Булгаков М.А. 100 и 1 цитата - Коллектив авторов

На Большой Садовой

Стоит дом здоровый.

Живет в доме наш брат —

Организованный пролетариат.

И я затерялся между пролетариатом,

Как какой-нибудь, извините за выражение, атом.

Жаль, некоторых удобств нет,

Например, испорчен ватерклозет.

С умывальником тоже беда:

Днем он сухой, а ночью из него на пол течет вода.

Питаемся понемножку:

Сахарин и картошка.

Свет электрический — странной марки:

То потухнет, а то опять ни с того, ни с сего разгорится ярко.

Теперь, впрочем, уже несколько дней горит подряд,

И пролетариат очень рад.

За левой стеной женский голос выводит «бедная чайка…»,

А за правой играют на балалайке.4

Первые полгода Булгакову и его супруге было чрезвычайно тяжело в «нехорошей квартире» — писателя изматывали постоянные поиски работы, отсутствие денег, голод. Михаил Афанасьевич служил секретарем в ЛИТО Главполитпросвета, заведовал отделом хроники в частной газете «Торгово-промышленный вестник», служил в Научно-техническом комитете Военно-воздушной академии им. Н. Е. Жуковского, даже состоял в бродячем коллективе актеров, однако все это едва ли позволяло сводить концы с концами. Татьяна Николаевна вспоминала, что мирное время в Москве давалось им тяжелее, чем жизнь во время Гражданской войны в Киеве и на Кавказе: не было денег, приходилось голодать по нескольку дней. Вместе со своим знакомым Моисеенко писатель даже пытался спекулировать: они покупали и перепродавали пудру, однако дело не выгорело… К многочисленным проблемам бытового характера вскоре добавилась и личная трагедия: 1 февраля 1922 г. умерла Варвара Михайловна Булгакова, мама писателя. Постоянно нуждающиеся Михаил и Татьяна не смогли поехать на похороны — в доме не было денег.

Идет самый черный период моей жизни. Мы с женой голодаем. Пришлось взять у дядьки немного муки, постного масла и картошки. <…> Обегал всю Москву — нет места. Валенки рассыпались.5

Тем не менее в феврале-марте 1922 г. этот тяжелый период жизни Булгакова в Москве подошел к концу — начинающий писатель получил возможность публиковаться в советской прессе. Летом 1924 г. Булгаковы переехали из 50-й квартиры в 34-ю, а спустя несколько месяцев Михаил Афанасьевич навсегда покинул и дом № 10, и свою первую супругу. Однако если писатель ушел из злосчастной коммуналки, то это вовсе не означало, что «нехорошая квартира» покинула его творческий мир — скорее, наоборот.

Бытовые квартирные неурядицы сопровождали Булгакова на протяжении всей последующей жизни — как в других коммуналках, так и в собственных квартирах. Квартира в доме № 35а на Большой Пироговской улице, где писатель жил с 1927 по 1934 г., в одном из писем была названа им «чертовой ямой»; а квартиру в доме № 3/5 на улице Фурманова (где он жил с 1934 по 1940 г.) литератор мечтал обменять на другое жилье (на четырехкомнатную квартиру в Доме писателей — № 17 в Лаврушинском переулке), о чем сообщал в Союз писателей. Михаила Афанасьевича не устраивало, что у него нет отдельной комнаты для работы и что в доме была исключительная звукопроводимость из квартиры в квартиру. Однако просьба Булгакова о новой квартире не была удовлетворена — возможно, это стало одной из причин, почему Булгаков отправляет Маргариту громить Дом драмлита (Дом писателей считается одним из возможных прототипов Драмлита).

Жизнь в коммунальной квартире № 50, равно как и «вселенская» проблема уплотнения, подарили Михаилу Булгакову множество образов и сюжетов, которые щедро рассыпаны в его произведениях. Так, в повести «Тайному другу» фигурирует соседка Семеновна (торгующая тянучками на рынке и считающая себя настоящим пролетарием) — она нападает на писателя с угрозами за то, что тот жжет по ночам электричество, за которое жильцы платили по одному счетчику. В фельетоне «Площадь на колесах» гражданин Полосухин выдумывает гениальный план преодоления нехватки жилплощади в Москве и устраивается жить в обыкновенном трамвае — сначала ночует в нем, а затем начинает по-настоящему устраивать свое новое жилище: прописывает родственников, отгораживает свою долю, ставит печку. Однако план героя быстро раскусили представители Центральной жилищной комиссии, и вместо Полосухина в трамвае был устроен милицейский участок.

