Не спите, Иможен! Наша Иможен - Шарль Эксбрайа

— Я успел полюбить здешние края, сэр, и мне очень грустно их покидать… Это разобьет мне сердце…

— Что ж, оставайтесь!

— Невозможно, сэр, я вовсе не хочу умереть в клинике для умалишенных, в смирительной рубашке!

— Что вы болтаете, сержант?!

Копланд терпеть не мог непонятных разговоров, и, если что–то выходило за рамки его разумения, начинал подозревать собеседника в неуместном желании поиздеваться.

— Если вы не хотите, чтобы я счел вас злым шутником, Мак–Клостоу, живейшим образом советую объяснить наконец, в чем дело! — сухо заметил суперинтендант.

Сержант огромным усилием воли подавил сотрясавшую его дрожь и попытался говорить достаточно спокойно:

— Сэр… Вы когда–нибудь слышали об Иможен Мак–Картри?

— Иможен Мак–Картри… Что–то знакомое… Во всяком случае, я уже где–то слыхал это имя… А! Не та ли это удивительная особа, что очистила Каллендер от целого шпионского гнезда? [1] А год или два назад с помощью уголовной полиции Глазго сумела прояснить преступление, до того остававшееся безнаказанным?[2]

— Совершенно верно, сэр… Эта рыжая баба — настоящее исчадие ада! Стоит ей появиться в нашем мирном Каллендере — и мы только и делаем, что подбираем покойника за покойником! А весь город приходит в страшное волнение! Всякий раз мой помощник Сэмюель Тайлер стареет сразу на несколько лет, а я чуть ли не схожу с ума… Я больше не в силах выносить это дьявольское создание, сэр! Одного ее вида достаточно, чтобы у меня начался припадок…

Суперинтендант Копланд с удивлением видел, что его собеседник совершенно искренен. Даже от упоминания об Иможен Мак–Картри этого колосса бросало в дрожь…

— Я не совсем понимаю вас, сержант… Насколько мне известно, особа, внушающая вам столь сильные опасения, вовсе не живет в Каллендере. Правильно?

— Да, сэр. Она живет и работает в Лондоне… кажется, в Адмиралтействе.

— Так в чем же дело?

В голосе Арчибальда Мак–Клостоу послышались истерические нотки:

— А в том, что Иможен Мак–Картри уходит в отставку, сэр! И окончательно возвращается в Каллендер! Слышите, сэр? О–кон–ча–тель–но! Ее ожидают со дня на день…

— Короче, вы просите у меня разрешения дезертировать?

— Не знаю… Я совсем запутался… Все, о чем я мечтаю, сэр, это больше никогда не видеть Иможен Мак–Картри!.. Умоляю вас, сэр! Я не желаю свихнуться или совершить убийство! Я вовсе не хочу угодить на виселицу!

— Какое еще убийство?

— Я убью ее, сэр! Я чувствую, что прикончу ее собственными руками!

Эндрю Копланд, которого обычно никто и ничто не могло вывести из себя, мгновенно взорвался:

— Молчать!

Приказ прозвучал так грозно, что трудившиеся над досье в соседней комнате инспекторы немало удивились. Копланд, слегка устыдясь, что настолько утратил хладнокровие, продолжал уже более спокойно:

— Замолчите, сержант! Я предпочитаю сделать вид, будто ничего не слышал. Сколько лет вы прослужили в полиции, Мак–Клостоу?

— Двадцать шесть, сэр.

— И, проработав у нас двадцать шесть лет, вы готовы спасаться бегством от женщины?

— Да, но от какой, сэр!..

— Если мне не изменяет память, по–моему, мисс Мак–Картри не преследовали по закону?

— Наоборот, сэр, еще и поздравили!

— И вы так боитесь честной гражданки Соединенного Королевства? Живо возвращайтесь в Каллендер, сержант Мак–Клостоу, и, если вы верующий, помолитесь Всевышнему, чтобы я забыл о вашей смехотворной выходке! Вы свободны!

Арчибальд с трудом встал. Стоя перед суперинтендантом, он колебался между терзавшим его страхом и чувством долга, привычным уважением к дисциплине.

— Сэр…

— Что еще?

— С тех пор как дошли слухи, что она возвращается навсегда, в Каллендере — настоящее светопреставление!

— Тем больше у вас оснований, сержант, внимательнее следить за порядком, а не покидать вверенный вам пост из–за всяких пустяков!

Мак–Клостоу снова надел каску, еще раз щелкнул каблуками, отдал честь и вышел из кабинета суперинтенданта, как обреченный на адские муки грешник — со Страшного суда, где Отец и Сын будут взвешивать наши дурные и добрые дела.

