Стихотворения - Игорь Караулов

«Он приходил навеселе…»

Он приходил навеселе,Седьмой водой на киселеПокачиваясь, Христа ради.Открытый взгляд — а не войдешь.Да он, видать, и так хорош,При полном, так сказать, параде.При свете звезд оно видней,Что на миру всего красней —На добром молодце рубахаИль эта странная на вид,Что под деревьями сидит,С косою узкою деваха.При свете том о том молчок.В темницу заточен зрачок,Чтоб невзначай не расколоться.Проснулся филин — дева спит,Тьма-тьмущая в глазах стоитНа самой глубине колодца.

«То не черная птица влетела…»

То не черная птица влетелаВ обагренное солнцем окно.Лето красное, мне не смешно,Я тебя откровенно пропела.Надо мною склонилась крапива,Ей вослед изогнулся репей:Нашу чашу до капли испей,Каплей в море останься красиво…Я останусь, хоть гиблое дело,Хоть вердикт откровенно суров,Хоть из басни не выбросить слов,Хоть из башни не вышвырнуть тело.

«Выброшу Вас из головы…»

Выброшу Вас из головыПрямо в траву.Чтоб из травы видели Вы,Что я живу.Что я храню даже с лихвойВаш пьедестал,Чтоб Вас однажды кузнечик лихойНе обскакал.Да не коснется Вас впопыхахЗлая ступня.Чтобы всегда в Ваших рукахВидеть меня.

«Что это я, о чем…»

Я. Петренко

Что это я, о чем?Прошлого не вернуть.Не заманить калачом,Булавками не пристегнуть.Что это ты вообщеДелишь здесь пополам?Не из папье-машеЭтот халам-балам.Тот, кто был с детства глуп,В голову не берет,Как это хула-хупДелает оборот.Замкнут порочный круг,Спрятан надежно ключ,Здравствуй, мой старый друг,Выходи из-за туч.

Быков Дмитрий. Новые баллады

ТРЕТЬЯ

Si tu,

si tu,

si tu’t imagines…

Люблю,люблю,люблю эту пору,когда и весна впереди еще вся,и бурную воду, и первую флору,как будто потягивающуюся.Зеленая дымка,летучая прядка,эгейские лужи, истома полей…Однабеда,что все это кратко,но дальше не хуже, а только милей.

Сирень,свирель,сосна каравелья,засилье веселья, трезвон комарья,и прелесть бесцелья,и сладость безделья,и хмель без похмелья, и ты без белья!А позднее лето,а колкие травы,а нервного неба лазурная резь,настой исключительно сладкой отравы,блаженный, пока он не кончится весь.

А там,а там —чудесная осень,хоть мы и не просим, не спросим о том,

своим безволосьем,своим бесколосьемона создает утешительный фон:в сравнении с этим свистящим простором,растянутым мором, сводящим с ума,любой перед собственным мысленным взоромглядит командором.А там и зима.

А что?Люблю,люблю эту зиму,глухую низину, ледовую дзынь,заката стаккато,рассвета резину,и запах бензина, и путь в магазин,сугробов картузы, сосулек диезы,коньки-ледорезы, завьюженный тракт,и сладость работы,и роскошь аскезы —тут нет катахрезы, все именно так.

А там, а там —и старость, по ходусчастливую коду сулящий покой,когда уже любишь любую погоду —ведь может назавтра не быть никакой.Когда в ожиданье последней разлуки —ни злобы, ни скуки.Почтенье к летам,и взрослые дети,и юные внуки,и сладкие глюки,а дальше, а там —небесные краски, нездешние дали,любви цинандали, мечты эскимо,где все, что мы ждали, чего недодали,о чем не гадали, нам дастся само.

А нет —так нет,и даже не надо.Не хочет парада усталый боец.Какая услада, какая отрада,какая награда уснуть наконец,допить свою долю из праздничной чаши,раскрасить покраше последние дни —и больше не помнить всей этой параши,всей этой какаши,всей этой херни.

