За полвека до Бородина - Вольдемар Балязин

2

В марте 1813 года в прибавлении к нумеру 20‑му газеты «Санкт — Петербургские ведомости» было помещено следующее сообщение из Главной квартиры: «Генерал граф Витгенштейн доносит, что победоносные знамена его императорского величества развеваются уже в Берлине. Генерал–адъютант Чернышев занял сию столицу 20 февраля в 6 часов поутру, а авангард под командою генерал–майора князя Репнина вступил вслед за сим отрядом… В заключение генерал граф Витгенштейн рапортует, что 26‑го числа прибудет с корпусом своим в Берлин для занятия там квартир…»

Граф Петр Христианович Витгенштейн, оказавшись главноначальствующим над российскими войсками в Берлине, среди множества неотложных дел счел обязательным для себя и рандеву с сочинителем театральных драм и романов Августом Фридрихом фон Коцебу, пожаловавшим в столицу Пруссии тотчас же вслед за корпусным обозом его сиятельства.

Август Фридрих был не каким–нибудь там заурядным партикулярным писакой, но по поручению самого государя Александра Павловича с начала войны редактировал выходящий в Главной квартире полуофициозный журнал — «Русско–немецкий народный листок». К тому же фон Коцебу довольно долго служил в России и с младых ногтей своих ненавидел революцию и особенно ее самое ужасное исчадие — корсиканца Буонапарте.

Петр Христианович Витгенштейн, хотя и носил на самом деле имя Людвиг Адольф, почитал себя прирожденным русаком и любил в разговоре вперемешку с солеными, чисто российскими словечками вскользь упомянуть, что сами они из Переславля — Залесского и потому, к примеру, Александра Ярославича Невского числят у себя в шабрах.

Для щелкоперов из фатерланда, запятнавших себя служением узурпатору, он был и немецким владетельным графом цу Сайн — Витгенштейн-Людвигсбург, и российской императорской армии полным генералом.

А кем ему следовало быть перед Коцебу? Они оба служили одному государю, оба исповедовали одну религию — монархизм и пришли в Берлин одной и той же дорогой — дорогой победы.

И потому Петр Христианович ласково и сердечно принял Августа Фридриха и легко добился от него того, чего и желал — согласия написать еще одну книгу, биографию нового Фемистокла — Светлейшего князя и генерал–фельдмаршала Голенищева — Кутузова-Смоленского.

Через несколько дней в город Калиш, в Главную квартиру к Кутузову, фельдъегерь доставил от Витгенштейна очередную почту. С нею привез он и письмо Коцебу.

Коцебу благодарил за сделанное ему лестное поручение и не без кокетства спрашивал Кутузова: помнит ли его он сам? Достоин ли он, Коцебу, столь почетной задачи?

12 марта Михаил Илларионович отправил Коцебу такое письмо:

«Могу заверить вас, милостивый государь, что я прочел ваше письмо с живейшим интересом, но должен упрекнуть вас, если вы считаете, что способен забыть вас. Напротив, ни одна из ваших работ не ускользнула от меня, а одна из книг, которые прославили ваше перо во всех областях литературы, именно один из романов, действие которого происходит в Ливонии, настолько заинтересовал меня, что я даже не спал ночами, чтобы закончить его чтение».

На самом же деле сочинитель был настолько же бездарен, насколько и плодовит. Коцебу написал сотни пьес, романов, повестей и рассказов, среди коих значился и роман исторический — «Свидригайло, великий князь Литовский», действие какового происходило и в Ливонии, ибо его герой был верным подручником ливонских рыцарей и тем мил был сердцу фон Коцебу, имевшему в тех землях небольшое поместье.

Михаила Ларионович всегда был отменно учтив и, наверное, потому, что дотоле никогда не получал подобных писем — а предложение, согласитесь, было лестно даже и для светлейшего князя, — далее отвечал своему корреспонденту следующим образом: «Присоединясь к мнению публики, 'отдающей вам должное, я буду лишь приветствовать выбор графа Витгенштейна, который избрал ваше перо, чтобы противопоставить лжи, которую изволят распространять французы, истину фактов и столь характеризующую вас энергию. Чтобы ввести вас в курс событий в их совокупности, я отдал приказ армейскому корреспонденту господину Данилевскому, прекрасно владеющему немецким и французским языками, регулярно еженедельно пересылать вам копию «Журнала военных действий», посылаемого в С. — Петербург.

