Особое задание - Юрий Колесников

Войдя к себе во двор, Евгений поздоровался со сторожем размещенного здесь склада горторга. Со стариком у юноши сложились хорошие отношения. Он угощал его папиросами, а тот рассказывал разные истории из далекого прошлого. Вот и сейчас Евгений предложил ему «Казбек». Закурили.

Затягиваясь московской папироской, старик закашлялся, а потом хрипловато сказал:

— Помнишь, Женя, какая луна-то взошла намедни?

Алексеев признался, что только сейчас вспоминал ее.

— Вот такая же была и в четырнадцатом. Большая и красная, будто кровью облитая. А на утро урядник забил в барабан: война! И пошла беда по земле! Пошла смерть косить народ… Как сейчас помню, такая точно… Прошло-то уже никак более четверти века… Ох, Женя, бежит же время… бежит и нас не спрашивает!..

Гавкнула лежавшая у него в ногах лохматая собака. С улицы послышались слова популярной песни: «Любимый город может спать спокойно…» Веселая компания возвращалась из «Казенного сада», так болградцы по старинке называли большой сад, раскинувшийся вдоль озера Ялпуг. Знатоки уверяли, будто в саду сохранился дуб, на стволе которого ссыльный Пушкин ножичком вырезал какое-то острое двустишие.

Прислушиваясь к пению удалявшейся компании и все отчетливее доносившемуся с озера кваканью лягушек, Евгений молча курил и предавался радостным раздумьям: «Хорошо! Скоро Москва, учеба… Какая все же необычная жизнь в Советском Союзе! Желаешь работать? Пожалуйста! Учиться? Все двери открыты! А ведь еще два года назад… Хотел быть летчиком, даже уже учился в авиационном училище. Носил пышную форму с королевской кокардой и аксельбантом. Вдруг исключили! Почему? Бессарабцы, видите ли, ненадежный народ… все поглядывают за Днестр! Поступил на работу в гараж «Леонида», но и тут долго не задержался: попал в бухарестскую полицию, колотили до полусмерти, угрожали расстрелом за распространение большевистской литературы. Пришлось познакомиться и с сигуранцей,[2] побывать в карцерах «Вэкэрешть»[3] А теперь?.. Года еще нет, как пришла Красная Армия, а сколько хорошего, радостного появилось в жизни!»

В соседнем дворе пискляво прокукарекал молодой петушок. Евгений оставил сторожу несколько папирос и вошел в дом. Наскоро поужинав, он лег и с мыслями о предстоящем матче быстро заснул. Разбудил его не звонок будильника, поставленного на шесть часов, а стук в дверь. Спросонья посмотрел на часы и удивился: без десяти четыре! Дверь снова затряслась от ударов. Евгений недовольно поморщился: «Наверное, Цолев приперся в такую рань, побоялся, что я сам не встану». Но что это? Будто стреляют из пулеметов?! И грохот моторов! В эту секунду дом тряхнуло так, что зазвенели стекла, ходуном заходила посуда в буфете, дверки шкафа распахнулись. Со двора донесся истошный крик соседки мадам Коган.

— Землетрясение! Спасайтесь, землетрясение!..

Действительно, землетрясения здесь случались. Полгода назад были такие же толчки. Кое у кого повалились дымоходы, в стенах появились трещины. А на Алексеевых большое горе свалилось: рухнула стена и задавила деда. В городке было еще несколько жертв. И теперь сонные испуганные люди выбегали во дворы, на улицы, дети плакали, с лаем носились собаки…

— Землетрясение! Не стойте у стены, я говорю, — кричала мадам Коган.

Евгений выбежал во двор. «Кажется, где-то летят самолеты. И стрельба будто в небе», — подумал он и прислушался. Земля снова задрожала.

Бледная, как полотно, мадам Коган стояла в накинутом поверх нижней рубашки одеяле. Мать Евгения, выбежавшая в одной сорочке, тряслась как в лихорадке. Никто не мог понять, что произошло. Только Смилянного, начальника пожарной команды, внезапная суматоха не смутила, хотя и он выскочил во двор в нижнем белье. И когда мадам Коган снова запричитала, он невозмутимо произнес:

— Ерунда!.. Это же обыкновенный гром!

— Нет, вы слышите? Гром! — возмутилась мадам Коган. — Ничего себе «гром», если с моего окна упал горшок с цветами!.. Ну, вы еще видели когда-нибудь такого человека? Горшок на кусочки, а он «гром»!

— Это вы сами с перепугу разбили горшок да, поди, не с цветами, а тот, что под кровать ставят…

Мадам Коган возмущенно пожала плечами. «Ну его, этого соседа! Известный спорщик. Если заупрямится, то и на белое скажет — черное. К тому же обидчив и заносчив, да и… в общем лучше от него держаться подальше». Мадам Коган сразу так и сказала, когда Смилянный поселился в доме: «Наш начальник важничает! Ай, ай! На всех как с каланчи смотрит. Нет, вы на него только посмотрите, будто он в помощниках Стаханова ходит! А?»

