Дети Дюны - Фрэнк Герберт

Утренние звуки съетча начали вторгаться в его мысли. Люди в пещере начинали пробуждаться. Он почувствовал, как летний ветерок коснулся его щек: люди выходили через дверные отверстия наружу в предрассветную тьму. Ветерок говорил о беспечности точно так же, как он говорил и о времени. Жители пустыни больше не сохраняли режима экономии воды прежних дней. Зачем они должны были это делать, если дождь был увековечен? Если на этой планете были видны облака, если восемь Свободных были затоплены и убиты стремительным потоком воды в вади? До этого происшествия слово «утонул» не существовало в языке Дюны. Но это больше не было Дюной, это был Арракис… и это было утро памятного дня.

Джессика, мать Муад Диба и бабушка этих королевских близнецов, возвращается на нашу планету сегодня. Почему она прекращает навязанную самой себе ссылку именно теперь? Почему она оставляет безмятежность и безопасность Келадана ради опасностей Арракиса?

Были и другие тревожные мысли: догадается ли она о сомнениях Стилгара? Она была колдуньей — Бене Джессерит, прошедшей полный курс обучения Сестер, а теперь еще и Преподобной Матерью. Такие женщины были очень проницательными и в то же время очень опасными. Прикажет ли она ему упасть на свой собственный нож, как это сделали со старым Ульетом, несостоявшимся убийцей Пардота Кайнза?

«Должен ли я ей подчиняться?» — недоумевал он.

И не мог ответить на этот вопрос, хотя теперь он думал о Льете Кайнзе, планетологе, которому первому после отца, Пардота, пришла идея превратить дикую пустыню Дюны в зеленый оазис, каким она и стала. Льет Кайнз был отцом Чани. Если бы не он, не было бы ни идеи, ни Чани, ни королевских близнецов. Звенья этой цепи очень беспокоили Стилгара.

«Как получилось, что мы встретились в этом месте? — спрашивал он самого себя. — Как мы соединились? Зачем? Обязан ли я покончить со всем этим, чтобы поколебать это огромное соединение??

Стилгар все-таки допустил этот ужасный довод внутрь себя. Он мог бы сделать такой выбор, отрицая любовь и семью, чтобы сделать так, как должен сделать наиб в случае, когда принимают беспощадное решение ради благополучия своего племени. Но, с другой стороны, такое убийство представляло собой предательство и жестокость. Убить детей! Однако, они были не просто дети. Они ели меланж, принимали участие в оргиях съетча, исследовали пустыню в поисках песчаного червя и играли в другие игры, в которые играют дети Свободных. И они заседали в Королевском Совете. Дети в таком юном возрасте, однако, были довольно мудры, чтобы заседать в Совете. Возможно, по своей плоти они дети, но у них был богатейший жизненный опыт: они полностью унаследовали генетическую память всех предков. Это было жуткое признание, которое противопоставляло их тетю Алию и их самих всем остальным живым существам.

Много раз по ночам Стилгар ловил себя на том, что в голове у него вертится это отличие. Много раз он пробуждался от кошмаров из-за этих дум, и сюда, в спальню, его привели эти же бесконечные думы. Теперь он всецело сосредоточился на своих сомнениях. Неспособность принять решение была уже сама по себе решением — он это знал. Эти близнецы и их тела пробудились в утробе, зная все воспоминания, которые перешли к ним от их прародителей. Склонность к употреблению меланжа сделала это. Матери — Джессика и Чани тоже употребляли меланж. Леди Джессика родила сына — Муад Диба — до того, как у нее появилась эта привычка. Алия же родилась уже после. В прошлом все было ясно. Бесчисленные поколения лучших селекций генофонда под надзором Бене Джессерит, наконец, воплотилась в Муад Дибе, но это было вне плана. Сестрам ордена не разрешалось употреблять меланж. О, они знали о такой возможности, но боялись этого и называли это Мерзостью. Этот факт вызывал наибольший страх. Мерзость… Должно быть, для такого суждения у них были свои причины. И если они говорили, что Алия была мерзостью — это в равной степени относилось и к близнецам, потому что Чани тоже приобщилась к меланжу: ее тело было пропитано меланжем, и ее гены так или иначе дополняли гены Муад Диба.

Мысли Стилгара находились в беспорядочном движении. Не могло быть сомнений в том, что эти близнецы превзойдут своего отца. Но в чем? Мальчик говорил о способности «быть» его отцом — и доказал это. Даже будучи младенцем, Лито обнаружил воспоминания, о которых должен был знать только Муад Диб. Были ли другие предки, ожидающие своей очереди в широком спектре воспоминаний, предки, чьи цели и привычки создали бессловесную опасность для живых существ?

Мерзость, говорили священные ведьмы Бене Джессерит. Однако, Сестры домогались генофазы этих детей. Ведьмам нужна была сперма и яйцо, но так, чтобы не повредить плоти, которая носила их. Неужели только из-за этого именно сейчас вернулась леди Джессика? Она порвала с Сестрами, чтобы поддерживать своего супруга Герцога, но согласно слухам, она вернулась на путь Бене Джессерит.

«Я мог бы покончить со всеми этими мыслями, — подумал Стилгар. — Как бы все просто тогда было.?

И, однако, он снова поймал себя на мысли, что мог бы совершить свой выбор. Были ли близнецы Муад Диба ответственны за действительность, которая уничтожала мечты других? Нет. Они были лишь как оптические линзы, сквозь которые проходил свет, чтобы открыть новые формы во Вселенной.

Его измученный разум вернулся к изначальной вере Свободных, и он подумал:

«Приходит власть Бога: поэтому старайся не торопить это. Бог должен указать путь, и некоторые свернут с него.?

Это была религия Муад Диба, которая больше всего выводила Стилгара из душевного равновесия. Почему из Муад Диба сделали Бога? Зачем обожествлять человека, который имеет плоть? «Золотой эликсир Жизни» Муад Диба создал бюрократического монстра, который сидел верхом на человеческих деяниях. Правительство и религия объединились, и нарушение закона стало грехом. Запах богохульства распространялся, как дым, если подвергались сомнению какие-либо правительственные указы. Виновные в бунте вызывали адский огонь и фарисейство суда.

Однако, это были люди, создающие эти правительственные указы.

Стилгар угрюмо покачал головой, не обращая внимания на прислугу, прошедшую в Королевскую приемную, чтобы выполнить утренние обязанности.

Он пальцами нащупал нож, висевший у него на поясе, думая о прошлом, которое этот нож символизировал; думая о нем больше, чем тогда, когда он симпатизировал бунтовщикам, чьи неудавшиеся восстания были сокрушены его собственными приказами. В голове у него была полная неразбериха, и он хотел бы знать, как все это вычеркнуть из памяти. Но Вселенную нельзя повернуть назад. Это был огромный инструмент, направленный на серую безжизненную пустоту. Его нож, если бы он принес смерть близнецам, только отразился бы от этой пустоты, сплетая новые сложности, чтобы повториться в человеческой истории, поднимая новые волны хаоса, приглашая человечество испытать новые формы порядка и беспорядка.