Заметки кладоискателя. Выпуск №2 - Александр Косарев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иной раз, отправившись по грибы, натыкались на полузасыпанные линии окопов и обвалившиеся блиндажи Первой Мировой войны. И, конечно, грибы побоку – мы часами копались в земле, с помощью лишь перочинных ножей и собственных рук. Верхом мечты было найти старый патрон, особенно целый, «невыстреленный», как мы выражались. И находили много чего из армейского имущества, в том числе и небезопасного.
Но, бог миловал, несмотря на всю нашу неосторожность. Сердце сладко замирало, когда в наскоро разведенном костерке грел свои ржавые бока «всамделишный» артиллерийский снаряд или мина, а чаще всего, граната. Стайка мальчишек, затаившись неподалеку в старой снарядной воронке, с замиранием дыхания ждала грохочущего раската взорвавшегося посланца прошлых военных баталий. А после взрыва мы бежали выковыривать из деревьев снарядные осколки. У иных из нас были настоящие коллекции различного военного мусора, служившие предметами торга и обмена. Несколько дней после взрыва мы ходили с загадочными лицами и жаловались друг другу на контузию и потерю слуха, хотя ничего этого и не было. А какие россказни сопровождали наши тайные опасные делишки! Другие мальчишки, естественно, завидовали всему этому. Но круг посвященных мы, как правило, не расширяли.
Но хватит воспоминаний об этом. Возвращаюсь к древнему могучему дубу, росшему недалеко от берега реки Мяделки, почти в самом центре уютной лесной поляны. Естественно, мы устроили состязание – кто может по нему взобраться. Дело в том, что самые нижние ветви дуба находились более чем в трех метрах над землей, а ствол был примерно в полтора обхвата наших рук. Кошелки и ведра с грибами поставили в тенечек, прикрыв их от солнца сломанными ветками кустарника, а сами к дубу. Было нас тогда четверо. Один из двух братьев приземистый Влад лишь потыкал носком «кеда» (кто не знает – кеды это спортивная обувь, далекая предвестница современных кроссовок, особенно ценились китайские с маркировкой «три кольца») могучий корявый ствол. С сомнением покачал головой и лезть вверх не стал. Его братишка, худощавый Валик, почти достиг цели, но сорвался и сел в сторонке отдохнуть для следующей попытки.
А моя очередь так и не наступила, потому что четвертый наш спутник, по имени, а точнее по кличке, Питочка (имя его было Петр) достиг-таки цели и победно посвистывал уже из гущи кроны, глядя на нас снисходительно и даже, как бы жалеючи.
– Хлопцы! – неожиданно закричал он, – я здесь дупло нашел, прямо под веткой… маленькое такое… Счас залезу, может, белка орехов заготовила…
– Сунь, сунь туда свой шнобель (нос), – подал реплику раздосадованный неудачей Валик, – авось и откусит кто…
– Не лезь туда, – заметил рассудительный Влад, – может белка затаилась… А то и змея… Тяпнет – и каюк тебе.
– Ты пошуруди сначала веткой, – не остался в стороне и я, – а потом уже суйся…
Питочка воспользовался моим советом, отломал кусок ветки и основательно, с сопением, поковырялся ей в дупле, которого снизу совершенно не было видно.
– Никого, – несколько неуверенно констатировал он, запуганный Владовым предположением о змее, – ща, посмотрю…
– Хлопцы! – вновь воскликнул Питочка через несколько секунд, – гляньте, что я нашел… Патрон какой-то агромадный…!
И он показал нам сверху продолговатый темно-желтый цилиндр.
– Кидай его сюда, – закричал Валик, – и спускайся!
– Ага! – мудро заметил Питочка, – вам кинь – потом не допросишься…
Он быстро слез с дуба, и мы дружно его обступили, интересуясь необычной находкой.
Патрон оказался какой-то гильзой очень крупного калибра, отличной сохранности и с целым капсюлем. Цифры, выбитые на донышке вокруг капсюля, свидетельствовали, что он выпущен в 1916 году – уж в этом-то мы разбирались. Вместо пули из дульца гильзы торчал клок сухого мха.
– От снаряда, что ли? – предположил Влад.
– Ну да, – Валик отрицательно качнул головой, – для снаряда мелковат, пожалуй… Если только противотанковый?
– А винтовочных таких не бывает, – уверенно сказал я, – что же касается танков, то в Первую мировую у немцев их не было. Только у французов и англичан, да и то, только на Западном фронте.
– Таких нам еще не попадалось, – пробормотал Питочка, выковыривая концом перочинного ножика мох.
Но мох просто рассыпался от прикосновения стального лезвия и падал вниз серо-бурым пеплом.
