В первом эшелоне - Александр Данилович Щербаков

Тут же состоялось первое знакомство. В штабе собрались член Военного совета армии Филипп Павлович Лучко, начальник штаба Иван Семенович Глебов, его заместитель Николай Михайлович Горбин, начальник политотдела армии Николай Антонович Радецкий, начальники служб.

— Послушаем обстановку. Кто доложит? — Батов присматривался к штабным офицерам, старался сразу же определить слаженность штаба, его военную грамотность.

Докладывали начальник разведывательного отдела И. К. Никитин, начальник оперативного отдела Ф. Э. Липис, начальник войск связи А. И. Борисов, черту подвел Глебов.

— Да, — резюмировал Батов, — стало быть, в армии всего четыре танка… Тогда и называть ее правильнее четырехтанковой, а не 4-й танковой. С такой броневой мощью не разгонишься… Подполковник, — обратился он к Липису, — что предлагаете предпринять в нынешней обстановке, исходя из более чем скромных возможностей армии?

Тот изложил суть нескольких частных, но активных боевых операций, целью которых ставилось расширение плацдармов на Дону для улучшения позиций стрелковых дивизий.

— Что ж, вижу, штаб работает. Это важно и для нынешнего дня, и для будущего. Скоро, по всей вероятности, получим новую задачу.

И вдруг сменил тему:

— Слыхал, армия формировалась в Ярославской области. Приятно слышать — я ведь сам ярославский, рыбинский. Так что на мне, можно сказать, двойная ответственность за ее успех. А коль так, на двойной спрос право имею… Пока все. После обеда едем в войска.

При Крюченкине сложилась традиция — обедали вместе командарм, член Военного совета, начальник штаба, начальник политотдела. Если позволяла обстановка, любили обставлять все по-домашнему, чтоб скатерть на столе, супница с крышкой, столовые приборы. Батову понравились и традиция, и обед. В разговоре вдруг задал неожиданный вопрос:

— Суточные щи настоящие повар сумеет сварить?

Присутствующие переглянулись:

— Наверное…

— Закажите, пожалуйста…

Эпизод со щами запомнился. Запомнился, видно, потому, что подобные эпизоды как-то скрашивают суровую фронтовую жизнь и хранятся — конечно, не в документах — в рассказах, ценность которых порою не меньше ценности иного документа.

Щи варили несколько раз. Батов пробовал и отзывался одинаково:

— Вкусные, ничего не скажу… Но… не то…

И рассказал наконец быль.

— В гражданскую войну пришлось мне однажды проехать в санях километров тридцать. Мороз злой-презлой, а я в шинельке и в сапожках. Окоченел — вот-вот дышать перестану. А тут деревня. Зашли мы в хату, вот там и покормили меня суточными щами. В жизни больше таких не едал… А отведал бы с удовольствием!

Все оживились.

— Теперь все понятно, — Глебов вытянул руку с ложкой вперед, как привык вытягивать с карандашом у карты. — Вы же наверняка тогда голодали, да от стужи желудок к ребрам примерз — вот те щи и показались вам царским блюдом…

Батов кивнул головой:

— Верно. И все же, знаете, хочется иногда еще раз испытать какое-то сильное ощущение, что-то из молодости вернуть… Может, смешно покажется — я те щи даже в Испании вспоминал, когда тоска по России одолевала… А повару, пожалуйста, передайте, что у меня к нему ни малейших претензий…

…По дороге на передовую командарм расспрашивал майора Горбина о боевом пути армии, интересовался причинами неудач летом сорок второго года, выводами, которые сделал штаб из летней кампании, велики ли с тех пор перемены. И тут же вдруг попросил его охарактеризовать пообстоятельней командиров дивизий.

— Я же, товарищ генерал-лейтенант, не офицер по кадрам, а заместитель начальника штаба, — посчитал нужным уточнить майор.

Батов тотчас возразил:

— Тем более, заместителю начальника штаба армии командиров дивизий надо знать как самого себя. Планировать операции, плохо зная исполнителей, — дело не очень надежное. Согласитесь, пограничник! (Горбин служил перед войной в пограничных войсках и, как большинство пограничников, оказавшись волею судьбы в общевойсковой армии, не снимал зеленую фуражку, а командарм так и звал его до конца войны пограничником.)

Чем пристальнее Горбин наблюдал за командармом, тем больше убеждался: Батов сразу ищет суть, хочет как можно быстрее уяснить для себя главное — с кем ему предстоит вести армию в бой, насколько совпадают его и их взгляды по основным, принципиальным вопросам, как они смотрят на обязанности и ответственность тех, кто управляет на войне людьми и отвечает за главное: за победный ее исход.

Горбина подкупала в командарме естественная, ненаигранная простота, с которой он подходил к людям. Создавалось впечатление, что он давно и близко знаком с ними и безошибочно знает, как вовлечь их в разговор, как настроить на нужную тему. Вопросы и командирам, и солдатам задавал только по существу и так, чтобы расположить к беседе: «Как оборудованы артиллерийские позиции?», «Как кормите солдат?», «Какие проведены инженерные работы и высоко ли их качество?», «Сколько пулеметов косоприцельного огня? А фланкирующего?..»

На переднем крае — все-таки лучше посмотреть самому — долго не отходил от пулеметчика.

— Письма, пищу, махорку своевременно получаете?

— Так точно!

— А домой часто пишете?

— С бумагой плоховато, товарищ генерал…

— Насчет бумаги позабочусь!.. А как с боеприпасами?

— Запас, как полагается, держим!

— Пулемет не подведет?

— Никак нет!

Потом ко всем стоящим поблизости:

— Пишите родным чаще, иначе они будут на вас обижаться… А бумаги мы вам дадим… Найдем бумагу!

Ходили-лазали до вечера. Вечером в блиндаже штаба 4-й гвардейской дивизии генерала Г. П. Лиленкова командарм устало опустился на лавку, прислушался к чему-то.

— В сапогах-то хруст сплошной от песка… Надо переобуться, пока до волдырей дело не дошло.

…Он остался доволен дивизиями. Отметил грамотное построение в обороне, умение командиров выкроить время и поучить бойцов тому новому, что подсказано войной, старание изобретательно и настойчиво вести разведку, чтобы не упустить изменений у противника, отметил заботу о солдатах. Командиры дивизий — Федор Александрович Прохоров, Виктор Сергеевич Глебов, Серафим Петрович Меркулов, Георгий Павлович Лиленков, судя по первому, но отнюдь не беглому впечатлению, — опытны, надежны. Сильный комдив — значит, крепкая дивизия; а из крепких дивизий складывается боеспособная армия.

А тут еще нежданная радость — встреча с полковником Меркуловым. Кажется, совсем недавно это было: Павел Иванович Батов возглавлял полковую школу, где учился крестьянский паренек Серафим Меркулов. Нравились в нем начальнику школы упорство, любознательность и та самоотверженность, с которой он готовил себя к суровой военной жизни. В сороковом году они встретились на Карельском перешейке. Батов — командир корпуса, Меркулов — командир полка. Генерал убедился тогда, что недаром верил в целеустремленного, прилежного курсанта. И теперь у Меркулова дивизия — одна из лучших в армии. Не удержался командарм — обнял его.

— Рад, очень рад, что снова вместе будем воевать! Держишься, вижу, молодцом. От седины на висках не спасся, ну да боевому комдиву седина не страшна… Показывай свое хозяйство…

…Вернулись в Озерки и в штабе долго еще обменивались впечатлениями, мыслями. Командарм настоятельно советовал готовить людей