Железный Сокол Гардарики - Владимир Свержин

Высокий худой мужчина помешал в котелке деревянной ложкой и, потянув дразнящий запах носом, в силу жизненных передряг приобретшим форму латинской буквы «S», удовлетворенно кивнул и поднял большой палец.

– Эй, ваш-бродь, вернись в семью! Кулеш готов.

Призыв друга заставил меня открыть глаза и отвлечься от сумрачных мыслей, вот уже который час сверливших голову.

Человек, исчезновение которого привело сюда нашу поисковую группу, при встрече в шутку именовал меня «дорогим племянником» и, по сути, действительно мог считаться почти родственником. Несколько лет назад, когда я впервые ступил на тернистый путь институтского оперативника, именно Джордж Баренс «принял роды» и обучил азам непередаваемого искусства жить чужими жизнями в иных, порою очень далеких мирах.

Сама мысль о том, что профессионал такого уровня мог где-то фатально проколоться, казалась мне предательством по отношению к нему. Но факт оставался фактом. Алхимик, он же астролог царя Ивана Грозного, бесследно исчез и вот уже неделю не подавал о себе никаких вестей. Если, конечно, не считать таковыми периодические включения маяка, дающие основание думать, что мой «родственник» жив. Но точки засветки сигнала были разбросаны по всей Московской Руси, точно вальяжный лорд Баренс носился от Вологды до Курска и от Суздаля до устья Невы подобно листку, гонимому суматошным ветром.

Откликаясь на зов друга, я поднялся, расстегнул седельную сумку, заменявшую мне подушку, достал небольшой ларец с серебряным столовым прибором, изысканным подарком принца Людвига Каринтийского своему храброму телохранителю, то есть мне. Вот уже полгода, как его высочество сложил голову в бою с турками, и этот скорбный факт толкал небогатого, но преуспевшего в воинских искусствах ротмистра Вальтера Гернеля искать нового покровителя, способного оценить его (в смысле, мои) многочисленные дарования.

Лис восхищенно поглядел на то, как я зачерпываю кулеш вычурной серебряной ложечкой, украшенной тонкой филигранью, и покачал головой.

– Да, капитан, ну ты даешь. А скажи, водяру при дворе царя Ивана ты из ковша через соломинку тянуть будешь?

– Лис… – Я собрался разразиться небольшой лекцией по поводу того, что аристократом нельзя быть от случая к случаю, и положение обязывает, но…

– Да не, я все понимаю. Порода хуже неволи… – Мой друг желал еще что-то добавить, но внезапно перебил сам себя: – Тихо! Ты слышал?

Попытки вслушаться не принесли сколько-нибудь заметных результатов. Тянувшийся на десятки миль лес устало шелестел под ветром. Где-то в отдалении стрекотали говорливые сойки.

– Послышалось, – предположил я.

– Как бы не так, – отмахнулся Лис, продолжая выслушивать в будничной лесной суете намек на угрозу. – Ты этой земли не знаешь. Здесь хошь посреди Днепра кулеш свари, вмиг чужой рот обозначится. Причем рот-то может быть и один, а жрать будет в три горла.

Точно в подтверждение Лисовских слов наши стреноженные кони как по команде подняли головы и, прядая ушами, заржали, приветствуя близких сородичей.

– Ну! Шо я говорил? – Раздосадованный Лис воткнул ложку в кулеш.

Из леса донеслось ответное ржание. Мой напарник будто невзначай положил руку на эфес богатой персидской сабли, лежавшей у него на коленях.

– Капитан, ты пока не вступай. Я сам перетру, шо до чего, глядишь, и обойдется.

Эти слова были произнесены негромкой скороговоркой, и я, стараясь демонстрировать полное спокойствие, продолжил уплетать кулеш серебряной ложечкой.

– Эй, люди чащобные, – провозгласил во все горло Лис. – Пошто таитесь, аки тати ночные? Коли с добром идете, подходите – с нами попотчуйтесь. А нет – мимо ступайте, не то будет вам от сабли булатной угощение – кровавая водица.

Вдохновенная речь моего друга имела несомненный успех. Стоило лишь смолкнуть встревоженному эху, как из-за ближайших кустов на поляну выступил некто в шароварах, байдане[1], надетой поверх холщовой рубахи и перехваченной в поясе широким алым кушаком. Лицо незнакомца, по татарскому обычаю, было едва ли не наполовину прикрыто кольчужной занавесью мисюрки[2], хотя видимыми чертами лица этот незваный гость мало походил на татарина.

– Вы чьих будете? – не отвлекаясь на приветствия, сурово осведомился незнакомец.

– Бога христианского, веры дедовской, – без промедления ответил Лис. – Да ты сам-то кто? Обзовись по-людски. Небось не святой Петр-ключник, шоб так вот вопросами сыпать.

– Ты, паря, не шуми, – оборвал его неведомый лесовик. – Здесь наш лес и наша правда.

