Слуга Гос Аппарата: Блаженный сон - Денис Александрович Степанов

проживает с своей семьёй квартире номер один. Он всегда носил строгий чёрный костюм, галстук и небольшую шляпу отдалённо напоминающий цилиндр. Сухие черты лица подчёркивали его белые усы, которые разрослись чуть ниже подбородка. А маленькие глаза скрывались за причудливыми очками. Сам Клаус был не ниже двух метров и носил очень длинные и острые ботинки. На вид ему было лет сорок. Клаус первый поздоровался с Гектором.

—Здравствуйте.

—Здравствуйте, Клаус. Как ваши дела?

—Мои вполне не плохо. А вы… Хотел бы вас поздравить с юбилеем, Гектор. Но в свете последних новостей… Примите мои искренние соболезнования. Никогда не сказал бы, что вам восемьдесят пять. Вы так хорошо выглядите для своих лет!

—Проблема в том, Клаус, что мне нет даже шестидесяти пяти. — С отчаянным вдохом, проговорил Гектор.

—Быть того не может! Но как же… Неужели я ошибся?

—Не вы, Клаус. Министерство.

—О! Так значит, ошибку исправят, и у вас будет ещё масса времени до визита в этот чудовищный Центр Эвтаназии! Кто знает, быть может, спустя несколько лет его уже не будет. Уверен, что эта мера временная!

—В нашем мире нет ничего более постоянного, чем временные меры. Мне звонили из Министерства Заботы. По их мнению, никакой ошибки нет. А даже если бы она была… Никто из них никогда не возьмёт на себя ответственность… Потому что…

—…потому что Великое Государство и Мудрый Вождь не совершает ошибок… Боже! Гектор, мне так жаль!

—Не стоит. Это моя жизнь и мои проблемы. У вас хватает своих. Остаётся только молиться, чтобы в Министерстве не пролили кофе на табели с вашим возрастом. Или, что ещё хуже, на табели с возрастом ваших детей. Расскажите про вашу семью, Клаус. — Гектор как можно скорее хотел сменить тему разговора.

—Как вы знаете, мою жену зовут Мария. Она работает учительницей литературы. Дочурке Злате скоро шесть лет, выбираем ей школу. Хотя сейчас собираются ввести распределение и, скорее всего, она попадёт в ближайшую Школу Патриотического Воспитания. Больше родных у меня не осталось. По крайней мере, на свободе. — На лице Клауса появились тоненькие нити грусти.

—Извините, я не хотел вас расстроить.

—Да что вы. Я работаю экономистом в Министерстве Финансов. У нас есть доступ к статистике. Не так давно посчитали, что у каждого гражданина есть родственники, которые сидят в тюрьме… или в трудовом лагере, или уже расстреляны… К слову, отдел, который проводит расчёт, был расформирован, всех посадили, кроме главы отдела. Он чей-то родственник, похоже. А у вас, эээ Гектор? Есть родные?

—Да. У меня есть взрослый сын, но он далеко. Занимается строительством железной дороги на севере. Письма туда идут по полгода, а то и вовсе теряются по пути. Мне редко удаётся получить от него вести.

—Ну, он хотя бы жив и на свободе. — Улыбнулся Клаус.

—Это единственное, что меня радует. Вы работаете экономистом?

—Да, всё верно. Я привык считать себя отличным экономистом. С детства люблю цифры. Это отличная работа! Хотя иногда я ловлю себя на мысли, что сквозь эту безликую статистику на меня смотрят осуждающие настоящие люди.

—Что вы имеете в виду?

—Гектор, вы знаете, что у нас на каждого рождённого ребёнка приходится четыре погибших солдата на фронте? Или что основу нашей экономики составляют рабочие места в Министерствах и структурах, которые их обслуживают? Эти люди ничего не производят, кроме новых законов и циркуляров. Да и чего душой кривить, я ведь тоже работаю в Министерстве. А как вам такое? Тридцать процентов работоспособного населения находится в тюрьмах, а ещё десять процентов эти тюрьмы охраняют.

—Клаус, раньше я бы покивал и отправился бы записывать эту информацию. Но теперь… Я вряд ли пробуду тут дольше двух недель… А потому хочу дать вам совет. Никогда ни с кем не делитесь этой информацией. Иначе за вами приедут.

—О боже. Об этом я совсем не подумал… у меня просто… просто…

—Просто накипело, понимаю. Держите это при себе — и всё будет хорошо. Я знаю, что этот дом раньше принадлежал вашей семье. Каким он был?

—Не просто принадлежал, а был построен моим прадедом и дедом! Как он был прекрасен в свои лучшие годы! Я помню, как цвели апельсиновые деревья в саду рядом. К сожалению, от былого величин почти ничего не осталось… фруктовые сады теперь в прошлом, всё заменил асфальт. — Грустные нити Клауса всё больше разрастались по его сухому лицу.

—Вы что-то хотели? — Настороженно спросил Гектор.

—Ах да, я к вам с просьбой, вы позволите?

—В чём дело?

—Злате скоро исполнится шесть лет. Я хотел бы устроить для неё настоящий праздник! С тех пор, как она увидела праздничный салют в День Всемирного Счастья, она мечтает о фейерверке. Уже все уши мне прожужжала! Вы можете достать мне несколько ракет для запуска?

—Я подумаю, что можно сделать.

Клаус Шиммер немного улыбнулся, скрыв свою давнюю грусть. Ведь для него семья, было всё что у него есть. Клаус поднялся с деревянного стула и ушёл к себе домой. А Гектор совершенно без настроения тоже вернулся в квартиру где опять звонил этот красный телефон. Звонок был из Министерства Информации. Гектор нехотя поднял трубку телефона.

—Здравствуйте Гектор. В рамках программы генетической чистоты населения… Вам нужно собрать ДНК всех жильцов в вашем доме. Осмотрите квартиры и найдите предметы, которые содержат подходящий биологический материал — волосы, слюна, кровь, кожа… Через несколько дней приедет курьер и соберёт всё, что вам удастся найти.

—Что это за программа?

—Программа генетической чистоты на селения, санкционирована Министерством Порядка неделю назад. Цель программы — выявить граждан, на генетическом уровне склонных к предательству Родины. Приступайте.

Гектор положил трубку телефона и отложил это дело на завтра. Присел на кресло и к нему прибежал его верный чёрный друг, Ордер.

—Иди сюда, котик. У меня тоже сегодня был тяжелый день… Хоть я не мял бока и не драл кресло. Куда мне до твоих забот.

Гектор приобнял Ордера, уселся поудобнее в кресло и наконец-то сомкнул глаза. Но покой Гектора оборвал страшный, блаженный сон: Гектор очнулся привязанный кожаными ремешками к холодному хирургическому столу. Прямо над ним висела огромная белая лампочка излучавшая белый, ослепляющий свет. Гектор ничего не мог разглядеть из-за постоянного смещения света, впрочем, которая просто выжигала его глаза. Слышны какие-то разговоры, но нельзя было разобрать ни слова. Вдруг, Гектор видит этот Цент Эвтаназии снаружи, огромное серое восьмиэтажное здание. Четверо людей с трибуны объявляют об открытии этого центра. Ослепляющие вспышки