Ключ - Борис Олегович Кудряшов

кроме желания жестоко карать. Она молча остановилась возле Галиева. Студент встал и обратился ко всем, кто находился в аудитории:

– Простите меня, пожалуйста, я толкнул вахтера, забрал ключ и ушел.

– Не ушел, а во всю прыть ускакал, а я упала, ударилась и теперь вот ходить не могу. Все-все отнимается, кости болят, поясница болит, – плачущим голосом выпалила Андреева, но тут же строго спросила:

– Фамилия и курс!

Резеда Габдулхаевна попыталась заступиться за студента. Молодой человек  был ей симпатичен, на лекциях и практических занятиях проявлял жгучий интерес к новой теме, принимал участие в научных конференциях и, похоже, всерьез решил заняться исследованием психологии художественного творчества:

– Извините его, пожалуйста, он хороший, хороший!

– Хороший, тоже мне! Он преступник и не одного человека еще убьет. Повторяю вопрос: фамилия и курс? Буду подавать в суд, у меня много свидетелей. Это что же такое получается: над пожилой женщиной станет издеваться каждый, кто захочет. Так что ли? Фамилия и курс!

– Галиев, четвертый курс. Можно, я вам все объясню!

– Ничего объяснять не надо! Будешь по суду возмещать мне моральный ущерб!

– Что вы хотите?

– Чтобы тебя, разбойника, наказали по всей строгости!

Галина Михайловна вышла, захлопнув дверь. Алмаз в подавленном состоянии сел на место. Расстроилась и преподаватель:

– Идите, уладьте все. Зачем вам лишние скандалы?

Выйдя в коридор, Галиев чуть не столкнулся со своей сокурсницей, Кассандрой, опоздавшей на лекцию. От нее несло табаком и перегаром.

– Кассандра, меня, наверное, сейчас в милицию заберут!

– А что такое?

Алмаз рассказал ей все.

– Да брось ты! Иди скорее за ней, купи какой-нибудь торт, и все на этом!

Алмаз крепко задумался. Действительно, а чем не выход: дать вахтерше денег или сунуть коробку конфет…Вот они – спасительные кусты, где можно спрятаться от тревог. Правда, разум-предатель упрямо твердил юноше, что для него этого будет слишком мало.

По утрам, шагая в университет, Галиев постоянно встречал на улице оборванную старушку, которая, прислонившись к фонарному столбу, робко протягивала прохожим трясущуюся руку в надежде получить заветные монетки. Иногда он давал ей денег, но каждый раз виновато прятал глаза. Алмаз не чувствовал, что делает добро. Ему казалось, что этого недостаточно: бросить медяки и уйти, тем самым откупившись от собственной совести. Немного успокаивало то, что в одиночку ничего нельзя сделать в стране, где нищета и страдания стали привычным состоянием людей и встречаются на каждом шагу. Может быть, и не надо стремиться спасти весь мир, а помочь хотя бы одному конкретному человеку? Эх, если ты поступил, как последний негодяй, найди в себе силы по-человечески исправить последствия своего проступка.

Галиев решительно спустился на первый этаж и постучался в комнату вахтеров. Галины Михайловны там не было, за столом сидела ее напарница – невысокая бойкая старушка. Алмаз почувствовал, как засосало под ложечкой и кровь стремительным потоком хлынула к сердцу. Когда он волновался, то всегда шепелявил. Получалось что-то среднее между шипением и свистом.

– Вызовите, пожалуйста, милицию! Я толкнул вашу напарницу, она упала и сильно ушиблась!

В этот момент вошла Андреева. Хотя вошла – это громко сказано, потому что женщина еле-еле волочила ноги и все держалась рукой за поясницу. Она мельком оглядела потупившегося студента и отвернулась. Напарница ее, взяв ведра, отправилась мыть полы.

Алмаз вновь попытался навести мосты:

– Простите меня, пожалуйста…

– Я никогда никого не прощаю – так уж воспитана. Тебе-то что, а я уже ходить не могу, наверное, трещина. Все. Инвалид на всю жизнь. Что ты наделал, что ты наделал!  – Галина Михайловна заплакала.