АЛЕКСАНДРИЙСКАЯ ПЕСНЯ

Из цикла «Песни славянских западников»

Был бы я царь-император,В прошлом великий полководец,Впоследствии тиран-вседушитель, —Ужасна была бы моя старость.Придворные в глаза мне смеются,Провинции ропщут и бунтуют,Не слушается собственное тело,Умру — и все пойдет прахом.

Был бы я репортер газетный,В прошлом — летописец полководца,В будущем — противник тирана,Ужасна была бы моя старость.Ворох желтых бессмысленных обрывков,А то, что грядет взамен тирану,Бессильно, зато непобедимо,Как всякое смертное гниенье.

А мне, ни царю, ни репортеру,Будет, ты думаешь, прекрасно?Никому не будет прекрасно,А мне еще хуже, чем обоим.Мучительно мне будет оставитьПрекрасные и бедные вещи,Которых не чувствуют тираны,Которых не видят репортеры.Всякие пеночки-собачки,Всякие лютики-цветочки,Последние жалкие подачки,Осенние скучные отсрочки.Прошел по безжалостному миру,Следа ни на чем не оставляя,И не был вдобавок ни тираном,Ни даже ветераном газетным.

В левом углу двора шелудивый пес, плотоядно скалясь, рвет поводок, как выжившая Муму. В правом углу с дрожащей улыбкой старец «не ругайся, брат, не ругайся» шепчет ему.

День-то еще какой — синева и золото, все прощайте, жгут листья, слезу вышибает любой пустяк, все как бы молит с дрожащей улыбкою о пощаде, а впрочем, если нельзя, то пускай уж так.

Старость, угрюма будь, непреклонна будь, нелюдима, брызгай слюной, прикидывайся тупой, грози клюкой молодым, проходящим мимо, глумись надо мной, чтоб не плакать мне над тобой.

Осень, слезлива будь, монотонна будь, опасайся цвета, не помни лета, медленно каменей. Не для того ли я сделал и с жизнью моей все это, чтобы, когда позовут, не жалеть о ней?

Учитесь у родины, зла ее и несчастья, белого неба, серого хлеба, черного льда. Но стать таким, чтоб не жалко было прощаться, может лишь то, что не кончится никогда.

РОНСАРОВСКОЕ

Как ребенок мучит кошку,Кошка — мышку,Так вы мучили меня —И внушили понемножкуМне мыслишку,Будто я вам не родня.

Пусть из высшей или низшей,Вещей, нищей —Но из касты я иной;Ваши общие законыМне знакомы,Но не властны надо мной.

Утешение изгоя:Все другое —От привычек до словец,Ни родства, ни растворенья,Ни стареньяИ ни смерти наконец.

Только так во всякой травле —Прав, не прав ли —Обретается покой:Кроме как в сверхчеловеки,У калекиНет дороги никакой.

Но гляжу — седеет волос,Глохнет голос,Ломит кости ввечеру,Проступает милость к падшим,Злоба к младшим —Если так пойдет, умру.

Душит участь мировая,Накрывая,Как чужая простыня,И теперь не знаю даже,На хрена жеВы так мучили меня.

ТУРНИРНАЯ ТАБЛИЦА

Второй,Особо себя не мучая,Считает все это игройСлучая.

Банальный случай, простой авось:Он явно лучший, но не склалось.Не сжал клешней, не прельстился бойней —Злато пышней,Серебро достойней.

К тому ж пока он в силе,Красавец и герой.Ему не объяснили,Что второй всегда второй.

Третий — немолодой,Пожилой и тертый, —Утешается мыслью той,Что он не четвертый.

Тянет у стойкиКислый бурбон.«Все-таки в тройке», —Думает он.

Средний горд, что он не последний,И будет горд до скончанья дней.Последний держится всех победней,Хотя и выглядит победней.

«Я затравлен, я изувечен,Я свят и грешен,Я помидор среди огуречин,Вишня среди черешен!»

Первому утешаться нечем.Он безутешен.

«Пришла зима…»