Выйдя на набережную, Мак–Клостоу склонился над Тэем. Не испытывай сержант столь сильного отвращения к воде, возможно, он бросился бы в реку — уж слишком не хотелось больше иметь дело с гнусной рыжей шотландкой. Однако у Арчибальда была острая аллергия на воду, а потому он отправился в бар «Опоссум и Священник» в робкой надежде с помощью «Джонни Уокера» хоть на время забыть о кипящем в ожидании мисс Мак–Картри Каллендере.

А в Каллендере меж тем действительно кипели страсти: одни вспоминали недавнее прошлое, другие рассуждали о будущем, полагая, что оно должно превзойти все возмож ные ожидания. Так или иначе, обыватели ждали чего–то из ряду вон выдающегося. Когда Розмери Элрой, после смерти матери ставшая нянькой Иможен, а потом и прислугой, сообщила своему мужу Леонарду, что мисс Мак–Картри возвращается на родину, намереваясь дожить здесь остаток дней, старик передал новость закадычному другу, сторожу рыбнадзора Фергусу Мак–Интайру, а уж от него о великом событии мигом проведали в «Гордом Горце», хозяин коего Тед Булит в честь праздника угостил всех, кто в тот момент оказался в кабачке, в то время как его жена Маргарет, запершись на кухне, грозила Господу перейти в католичество, если эта проклятая Иможен не прекратит сеять смятение и раздор в порядочных семьях Каллендера.

Услышав новость, Джефферсон Мак–Пантиш, хозяин гостиницы «Черный Лебедь» стал подумывать, не продать ли заведение, пусть даже с убытком для себя. Бакалейщица Элизабет Мак–Грю торжественно предупредила мужа, Уильяма, что, коли супруг допустит хоть малейшую фамильярность с рыжей стервой, она, Элизабет, немедленно покончит с собой прямо у него на глазах. Мак–Грю ответил жене, что лучше б ей не вводить его в искушение! Миссис Плери, миссис Шарп и миссис Фрэйзер тотчас побежали к преподобному Хекверсону, и святой человек совершил смертный грех, усомнившись в благосклонности Всевышнего к Шотландии вообще и Каллендеру в частности. Доктору Элскотту сообщили о скором приезде Иможен Мак–Картри, когда он сидел у постели миссис Элеанор Меррей, страдавшей особо упорным бронхитом. Известие настолько потрясло врача, что вместо больной он стал щупать пульс ее мужу Ясону. С тех пор Меррей начали подозревать, что врач относится к своим обязанностям недостаточно серьезно.

Встревоженный констебль Сэмюель Тайлер бегал по всему городу, наблюдая, как растет всеобщее лихорадочное возбуждение. Но если подобно своему непосредственному шефу Сэмюель и опасался буйного нрава Иможен, то все же не мог не испытывать к ней глубокой привязанности. Оба были примерно одногодками и вместе играли, в то время как Мак–Клостоу, в конце концов, — чужак и приехал в Каллендер из пограничной зоны. Кроме того, Тайлеру столько раз приходилось помогать покойному капитану Мак–Картри, отцу Иможен, добираться до дому, когда виски слишком туманило ему мозги и мешало самостоятельно отыскать дорогу… Подобные воспоминания связывают порой крепче любых других уз… Констебль прислушивался к разговорам, отмечал про себя реплики обывателей, как можно уклончивее отвечал на вопросы сограждан и в конечном счете пришел к выводу, что все идет по–прежнему. Друзья мисс Мак–Картри остались ей верны, но и противники не сложили оружия.

Пока в Каллендере кипели страсти, виновница такого волнения, Иможен Мак–Картри, готовилась покинуть маленькую квартирку на Паултонс–стрит в Челси и, в последний раз сходив в Адмиралтейство, навеки распрощаться с коллегами. Когда она закончила укладывать чемоданы и сумки, комната приняла зловещий, мрачноватый вид, свойственный необитаемым помещениям. На душе у Иможен было довольно тоскливо. Нелегко расставаться с привычками, обретенными за четверть века. Напоследок Иможен оставила главное — аккуратно положить в большую сумку, с которой никогда не расставалась, фотографии покойного отца — капитана индийской армии Генри–Джеймса–Герберта Мак–Картри, и Дугласа Скиннера, своего жениха, погибшего при исполнении служебного долга, а также гравюру с изображением любимого героя — Роберта Брюса накануне Баннокбернской битвы. Иможен тщательно переложила каждую фотографию бельем, чтобы не помять во время путешествия. Потом, выпрямившись, мисс Мак–Картри поглядела в зеркало и пришла к выводу, что практически не изменилась с того далекого дня, когда впервые провела ночь в этой квартире: все такая же плоская с обеих сторон фигура, ни единого лишнего миллиметра в талии, а огненно–рыжая шевелюра не поседела ни на волос. Ну — куда деваться? Дисциплина есть дисциплина, и ей положено подчиняться. Государство полагает, будто впредь может обойтись без услуг мисс Мак–Картри? Прекрасно! Воля его. А впрочем, разве можно удивляться нелепости законов, если их придумали англичане?