– Давайте, я милицию вызову, – предложил Галиев.

– Зачем мне твоя милиция? Она меня вылечит, что ли? Вези меня в травмпункт!

– В какой? На каком автобусе?

– В мой, Московского района, на разъезд Восстания. Ищи машину, на маршрутке я не поеду! Ой-ой-ой, все отнимается!

Снова плачет. Алмаз звонит в «скорую»:

– Приезжайте, пожалуйста, женщина упала в коридоре университета. Как получилось? Студент толкнул…Не знаю… Извините, – это он уже Галине Михайловне, – спрашивают вашу фамилию, имя и отчество!

– Ой, Господи, да Андреева, Галина Михайловна!

Диспетчер по телефону заверила, что бригада медиков будет через несколько минут. Стараясь не терять драгоценное время, Алмаз помчался  в аудиторию на тринадцатый этаж за вещами. Сокурсники разом обступили его:

– Ну что, разобрались?

Галиев фальшиво улыбнулся:

– Почти. Я вызвал «скорую», посмотрим, что врачи скажут. В любом случае, простите меня, пожалуйста, я виноват и должен быть наказан.

Взяв сумку и куртку, Алмаз вышел, а студенты еще несколько минут сидели в полной тишине. Молчала и преподаватель, но все же потом сказала:

– Я обязательно разберусь и помогу этому мальчику. Хороший ведь студент…

В служебной раздевалке, размещавшейся в подвале, Галина Михайловна, держась за шкафчики, пыталась надеть сапоги, но каждый раз, вскрикивая от боли, валилась на скамейку. Алмаз как раз застал ее сидящей и всхлипывающей, помог ей обуться, подал шубу.

Внезапно в помещение влетела старушка – напарница Андреевой. Она принадлежала к тому типу людей-практиков, которые всегда все знают, умеют и советуют только умные вещи. Голос у этой женщины был, как у сердитого мужчины:

– Дураки вы оба! Никакой милиции и «скорой помощи» не надо было. Начнут разбираться, что да как. Тебя, Галя, с работы уволят, а тебя,– она кивнула студенту, – вышибут из университета. Вам это надо обоим? Поезжайте-ка быстро в травмпункт и сделайте снимок. Если он платный – парень заплатит. Трещины у тебя никакой нет, кости целы, иначе ходить бы не могла!

– Мне вроде бы уже и лучше! – больше себе, чем  остальным, сказала Андреева, а Алмаз, запинаясь, опять стал лепетать свое:

– Понимаете, я виноват, пусть меня накажут…

– Да достал ты меня сегодня, – рассердилась бойкая старушка. – Заладил одно и то же: виноват, виноват. Хватит! Толкнул, что ж, всякое бывает!

– Ой, только бы не трещина, только бы не трещина, – взмолилась Галина Михайловна. – А все из-за этого ключа, будь он трижды неладен. Я сама во всем виновата, дура старая!

Напарница резко повела рукой: стоп, мол!

– Делаем так. «Скорая» приедет, я ее отошлю обратно, дескать, сами уехали в травмпункт. Вот и все!

Часть вторая

Галиев и Андреева вышли из университета, держась за руки. Стоял январь, но зима то ли до сих пор боролась с осенью, то ли уже с весной. Снега почти не было, зато кругом – одни лужи, грязь и, к удивлению, очень скользко. Возле учебного корпуса парковались десятки машин, преимущественно иномарок, в них полусидели, полулежали и даже полустояли студенты и преподаватели всех возрастов. Отовсюду била дискотечная музыка, слышались громкие голоса, неистовый смех, ругань.

Подъехала «скорая» – скрываться от нее было поздно. Пока врачи в машине осматривали Андрееву, Галиев стоял на улице один-одинешенек, со своими мрачными мыслями. И что за промозглая погода! Ветер рвется под болоньевую куртку, заставляя все тело ежиться от холода. Минуты идут…Куда-то побежала бойкая старушка – Алмаз едва узнал ее в