Что же касается биографии, то должен вам сказать, милостивый государь, что моя скромность постоянно препятствовала мне подумать о своей, поскольку я никогда не ожидал какой–либо степени известности. Тем не менее, чтобы удовлетворить вашу настойчивость, я попытаюсь собрать воедино кое–какие материалы, ускользнувшие из моей памяти, и не премину переслать их вам, уверенный, что русский Плутарх, желая обессмертить деяния моих соотечественников, обессмертит и себя в этом новом роде своей деятельности.

Остаюсь с чувством самого искреннего уважения, милостивый государь, ваш покорнейший слуга.

Князь Голенищев — Кутузов».

Не следует преувеличивать: восторженные выражения Кутузова по отношению к Коцебу — это не более чем учтивость хорошо воспитанного светского человека. Здесь более важно другое — биография не нужна Кутузову для возвеличивания или увековечивания его личности, она полезна, «чтобы противопоставить лжи, которую изволят распространять французы, истину фактов». И еще: собственную биографию Кутузов видел только в контексте «деяний моих соотечественников».

Много интересного стоит за этим письмом, на множество раздумий наводит оно. И прежде всего на то, как далеко зашло исполнение приказа, который, судя по тексту письма, фельдмаршал уже отдал «армейскому корреспонденту господину Михайловскому — Данилевскому»? К сожалению, мы не можем ответить на этот вопрос точно, потому что в бумагах А. И. Михайловского — Данилевского нет никаких документов, которые смогли пролить хоть какой–нибудь свет на эту проблему.

Известно только, что Август Коцебу не стал биографом Кутузова, хотя, вероятно, и мог бы им стать, проживи Михаил Илларионович немного подольше. Однако старый фельдмаршал после этого письма прожил всего лишь чуть более месяца, и даже такой борзописец, как Коцебу, за столь малый срок ничего не а потом почему–то охладел к этой идее.

Отступление 1

Одним из первых биографов Кутузова, да и вообще одним из первых историков Двенадцатого года, стал тот самый «армейский корреспондент», которому был отдан приказ помогать Коцебу, подбирая и отсылая к нему документы. Александр Иванович Михайловский — Данилевский — двадцатидвухлетний адъютант Светлейшего — еще за год перед тем был сугубо статским человеком и служил по министерству финансов.

Однако ж военная труба позвала его, и он вступил в Санкт — Петербургское ополчение, «начальником коего по доверенности столичного дворянства» был единогласно избран Михаила Ларионович.

Михайловский — Данилевский в юности окончил петербургскую немецкую «Петершуле», затем — Геттин–генский университет и, находясь в Главной квартире, вел «Журнал военных действий». (Кстати, и сообщения в «Санкт — Петербургских ведомостях» о событиях в армии заимствовались чаще всего из того же журнала.)

На второй год, как война окончилась, Александр Иванович начал публиковать свои воспоминания о войне и за свою жизнь — а умер он в 1848 году сенатором, генерал–лейтенантом и членом Российской Академии наук — выпустил в свет более семидесяти статей, брошюр и книг мемуарного характера. Разумеется, звание академика Михайловский — Данилевский получил не за воспоминания: из–под его пера вышло семь томов исследований о войнах первой четверти XIX века да, кроме того, он был редактором множества разных изданий.

(В реконструкции биографии Кутузова определенное значение имеют и эти материалы.)

Однако всего не знал и Михайловский — Данилевский, Нужны были усилия многих десятков людей, чтобы биография Кутузова предстала перед нами в том виде, в каком мы представляем ее теперь.

И даже сегодня она все еще не бесспорна и имеет много белых пятен, но все же немало уже сделано, и попробуем вслед за другими кое–что восстановить, если уж не документально точно и не скрупулезно, то все же с тем приближением к правде, какая сегодня возможна.

3

Письмо Коцебу застало Кутузова в старинном польском городке Калиш. Главная квартира стояла здесь уже месяц. Почти все это время фельдмаршал недомогал и писал жене и дочерям о кашле, о коликах, об общем нездоровье. Ему шел шестьдесят восьмой год. За свою долгую и нелегкую солдатскую жизнь он был несколько раз ранен и только что проделал зимний поход в две тысячи верст.

Здесь, в Калише, он наконец жил в комфорте, тепле и уюте, под присмотром врачей.