По дороге в Азии. Путевые заметки - Светлана Сысоева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пришлось уехать, как обычно, сорвавшись, покидав вещи в рюкзак. Сижу в Макассаре, доделываю рабочие хвосты. Один материал дописать надо, второй, третий. Комната маленькая, на улице до +40С доходит, с едой так себе. Она есть, но невкусная. Работать, правда, можно. А на Бали нельзя. На Бали можно бусы покупать, гулять по пляжу и фотоаппаратом забавляться. Можно вести задушевные беседы с внезапно появившимися друзьями, можно на машине в центр острова уехать и на зеленые рисовые террасы смотреть. Можно просто по улицам ходить и наблюдать, как туристы приезжают на Бали за любовью. Расправляют плечи, покупают платья яркие, модные шляпы и украшения. Садятся на скутер и вспоминают, что когда-то были лихими ковбоями или красавицами знойными, но пришлось все это в долгий ящик убрать, смешаться с толпой и жить по чужим законам.
PS. Если бы люди вместо того, чтобы обсуждать чужую жизнь, строили свою, им не надо было обсуждать чужую, потому что у них своя была бы в разы интереснее.
МАЛЕНЬКАЯ МАМА
Джим на Бали живет. Я у них иногда комнату снимаю. Джим китаец, но с американским гражданством – в пятьдесят каком-то году его семья эмигрировала. Джим в Америке жил, бизнесом занимался, потом на Бали переехал.
Давным-давно, когда Джиму только год исполнился, одной китайской семье он так приглянулся, что они решили мальчика усыновить. У Джима родители свои были, но процессу усыновления это не помешало. Провели церемонию, объявили всенародно, и стал Джим обладателем второй мамы и второго папы.
Скоро сказка сказывается, но не скоро дело делается. Второй папа умер через некоторое время, умер смертью насильственной, тогда в Китае неспокойно было. А служил он главой артели конных перевозчиков. Большой человек – перевозчики транспорт собой заменяли на огромной территории, в горах между провинциями Сычуань и Юньнань. До своей смерти успел второй папа объявить Джима приемником; перевозчики отпечаток пальца ставили на бумаге и клялись на верность.
После смерти мужа вторая мама к коммунистам присоединилась. Истории слагали, как она против японцев сражалась. Большим мастером кунг-фу была. Имя ей дали «смеющееся лицо», потому что улыбалась всегда. Потом она бросила все и уехала на ранчо далеко в горах. На ранчо прожила, не выезжая, пятьдесят три года. Удочерила двух девочек, те выросли, внуков родили. Семья животноводством занималась: яки, лошади, овцы.
Джиму родная мама наказала вторую маму найти. Только никто не знал, где она живет, сколько ей лет и как ее зовут по документам – только традиционное имя, она из малой народности «наси». Знали ориентиры: провинцию и направление. Больше информации не было.
Джим решил вторую маму – маленькую маму, как он ее называет – найти во что бы то ни стало. Собрал рюкзак, купил билет до Бангкока, из Бангкока долетел до города Куньмин, на поезде приехал в городок Лиджа. И начал искать.
Купил две карты туристические, открыл одну. На карте место: Tiger Living Gorge. Джим вспомнил: первая мама говорила, что ко второй маме надо ехать от Tiger Living Gorge вдоль реки Golden Sun до ее устья, оттуда до другой реки и дальше через горы. Дороги нет, только местные тропу через расщелину в горе знают.
Так Джим добрался до Ниу, маленькой деревушки. Начал народ спрашивать, где живет старая женщина, которая много лет назад усыновила маленького мальчика. Может, остался кто в деревне из стариков, из перевозчиков или из военных. Нашли перевозчика, но «молодого», лет шестидесяти пяти, как раз как Джим. Тот спросил, кого Джим ищет. Джим рассказал историю про усыновление, а перевозчик вдруг произнес: «Так ты тот мальчик!»
Оказалось, что живет старая женщина на ранчо, до нее день пути на лошадях. Ехать никто не хотел, вернее, согласились сначала, потом отказались, потом согласились снова, когда Джим пообещал двух лошадей в оплату за услуги. Поехали. Выехали в жару, через два часа шторм, а у Джима из одежды три футболки и дождевик. Сказал, что мерз страшно, но думал только о том, что маленькую маму свою найдет.
Доехали. Зашли в дом, там старая женщина, седая. Говорит им что-то, а понять Джим не может. Переводчика нашли, Джим только начал: «Мы ищем…» – «Вы нашли ее», – сказала женщина и заплакала.
Не будем сказку деталями перегружать. Живут в тех краях большие мистики. Священная гора, духи разные – люди с ними разговаривают, договариваются, помощи просят. Джиму потом сказали, что маленькая мама ждала его. Четыре дня молилась, чтобы погода хорошая была. Джим хотел подольше задержаться, но она сказала: «Ты сейчас поезжай». Джим уехал, и непогода свое взяла. «Я знаю, сюда приезжать очень дорого, – сказала Джиму маленькая мама. – Но ты навещай меня хотя бы раз в год».