– Да ну? – Лис поднялся во весь свой немалый рост. – А мне батька сказывал, шо в том кругу, где эта сабля пляшет, мое слово завсегда крайним будет.

Собеседник Лиса хмуро потянул из ножен свой клинок, но в этот миг из леса послышался приближающийся конский топот, и на полянку, едва не сбив котелок с обедом, вылетели полтора десятка всадников.

– О, блин, непруха!– раздался на канале связи голос Лиса. – Не додумал я с кулешом. Надо было на базе консервами запастись. Не будет теперь на Москву короткой дороги.

Всадники – все как один в кольчугах, увешанные оружием, точно елка шарами, – сдерживая горячих коней, топтались у костерка.

– Ну. – Один из них, на большом кауром аргамаке, смерив тяжелым взглядом нас с Лисом, обернулся к давешнему гостю. – Вызнал, кто да куда едут?

– По всему видать, лазутчики, – затараторил малый в начищенной байдане. – Особенно тот, – незнакомец ткнул пальцем в меня, – не иначе, как немчина.

– А по-нашенски понимают? – вновь глядя мимо нас, спросил ватажный атаман.

– Тот, у которого носопырка набекрень, – пустился в объяснения специалист по нашей части, – понимает. А тот, другой, который поглаже, как есть чужак.

– Чужаки нам здесь без надобности. – Главарь повернул ко мне тяжелое, в рытвинах оспы, лицо. – Чужаков гетман наказал, коли буйные – на деревьях вешать, а ежели тихие – в острог сажать. А тебя, жердяй, как звать-величать? Какого роду-племени?

– Племени местного, – без особой радости оглядывая земляков, четко, без суеты начал мой напарник, – бродник я с Хорола. Во святом крещении звать Сергием, а по прозвищу Лис. Человек я вольный и своего отца сын. Идем же мы с поклоном к славному князю Дмитрию Вишневецкому, коли знаете такого.

Всадники, окружавшие нас, хором заржали под удивленными взглядами собственных коней.

– Ты, бродник, думай, об чем молвишь, – постучал себя по лбу рябой. – Не видишь, что ли, казаки перед тобой.

– Да письмена у вас вроде по кольчугам не рассыпаны. Откуда ж видать?

– Говоришь, к князю Дмитрию шли? – не вдаваясь в полемику, перебил ватажник. – Стало быть, по пути нам. Мы с его двора люди. Сабли и пистоли отдайте. С нами пойдете.

– Ага. Может, и портки вам заодно постирать? Как это сабли сдать? Нешто ты ее мне вешал, чтобы отбирать?

– Не дури, крещеная душа. Без головы останешься. Не поглядим, шо из нашенских.

Я встал, готовясь принять деятельное участие в предстоящем выяснении отношений.

– Погодь, ротмистр, – остановил меня Лис, демонстративно засучивая рукава. Я смотрел на друга и не узнавал его. Во всех наших прошлых операциях, если существовал хоть один способ увильнуть от схватки, можно было не сомневаться, что Сергей не преминет им воспользоваться. Сейчас же он откровенно лез на рожон, причем, как мне казалось, с явным удовольствием.

– Шо ж ты, атаман, к седлу-то прикипел? Вот тебе моя сабля, слазь да бери.

Всадники загалдели, подбадривая вожака. Тот хмуро огляделся и соскочил наземь.

– С огнем шуткуешь!

– Ну так без огня каши не сваришь. – Лис распахнул объятия. – Иди сюда, мой сладкий сахар.

Упрашивать ватажника долее не пришлось. Он без промедления выхватил из ножен отточенную, с золотой арабской вязью по клинку саблю.

Заверши он свое быстрое движение, не петь бы Лису больше песен. Да только не судьба была казаку блеснуть ратным умением. Быстрее проворной куницы ушел Сергей под руку атаману, перехватил запястье, крутанулся волчком и встал, посмеиваясь, вращая, точно пропеллеры, оба клинка – свой и атаманский.

Сомневаюсь, что недавний хозяин второй лисовской сабли успел понять, что произошло, но звериное чутье старого вояки мигом подсказало ему близость смертельной опасности. Рыча недобро, выдернул казак из-за широкого пояса пернач, оскалился хищно и вновь бросился на Лиса. Я подсечкой сбил его с ног, не дав ему нарваться на жала вертящихся в гибельном танце сабель. И хотя сам ватажник, вероятно, не осознал этого, спас его от неминуемой гибели.

Зрители возмущенно загалдели, хватаясь за оружие. Что и говорить, командировка начиналась прескверно.

– В седло, – скомандовал я Лису, указывая на атаманского коня и высматривая на ходу, у кого позаимствовать коня для себя.

Прямо сказать, это был слабенький план. Пытаться уйти от полутора десятков взбешенных рубак, да еще на их же земле, ни сном ни духом не ведая, сколько таких казачьих разъездов разбросано по округе, – дело неблагодарное. Но других соображений, как спасти буйны головы, у меня не было.