спокойны. Свежий, зеленоватый рассвет заливал землю, расшитую бисером росы. Как все летчики, Юрий Гагарин прежде всего взглянул на небо.

Высоко-высоко серебрились перламутровые перистые облака.

— Какое жизнерадостное солнце! — воскликнул он, обратив взор на освещенный первыми лучами «Восток».

После обычной физзарядки и умывания — завтрак из туб: мясное пюре, черносмородиновый джем, кофе. Начались предполетный медицинский осмотр и проверка записей приборов, контролировавших ночью физиологические функции. Все оказалось в норме, о чем и был составлен медицинский протокол. Оба космонавта надели теплые, мягкие и легкие комбинезоны лазоревого цвета, а затем с помощью специалистов — защитные ярко-оранжевые скафандры, обеспечивающие сохранение работоспособности в случае разгерметизации кабины корабля. Были проверены приборы и аппаратура, которыми оснащены скафандры.

Пришел Главный Конструктор. Впервые Гагарин увидел его озабоченным и усталым — видимо, сказалась бессонная ночь. И все же мягкая улыбка витала вокруг его твердых, крепко сжатых губ. Он дал несколько рекомендаций и советов, которые могли пригодиться на орбите.

Полет обеспечивали тысячи бодрствующих сейчас людей: на космодроме, на пунктах слежения, на морских судах, в координационно-вычислительном центре, на радарах и рациях. В эту великолепно обученную армию, благодаря которой стал возможен полет, входили и космонавты.

Специалисты, надевавшие на Гагарина скафандр, стали протягивать ему листки бумаги, кто-то подал служебное удостоверение: каждый просил оставить на память автограф.

Подошел специально оборудованный автобус.

Гагарин и Титов заняли места в креслах, напоминавших пилотское кресло в кабине корабля. В скафандре есть устройства для вентиляции, к ним подаются электроэнергия и кислород. Вентиляционное устройство подключили к источникам питания, установленным в автобусе. Все работало исправно.

Автобус мчался по шоссе, расчищенному степным ветром. Вдали показался устремленный ввысь серебристый корпус ракеты. Чем ближе автобус подъезжал к стартовой площадке, тем ракета становилась выше, словно вырастала в размерах. Она напомнила Гагарину гигантский маяк — луч восходящего солнца горел на ее острой вершине.

На стартовой площадке космонавтов ждали председатель Государственной комиссии, Главный Конструктор и другие ученые, конструкторы, специалисты. Лица их до последней морщинки освещались утренним светом. Здесь же находились руководители космодрома и стартовой команды. Все заливал золотистый свет наступающего нового дня.

Распрощавшись с Германом, твердо ступая по бетонным плитам стартовой площадки, Юрий, скованный костюмом, медленно подошел к председателю Государственной комиссии и доложил:

— Летчик, старший лейтенант Гагарин к первому полету на космическом корабле «Восток» готов!

— Счастливого пути! Желаем успеха! — ответил председатель, пожимая космонавту руку.

Перед тем как на лифте подняться в кабину корабля, Гагарин сделал заявление для печати и радио. Все его существо охватил небывалый подъем душевных сил, сложная гамма переживаний, рождавшая необыкновенные слова:

— Дорогие друзья, близкие и незнакомые, соотечественники, люди всех стран и континентов! — сказал космонавт. — Через несколько минут могучий космический корабль унесет меня в далекие просторы Вселенной. Что можно сказать вам в эти последние минуты перед стартом? Вся моя жизнь кажется мне сейчас одним прекрасным мгновением…

Работая над очерком для «Правды» о первом полете человека в космос, мы попросили Гагарина рассказать об этой исторической минуте, предшествующей полету.

— Вся прожитая жизнь как бы пронеслась перед моими глазами, — припомнил Гагарин.

Он говорил, что увидел себя босоногим мальчонкой, помогающим пастухам пасти колхозное стадо… Школьником, впервые написавшим слово «Ленин»… Ремесленником, сделавшим свою первую опоку… Студентом, работающим над дипломом… Летчиком, охраняющим на севере страны государственную границу…

Вернувшись на землю, он все сказанное внес в записки «Дорога в космос».

— Быть первым в космосе, вступить один на один в небывалый поединок с природой — можно ли мечтать о большем? — говорил Гагарин на космодроме. Было тихо. Только шуршала лента магнитофона, записывающая слова, со скоростью света облетевшие весь мир. — Если тем не менее я решаюсь на этот полет, — продолжал он, — то только потому, что я коммунист, что имею за спиной образцы беспримерного героизма моих соотечественников — советских людей.

Гагарин глядел поверх микрофона и говорил, видя внимательные лица своих наставников и друзей. Глядя на лица Титова, Николаева, Поповича, Быковского — всех тех, кто был, как и он, готов к первому полету, Гагарин подумал: «У них только один путь — вверх!» Космонавт с любовью окинул взглядом ракету, в которой, он знал, было свыше трехсот тысяч деталей.

— Мне хочется посвятить этот первый космический полет людям коммунизма — общества, в которое уже вступает наш советский народ и в которое, я уверен, вступят все люди на земле.

Главный Конструктор украдкой поглядел на часы. Гагарин понял: пора закругляться.

— До старта остаются считанные минуты, — сказал он. — Я говорю вам, дорогие друзья, до свидания, как всегда говорят люди друг другу, отправляясь в далекий путь…

И, уже находясь на железной площадке перед входом в кабину, прощаясь с людьми, остающимися на Земле, он приветственно поднял обе руки:

— До скорой встречи! — Эта минута была для космонавта минутой величайшей внутренней собранности. Но ни в одном жесте, ни в одном слове его не проглядывала тревога. Он улыбался.

А люди, остающиеся на Земле, были взволнованы, как никогда. Начиналось беспримерное, неизведанное…

Сильный голос через репродукторы приказал людям уйти с площадки в укрытия.

Юрий спокойно вошел в кабину. Его усадили в кресло, бесшумно захлопнули люк. Космонавта окружали тысячи километров тончайших проводов и кабелей, некоторые из них были прикреплены к его телу. Эти новые вены и артерии обеспечивали подачу электроэнергии, тепла, воды, воздуха, обогревали, охлаждали, защищали от радиации. Его организм включился в электронные и механические системы корабля и должен был четко взаимодействовать с ними.

Человек остался наедине с приборами, освещенными уже не дневным, солнечным светом, а искусственным. Ему было слышно все, что делалось за бортом корабля. Шла заключительная проверка. Он слышал короткие доклады о готовности к полету от контролеров всех систем. Как живые, замерли тысячи красных лампочек. Достаточно вспыхнуть одной: подать сигнал опасности, и полет отложат. Все предусмотрели конструкторы. В случае аварии еще до взлета он мог катапультироваться. С внешним миром он мог поддерживать связь только по радио. Позывной Земли был красивый и звучный: «Заря». Лента магнитофона сохранила для истории космонавтики запись переговоров с «Зарей» на старте, во время последних приготовлений «Востока» к полету:

— Как слышите меня? — спросил Гагарин.

«Заря» ответила:

— Слышу хорошо.

В огромном оркестре затихали звуки настройки.

Вскоре «Заря»