– Осторожно, – предупредил Влад, – не ковыряй ножиком в гильзе! Вдруг там, какое секретное донесение… Кто-то ж его засунул в дупло и заткнул мхом.
– Рассыплется, как и этот мох, – подтвердил его опасения и я, – надо чем-то мягким…
Питочка поворачивает гильзу к солнцу и пристально вглядывается в нее.
– Там какая-то бумага в трубочку скручена, – озабоченно говорит он, как же ее достать?
– Дай я попробую, – тянет руки Валик.
– Еще чего, – отвечает Питочка, – сам справлюсь.
– Надо взять еловую веточку, – советует обстоятельный Влад, – сунуть туда иголками вверх и повращать в сторону закрутки…
– Правильно! – подхватываю я, – бумага будет скручиваться и ее можно извлечь, одновременно вращая.
Питочка так и делает.
С непременным сопеньем и под наши многочисленные реплики и комментарии бумага, наконец, извлекается из гильзы. Это пожелтевший тетрадный листок в косую линию, сложенный вначале вдвое, а затем скрученный в трубочку. К счастью, он не рассыпается в прах – сухое дупло и полное отсутствие солнечного света не дали ему ни сгнить, ни иссохнуть. Идем к толстенной скамейке, изготовленной из половины липы. Питочка засовывает гильзу за пазуху, поскольку в карманы она не влезает и садится на скамью верхом, а мы обступаем его с боков.
– Может, дома развернем? – предлагает осторожный Влад, – а то рассыплется еще…
Но все в нетерпении. Питочка кладет бумагу на довольно гладкую деревянную поверхность и проводит по ней ребром ладони, распрямляя.
– Осторожнее! – шипим мы дружно.
– Сам знаю, – сопит Питочка и проводит ладонью еще раз.
Листок шуршит, но выдерживает. Питочка развертывает его. Каракули. Самые натуральные каракули покрывают весь листок неровными скачущими строчками. К тому же текст исполнялся, так называемым, химическим карандашом и очень плохо читался. Были и при нас тогда еще в ходу такие карандаши, окончание стержня которых намочишь (послюнишь) и можно свободно писать хоть на дереве, хоть на материи, хоть на бумаге. И текст получался, как чернильный. Очень удобно при отправке, например, посылок и бандеролей.
Но здесь, то ли химикалии от времени выцвели, то ли автор очень спешил (что, скорее всего), и текст получился почти на треть скрытый. Мы немедля и азартно подвергли его дешифровке. И вот, что у нас получилось.
…бо уси пагiблi… хвашiсты бамбiлi моцна… кiдалi зажiгалкi… усiх пасекло асколкамi… штаб сгареу… Фадей памер и мой бацька памер… Фадей вялеу перадать Вацеку, што абозывая рэчi пахавау… таксама дакументы… у …цьяй бочажiны Ведзьмiнага ручая па Вандавым балоце… уцек… паусюду рыщут хвашiсты з сабакамi… связный Юрак…
Ни даты, ни подписи на листке не было. Это явно было донесение партизанского связного. Оно свидетельствовало о том, что немецкие каратели напали на партизанскую базу и бомбили ее, в том числе зажигательными бомбами. В результате партизанский штаб сгорел, а все находившиеся в нем погибли от осколков. Погиб и (вероятно командир отряда), по имени Фадей, а также отец Юрека, который, в свою очередь, был партизанским связным. А дупло дуба явно использовалось для безличной связи. Вацек же, предположительно, был руководителем партизан, либо подполья.
Практически все это подтвердилось в дальнейшем в результате наших нехитрых исследовательских изысканий, благо к сведениям о сопротивлении немецко-фашистским захватчикам у нас всегда относились бережно. Но были в донесении Юрека и свои непонятки.
Абозывая рэчi… То есть обозные вещи, предметы из обоза (чьего?) Фадеем были спрятаны. То есть имели какую-то ценность. А также документы. Скорее всего, различные партизанские документы. Записка до адресата не дошла. И неизвестна судьба отважного Юрека. Возможно, он был схвачен поисковыми карательными группами, которые использовали собак.
Имело смысл поискать эти вещи. Тем более что там должно быть и настоящее боевое оружие, которым мы грезили. А в каком же партизанском отряде не было трофейного «шмайссера» (по нашему представлению, созданному тогдашним кино). Ясно, что имущество было утоплено в бочажине (бочаге, яме), судя по окончанию «…цьяй» – в третьей бочажине. Но… Вот незадача. Мы никогда не слышали ни о каком Ведьмином ручье и о Вандовом болоте, хотя нам казалось, что мы знаем все окрест.
После недолгих споров и рассуждений на эту тему мы приняли предложение здравомыслящего Влада.