У Джима план приезжать каждые полгода на два месяца. Потому что балийский период в его жизни закончился, вернее, не такой значимый стал. Теперь Джима прародина ждет, он к ней принадлежит и даже успел завоевать уважение. Местные на лошадях ездить в гору или с горы не умеют. Под уздцы ведут. А Джим умеет. Теперь про него истории рассказывают: «Вы видели, как он ловко на лошади». Джим говорит, что его маленькая мама, наверное, в такие моменты улыбается и говорит: «Это мой сын».
WARUNG BAMBOO
Уныние – человеческая производная. Нас в нем воспитывали, вкладывали его, передавали из поколения в поколение, как будто это ценность, как будто без него нельзя.
На самом деле нет в унынии необходимости, оно человеку несвойственно, с него легко переключиться, а постепенно и совсем забыть.
Каждый раз, когда в Warung Bamboo прихожу, думаю: какая я счастливая. Сижу на втором этаже на веранде, еда хорошая, тепло, планов много и улыбаться хочется.
Выберите момент счастливый, запомните или вспомните его и, как только уныние подкрадывается – бабах! – вызывайте картинку из памяти, цепляйтесь за нее, оглядитесь вокруг, выберите счастливое и как бусины нанизывайте одно к другому, получается такая цепочка счастья и с каждым разом вы легче «нет» говорите унынию, на лице появляется улыбка, а в голове мысль – какой я счастливый и как же хорошо жить на свете.
«DENPASAR»
Я улетала в дождь, я опоздала в аэропорт, мальчик на регистрации – табличка «closed» – улыбался, движения тонких рук плавные, на моем рюкзаке бумажная бирка «Denpasar», я бегу по длинному коридору к самолету…
Lima puluh lima, распорядитель такси признает за свою, я еду по вечерней Куте, тщетно пытаясь вспомнить, в какой раз я приезжаю на Бали. В седьмой, сто двадцать третий или может тысяча сто одиннадцатый.
В комнате белые стены и пахнет краской. Я передвигаю кровать, затем еще раз, бегаю в тапочках по холодной плитке, вода холодная тоже, холодный воздух из кондиционера, холодные порывы ветра, волны на море под полтора метра, дождь, ливень, капли бьют с размаха в окно, я закутываюсь в спальник и пытаюсь закрыть глаза.
Вайан из магазина соломенных сумок заходит издалека: туристы, русские, по-английски не говорят. Байк арендовали, поехали ужинать, байк растворился в темноте навсегда. «Вы говорите по-английски, – осторожно продолжает Вайан, – может быть переведете. Там страховка, договор, надо платить триста долларов. Они по-английски не говорят, не понимают».
Вайан хороший знакомый, но я на стороне русских. Юлю и уворачиваюсь, начинаю извиняться заранее, что помочь не смогу, скорее всего. «Перевести нужно, – повторяет Вайан и смотрит в глаза, – ты почти уже наша, ты сколько на Бали – год?»
В магазин приходит турист, молодой человек лет двадцати восьми. Яркие штаны до колена, небрит, озадачен. Вчера карту кредитную здесь оставил. В голосе бойцовские нотки, парень готов к драке, делает шаг вперед. За прилавком две девочки и мальчик, мальчик достает карту, протягивает туристу, тот долго роется в кошельке, сует мальчику три скомканные бумажки. Три тысячи рупий, тридцать центов.
Я год на Бали, я смотрю на бумажки, мне стыдно. Мальчик разжимает пальцы, деньги падают на прилавок. Мне стыдно; я хочу извиниться за того, к чьему племени все еще принадлежу. Потому что я и там, и там, я и за тех, и за других, я хочу, чтобы все были счастливы – и Вайан, и мальчик, и даже турист. Я оплачиваю покупку и думаю, какой должна быть благодарность? Вспоминаю Вайана. Иду по длинному переулку в его магазин, говорю: «Вайан, завтра если поедем, днем поедем. Днем, не утром».
ПРО СВОБОДУ
Мы с моим почти другом Бени разговаривали про свободу, сидя у него магазине бус. Он сказал, что в Индонезии свободы много, а в Америке ее нет. В Индонезии можно делать, что хочешь, и поэтому ты свободен. Можно мусор кидать где попало, а можно Феррари не иметь и не хотеть даже. Даже по бусам свобода в Индонезии есть. Можно купить бусину антикварную, а можно вместо нее бусину современную. Не разберешь, какая антикварная, какая нет, но и та, и другая будет стоить либо десять тысяч рупий, либо сто тысяч. И твоя свобода в том, покупать или нет, и брать за эти деньги ту или другую.