Примечательны и те сочинения Михаила Булгакова, что остались только в фантазии писателя. Так, на просьбу организации «Совкино» написать сценарий комедии Булгаков по телефону продиктовал историю о том, как в одном провинциальном городе сгорел зоопарк и оставшихся зверей расселили по коммунальным квартирам; удав, не выдержав атмосферы в квартире ответственного работника, уполз на третий день… Однако дальше телефонного разговора история развития не получила. Примечательно, что в экранизации известнейшей комедии Булгакова «Иван Васильевич» режиссер Леонид Гайдай изменил оригинальный сюжет и «подарил» героям пьесы отдельные квартиры, в то время как изначально изобретатель Тимофеев и обеспеченный Шпак проживали в одной коммуналке.

Быт коммунальной квартиры № 50 и ее жители были запечатлены Булгаковым в ряде художественных произведений: «№ 13. Дом Эльпит-Рабкоммуна», «Самогонное озеро», «Псалом», «Три вида свинства», «Записки покойника» и др., где Михаил Афанасьевич не только высмеивал человеческие пороки и разруху, но и уничтожал их — «сжигая» знаменитый дом № 10 на Большой Садовой улице. Размышления Булгакова о хаосе коммунальной жизни, заметно извратившем природу человека новой эпохи, отразились в романе «Мастер и Маргарита» и, вероятно, стали одной из известнейших крылатых фраз в отечественной литературе:

…Люди как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было… Человечество любит деньги, из чего бы те ни были сделаны, из кожи ли, из бумаги ли, из бронзы или из золота. Ну, легкомысленны… ну, что ж… и милосердие иногда стучится в их сердца… обыкновенные люди… в общем, напоминают прежних… квартирный вопрос только испортил их…6

ДНЕЙ МИНУВШИХ АНЕКДОТЫ

Ни одно доброе дело не остается ненаказанным.7

Культура исторического и литературного анекдота пришла в Россию в XVIII в. из Западной Европы и за несколько столетий чрезвычайно окрепла. Печатные анекдоты представляют собой интереснейший материал для исследования повседневной жизни, однако важно помнить, что не всякий анекдот мог быть напечатан, а напечатанное не всегда может служить образцом чувства юмора предшественников. В русской литературе анекдоты часто служили источником сюжета для целого произведения или вставной конструкцией внутри него. Этой своеобразной повествовательной формой пользовались А. С. Пушкин, Н. В. Гоголь, Н. С. Лесков, А. П. Чехов, С. Довлатов и другие авторы.

В начале советской эпохи анекдот (особенно политический) оказался в двойственной ситуации. С одной стороны, различные периодические издания (например, «Вечерняя Москва») некоторое время вели колонки с отечественными и зарубежными анекдотами, в 1920-е гг. в свет выходили сборники анекдотов. С другой — анекдоты, задевающие действующую власть, и их распространители могли попасть в поле зрения Главного политического управления. Так, в информационно-аналитической сводке ОГПУ-НКВД нередко упоминались «анекдотисты», чьи рассказы могли восприниматься как пропаганда или агитация, ослабляющие советскую власть. Однако сложно запретить человеку смеяться — возможно, прав был писатель (и современник Булгакова) Виктор Шкловский, заключивший в статье «К теории комического», что появление в России значительного количества советских анекдотов говорит не о враждебном отношении к власти, а о том, что люди смеются над новыми явлениями жизни и противоречиями быта.

Тематика советских анекдотов была обширной. Смеялись над Гражданской войной и Революцией, над евреями, над репрессиями и коммунальным бытом, над милицией и государственным аппаратом, над обычными человеческими слабостями и пороками. Дневник Михаила Булгакова «Под пятой» отразил немало интересных событий начала 1920-х гг., в том числе и анекдотов. Вот, например, весьма примечательный анекдот на еврейскую тему:

Новый анекдот: будто по-китайски «еврей» — «там». Там-там-там-там (на мотив Интернационала) означает «много евреев».8

В дневнике писателя находится масса комментариев, посвященных внутрипартийной борьбе в советской России. Булгаков раз за разом отмечал положение дел председателя Революционного военного совета СССР — Льва Давыдовича Троцкого. Будущий автор «Мастера и Маргариты» умело читал советскую прессу между строк и определял истинный смысл бюллетеней о состоянии здоровья партийного активиста, а также комментировал и организованную травлю троцкизма. Эти события отразились и в анекдотах — Булгаков зафиксировал историю о том, что Троцкий не мог ответить на вопрос о своем самочувствии, пока не прочитает об этом в советских газетах; а также популярный анекдот о том, что в 1925 г. слово «Троцкий» стало писаться «Троий», поскольку «ЦК» выпало.