Полукороль - Джо Аберкромби

Смерть отворила им Последнюю Дверь, и оттуда нет возврата.

– Как это произошло? – услышал Ярви голос матери за дверью. Голос был, как всегда, спокойным.

– Предательство, моя королева, – пробормотал дядя Одем.

– Я больше не королева.

– Конечно… Прошу прощения, Лаитлин.

Ярви протянул руку и тихонько дотронулся до плеча отца. Такое холодное. Он раздумывал, когда в последний раз касался отца. Касался ли вообще? Он хорошо помнил, когда в последний раз они перекинулись словами о чем-то важном. Много месяцев назад.

Отец говорил, что мужчина машет косой и топором. Мужчина тянет весло и вяжет узел. А самое главное – мужчина держит щит. Мужчина держит оборону. Мужчина прикрывает напарника. Что за мужчина, который ничего из этого не может?

«Я не просил полруки», – сказал Ярви, со смесью стыда и ярости. Он часто оказывался в бесплодной пустыне между этими чувствами.

«Я не просил полсына».

А теперь король Утрик был мертв, и королевский обруч, поспешно уменьшенный, давил на лоб Ярви. Давил намного сильнее, чем должна давить эта тонкая полоска металла.

– Я спрашивала, как они умерли, – говорила его мать.

– Они отправились говорить о мире с Гром-гил-Гормом.

– С проклятыми ванстерами мира быть не может, – донесся глубокий голос Хурика, который был избранным щитом его матери.

– Им нужно отомстить, – сказала мать.

Дядя попытался успокоить бурю:

– Но сначала, конечно, время горевать. Верховный Король запретил начинать войну, пока…

– Месть! – Ее голос звенел, как бьющееся стекло. – Быстрая, как молния, жаркая, как огонь.

Взгляд Ярви скользнул на труп брата. Когда-то в нем были быстрота и жар. Сильная челюсть, толстая шея, зачатки темной бороды, как у отца. Он был не похож на Ярви, насколько это было возможно. Ярви считал, что брат любил его. Любовью, от которой оставались синяки, и каждое похлопывание оказывалось ударом. Любовью, которой любят того, кто вечно ниже тебя.

– Месть, – прорычал Хурик. – Надо заставить ванстеров заплатить.

– Черт с ними, с ванстерами, – сказала мать. – Надо заставить наших людей служить. Они должны знать, что в их короле есть твердость. Когда они будут счастливы на коленях, пусть хоть Мать Море выйдет из берегов от твоих слез.

Дядя тяжело вздохнул.

– Значит, месть. Но готов ли он, Лаитлин? Он никогда не был воином…

– Он должен сражаться, готов он или нет! – отрезала мать. Люди рядом с Ярви всегда говорили так, словно он был не только калекой, но и глухим. Похоже, его неожиданное возвышение не избавило их от этой привычки. – Готовьтесь к великому набегу.

– Где нападем? – спросил Хурик.

– Важно лишь то, что мы нападем. Оставь нас.

Ярви услышал стук закрывшейся двери и мягкие шаги матери по холодному полу.

– Перестань реветь, – сказала она. Только тогда Ярви понял, что его глаза увлажнились. Он вытер их, шмыгнул и устыдился. Он всегда стыдился.

Она сжала его за плечи.

– Стой прямо, Ярви.

– Извини, – сказал он, пытаясь выпятить грудь так, как делал его брат. Он всегда извинялся.

– Теперь ты король. – Она поправила его пряжку, попыталась пригладить его светлые волосы – коротко остриженные, но вечно всклокоченные – и, наконец, прикоснулась холодными пальцами к его щеке.

– Никогда не извиняйся. Ты должен носить меч твоего отца и возглавить набег против ванстеров.

Ярви сглотнул. Мысль о набеге всегда переполняла его ужасом. А уж возглавить его?

Одем, должно быть, увидел его страх.

– Я буду вашим напарником, мой король, всегда возле вас, и мой щит будет наготове. Какая бы помощь ни понадобилась, я буду рядом.

– Благодарю, – промямлил Ярви. Лишь одна помощь была ему нужна: чтобы его отправили в Скекенхаус для прохождения испытания на звание министра. Чтобы сидеть в тени, а не на всеобщем обозрении. Но теперь эта мечта обратилась в прах. Его мечты, как плохо размешанный известковый раствор, были склонны рассыпаться.

– Ты должен заставить Гром-гил-Горма страдать за это, – сказала мать. – А затем ты должен жениться на своей кузине.

Он мог лишь уставиться в ее железно-серые глаза. Пришлось смотреть немного вверх, поскольку она все еще была выше него.

– Что?!

Мягкое прикосновение превратилось в железную хватку, сдавившую его челюсть.

– Слушай меня, Ярви, и слушай внимательно. Ты король. Возможно это не то, чего мы оба хотели, но это все, что у нас есть. Все надежды сейчас на тебя, и они – на краю пропасти. Тебя не уважают. У тебя мало союзников. Ты должен сплотить нашу семью, женившись на дочери Одема, Исриун, как должен был твой брат. Мы всё обговорили. Это решено.

Дядя Одем поспешил уравновесить лед теплом.

– Ничто не обрадует меня больше, чем стать вашим тестем, мой король, и видеть, как наши семьи навсегда соединятся.

Ярви отметил, что чувства Исриун не брались в расчет. Как и его чувства.

– Но…

Брови матери нахмурились. Глаза прищурились. Он видал героев, которые трепетали под этим взглядом, а Ярви героем не был.

– Я была помолвлена с твоим дядей Утилом. До сих пор среди воинов ходят легенды о его искусстве владения мечом. С твоим дядей Утилом, который должен был стать королем. – Ее голос надломился, как будто слова причиняли боль. – Когда Мать Море поглотила его, и над берегом возвели пустой курган, я на этом самом месте вышла замуж за твоего отца. Я отбросила чувства и исполнила свой долг. То же должен сделать и ты.

Ярви взглянул назад, на красивый труп брата, размышляя, как она может так спокойно планировать, в то время как ее мертвые муж и сын лежат на расстоянии вытянутой руки.

– Ты не оплакиваешь их?

Внезапный спазм перекосил лицо матери, вся ее тщательно выстроенная красота раскололась, губы скривились, глаза закатились, и жилы на шее натянулись. Один ужасный миг Ярви не знал, ударит она его или разразится рыданиями. И еще неизвестно, что напугало бы его больше. Затем она хрипло вздохнула, вернула на место выпавший локон светлых волос, и снова стала собой.

– По крайней мере, один из нас должен быть мужчиной. – Она по-королевски развернулась и величественно покинула комнату.

Ярви сжал кулаки. Точнее – один кулак, и прижал большой палец к искореженному обрубку на другой руке.

– Спасибо за слова одобрения, матушка.

Как всегда, он был зол.

Он услышал, как дядя шагнул ближе и сказал мягким голосом, каким мог бы разговаривать с норовистым жеребенком:

– Ты же знаешь, твоя мать любит тебя.

– Знаю?

– Она должна быть сильной. Ради тебя. Ради страны. Ради твоего отца.