Япония по контракту - Ольга Круглова

— Не знаю, успею ли я рассмотреть Ваш вопрос, — встретил её начальник и принялся рыться в неряшливой куче бумаг на своём столе. — Она, стиснув зубы, пыталась промолчать. — Так, значит, едете… — процедил начальник едким, скрипучим голосом. — Ну что же, езжайте. А на обратном пути прихватите для меня что-нибудь эдакое симпатичное. — И он милостиво протянул ей документы.

— На обратном пути я к Вам не зайду, — твёрдо сказала она, на всякий случай крепко прижав к себе паспорт.

Начальник ошалело глянул на неё поверх очков и прекратил приём.

Стюардесса то и дело выходила из-за занавески, предлагая водички, кофе, вина. В пустом салоне бизнес-класса было всего двое пассажиров — она да сладко посапывавший во сне пожилой японец. Сжалившись над уставшей от напрасных забот девушкой, она попросила чего-нибудь поесть. Омлет был синего цвета. Должно быть, цвет происходит от каких-нибудь чудесных японских специй, — разнежено подумала она и беспечно проглотила первый кусок. Вкус тухлого яичного порошка вернул её к действительности. Забирая нетронутый омлет, стюардесса долго извинялась и на обед, заглаживая вину, принесла лосося и икру. Запивая фрукты белым вином, она смотрела на быстро приближающуюся землю — самолёт подлетал к Токио. Она достала французские духи, новенькие, ещё не распечатанные, с трудом вытащила пробку… В магазине, где она покупала духи, пробку так и не удалось открыть, и продавщица клялась, что сделано это специально, чтобы запах лучше сохранился. Пахнуло дешёвым одеколоном. Легко справившись с обидой, она улыбнулась помчавшейся за окном японской земле — самолёт совершил посадку в Токио.

Международный аэропорт Нарита был абсолютно пуст: эскалаторы, резиновые дорожки, движущиеся по длинным переходам, и даже поезда мгновенно развозили образовавшийся народ по нужным местам. Едва прибыв в багажный зал, она обнаружила, что на транспортёре уже крутятся чемоданы её рейса. Она была в Японии! В стране, где всё устроено прекрасно, совершенно! Она без проблем купила сразу два билета — на экспресс Нарита-Токио и на поезд, идущий в город на севере Хонсю, где жил Хидэо: кассир легко понял её английский. В вагоне на электронном табло загорались точки, отмечая пройденное поездом расстояние. Рядом с точками вспыхивали названия городков, мимо которых проносился экспресс Нарита-Токио. Под электронной схемой бегущей строкой мелькали новости на двух языках: японском и английском. На электронных часах прыгали цифры, отсчитывая время, оставшееся до прибытия в Токио: три минуты, две, одна… Приехали!

У выхода с платформы контролёр отобрал у неё билет — без билета никого не выпускали. Она стояла среди кишащего людьми содома центральной станции Токио, запутанной, как лабиринт. Здесь сходились железнодорожные пути, тоннели метро, десятки выходов и переходов…

— Я мог бы приехать в Токио встретить Вас, если Вы захотите, конечно, — писал ей в Москву Хидэо.

В письме было слишком много сослагательных наклонений. Она смутилась и ответила вежливо:

— Возможно, Вам не стоит ехать так далеко…

Теперь она свою вежливость проклинала. Хидэо ехать в Токио отказался "в соответствии с Вашими пожеланиями"… Правда, он обильно снабдил её советами:

— На пересадке в Токио ищите Шинканзен. Шинканзен или Синкансен, всё равно оба варианта далеки от японского произношения, связывают большинство важных японских городов, эти поезда развивают скорость до трёхсот километров в час, — писал в своём длинном заботливом письме Хидэо.

От иероглифов рябило в глазах, но ей предстояло разобраться в указателях, благо они имелись в изобилии. И на английском языке тоже. Но звали они вдаль, по лестницам, туннелям… А у её ног громоздились два чемодана, сумка, портфель, набитый книгами… Багажных тележек на центральной станции Токио не полагалось. Пришлось перетаскивать вещи по очереди, беспризорно бросая их и благословляя японскую честность. Руки ныли, пальто, такое лёгонькое для мартовской Москвы, душило, как ватное одеяло. А указатели безжалостно предлагали подняться вверх по пешеходной лестнице. На целых десять ступенек. Она в отчаянии оглянулась. Вокруг деловито сновали мужчины в щеголеватых костюмах и белых рубашках с плоскими чемоданчиками в руках и равнодушием во взоре. Она решила схитрить: спросить дорогу. В надежде, что спрашиваемый окажется джентльменом. Мужчина вежливо всё объяснил и даже показал направление — вверх по лестнице. И исчез. И тут же к ней подошла девушка. Кажется, это была единственная особа женского пола в толпе, в этот утренний час почти сплошь состоявшей из мужчин. Девушка улыбнулась, чётко выговорила по-английски:

— Я помогу Вам наслаждаться Вашим пребыванием в Японии!

И, подхватив портфель и сумку, пошла вверх по лестнице. Сразу решив, что японские женщины лучше японских мужчин, она собрала последние силы, прошагала десять ступеней с двумя чемоданами в руках и с облегчением бухнула их об асфальт платформы. Той самой, над которой светилось искомое — Шинканзен.

Асфальт был густо исписан цифрами. Преобладали дроби.

— Числитель означает номер вагона, а знаменатель — число вагонов в поезде, — охотно объяснил сосед по платформе.

Знаменатели были только двух сортов: восемь и двенадцать. Электронное табло расписания сообщило, что в прибывающем поезде будет восемь вагонов. Значит, у дроби 4/8, где она помещалась, остановится четвёртый вагон. Но для неё эта информация интереса не представляла — её билет, как билет на электричку, годился на любой сегодняшний Шинканзен, идущий на север, в любой вагон, на котором написано "Без резервации". Входя в вагон, пассажиры беспечно бросали чемоданы на специальных полках у дверей. Она вздохнула с облегчением. Под её ногами лежал безупречно чистый серый ковёр, новый серый бархат кресел серебрился, прохладный запах свежести выплывал из кондиционера… За окнами поплыли невнятные ряды маленьких домиков большого Токио, разделённые чёткими восклицательными знаками небоскрёбов. Она скинула пальто, огляделась. Японский народ, ну совсем как русский, едва усевшись, стал деловито разворачивать еду. Только вместо крутых яиц и копчёной колбасы на столиках явились пластмассовые коробочки, похожие на деревянные. Люди сняли крышки, и вагон превратился в цветник. Дивные узоры из рыбы, мяса, креветок, овощей располагались на белоснежном фоне варёного риса. Запахло сложно, незнакомо, вагон наполнили лёгкие щелчки — пассажиры разрывали перемычки, соединяющие деревянные палочки для еды. Быстренько побросав мясо-рыбно-рисовую красоту себе в рот, народ потянулись в тамбур к ящикам, принимавшим красивый мусор, оставляя вагон опрятным, нарядным.