Низко с ревом пронесся двухмоторный самолет.

— Немецкий! «Хейнкель!»… — крикнул Евгений.

Смилянный принял начальнический вид.

— Послушайте… бывший авиатор «аэропланного флота его величества», — презрительно сказал он, — не паникуйте!.. За такие штуки у нас привлекают…

Договорить он не успел. Над самым двором пролетел еще один самолет. Теперь уже все увидели на фюзеляже и под крыльями черные кресты, а на хвосте свастику. От самолета потянулись к земле две огненные нити. Евгений толкнул за угол дома мать и соседку.

— Он же стреляет! Прячьтесь!..

Самолет скрылся. Мать и мадам Коган бросились к погребу. Один Смилянный оставался спокойным.

— Молодой человек, я говорю серьезно. Вы распространяете провокационные слухи! Это вам не пройдет так просто! Я позвоню вашему начальнику…

Напрасно Евгений пытался доказать, что самолеты немецкие, что стреляли трассирующими пулями…

— Не ерундите, молодой человек, — произнес он глухо, — это просто маневры! Понятно? Наши сами могли нарисовать на самолетах кресты, чтобы изобразить неприятеля. Советую в другой раз не паниковать. Иначе… Понимаете?

Евгений недоуменно пожал плечами и замолчал: «Может быть, так и есть!» Стало тихо. Из приоткрытых дверей погреба выглянула мадам Коган. Новое объяснение показалось ей более правдоподобным. Да и зачем вступать в пререкания с самоуверенным соседом. Как никак он все же начальник городской пожарной команды! С ним считаются!.. А у мадам Коган при румынах был небольшой магазин писчебумажных товаров. Поэтому мадам Коган заискивающе сказала:

— А ведь наш начальник прав. Это-таки скорее маневры!..

Она вышла из погреба и, сделав несколько шагов, вскрикнула.

— Ой, что это? Посмотрите, наш сторож!..

Все оглянулись. Неподалеку от ящиков в луже крови лежал старик. Кто-то крикнул: «Дайте воды, полотенце!»

Евгений нырнул в дыру забора; в соседнем дворе жил военный врач.

Вокруг старика собрались все жильцы. Смилянный стоял с потускневшим лицом и молчал. Мадам Коган не выдержала:

— Ну, товарищ начальник! Что вы на это скажете?

Вместо ответа он побежал в дом, придерживая рукой кальсоны.

— Что ты стоишь, как столб! Дай мой свисток! — крикнул он жене.

Вернулся Евгений один:

— Врач уехал на границу. Там уже идет бой…

Мадам Коган поняла это по-своему.

— Тоже мне маневры!.. И кому они нужны? Чтобы людей убивать! Вот вам и советская власть!.. Маневры какие-то придумала…

— Это не маневры! — огрызнулся Евгений.

— Так что же это? Войн-а-а? — взвизгнула мадам Коган.

— Не знаю… Но это не землетрясение, не гром и не маневры… Понимаете? На границе есть убитые и раненые. А сторожу нужно срочно сделать перевязку и везти в больницу!

Мадам Коган вздохнула и потрусила снова к погребу. С порога она крикнула:

— Перевязку? Ему она поможет, как компресс утопленнику. Он уже давно не дышит. Прячьтесь лучше в погреб! Говорят, когда стреляют, там не так опасно…

Евгений с жалостью посмотрел на старика и в полной растерянности побежал на работу. На улице встретил друзей по команде. Они шли, перекинув через плечи футбольные бутсы.

— Слушай, что происходит? — спросил Валентин Каракулаков.

— Точно не знаю, — ответил Евгений, — летали немецкие самолеты. У нас во дворе убит сторож. Бегу на службу, там узнаю…

— А как же матч? Едем в Измаил или нет?

— Не знаю. Идите в райком, там скажут…

Над вокзалом поднялось черное облако. Изредка откуда-то доносились глухие взрывы, но встревоженные горожане все же тянулись с корзинами на базар. Ведь день был воскресный, и в этот день в Болграде всегда бывал большой привоз. Может быть, и в самом деле это военные учения!

В городском отделе Наркомата внутренних дел Евгений застал только дежурного. Начальник горотдела Студенцов со всеми сотрудниками выехал по тревоге на границу. Вскоре оттуда вернулся один из сотрудников. И он, и шофер были уже с противогазами и винтовками. Он сказал, что с той стороны атаковали государственную границу на всем протяжении Дуная и Прута…

— Кое-где пытались переправиться на этот берег, но им дали прикурить… — заметил шофер. — Есть, правда, и у нас потери…