Математик - Сергей Бакшеев

Пожилая полная женщина в расстегнутом пальто лежала лицом вверх. Ее глаза были закрыты, а на бледном лице застыла гримаса боли. Рядом валялись осколки разбитой стеклянной вазы и три поникших розы в лужице мутной воды. Оперативник прикинул, где могла располагаться ваза. Выходило, либо на кухонном столе, либо на невысоком холодильнике. Обратил он внимание и на нетронутый кошелек на краю стола, и на закрытую женскую сумочку на полу.

– А вы продолжайте рассказ, Вера Анатольевна, – напомнил Стрельников. – Как вы установили причину смерти?

– Сначала я расстегнула верхнюю одежду на груди женщины, хотела сделать укол, но пульс и дыхание полностью отсутствовали. Потом я подняла голову и заметила след от сильного удара в затылочной области. Для этого мне пришлось снять с нее берет. Он на табуретке.

Виктор Стрельников кинул взгляд на тонкий коричневый берет. Такой головной убор не спасет от сильного удара.

– Она не могла стукнуться при падении?

– Нет. Ссадина со следами кровоподтека расположена в верхней части головы. Так не ударишься об пол. К тому же она падала вперед лицом.

– Лицом?

– Да. Левая кисть имеет характерный перелом. Пыталась опереться при падении, но возраст и вес…

Невозмутимый Семеныч, осматривавший тело, энергично кивнул, подтверждая слова врача:

– Ударили тупым предметом сзади. Предположительно разбитой вазой. Удар не сильный, но много ли старушке надо.

– Выходит, стопроцентная мокруха. А тело уже ворочали да и наследили не мало, – констатировал старший лейтенант. Его бесцветный голос был лишен явно выраженных эмоций.

– Я больше ни к чему не прикасалась, – поспешила оправдаться врач.

– Кто первый обнаружил … пострадавшую?

Стрельников хотел сказать «труп», но вовремя перестроился, чтобы не травмировать попусту чувства близких или соседей. Нет ничего хуже, опрашивать свидетелей, находящихся на грани нервного срыва.

– Меня встретила пожилая дама. Она в комнате, – указала врач и спросила: – Я могу идти?

– Сначала ваши показания запишет наш сотрудник. Потом, если у эксперта не возникнет дополнительных вопросов, вы будете свободны. – Стрельников позвал из коридора опера-боксера: – Алексей, займись врачом. Устройтесь где-нибудь. На кухню не входить, там Семеныч работает.

– А где же нам? – Матыкин с готовностью доставал бумаги.

– Да хоть в ванной. А я в комнату. Там главная свидетельница.

Старший лейтенант вошел в жилую комнату. За столом, спиной ко входу сидела худенькая совершенно седая женщина в расстегнутом бежевом плаще с приподнятым воротником. Рядом лежала миниатюрная шляпка в тон плащу. Женщина увлеченно перелистывала книжку в мягкой обложке, держа ее на вытянутой руке, и обратила внимание на сотрудника милиции, только когда он крякнул в кулак и представился.

– Вишневская. Пенсионерка, – с достоинством ответила дама, словно произносила дворянский титул.

Она осталась сидеть, лишь повернулась на скрипучем вращающемся пластиковом кресле. Теперь Стрельников мог ее разглядеть лучше.

Гордая осанка, атласные волосы, скрепленные сзади смелой заколкой, ухоженные брови, маленькие золотые серьги и чуть подкрашенные губы говорили о том, что хозяйке не безразличен ее внешний вид. Вытянутая шея была предусмотрительно укутана легким платком, но многочисленные морщины вокруг глаз выдавали ее возраст: хорошо за пятьдесят, и образ жизни: вечно занята чтением.

– Кем вы приходитесь хозяйке квартиры?

– Я ее знакомая… старая знакомая. Живу в соседнем доме, из арки направо.

– Вы подтверждаете, что женщина на кухне – это Софья Евсеевна Данина?

– Несомненно, это она.

Оперуполномоченный был несколько удивлен спокойным рассудительным тоном собеседницы. Он больше привык к женским истерикам и нервным обморокам при виде трупа.

– Когда вы видели хозяйку квартиры последний раз? Я имею в виду живой.

– Сегодня. Не больше часа назад.

– Даже так. Расскажите поподробнее об этом.

– Два раза в неделю мы с Софьей Евсеевной ходим в магазин. Она старше меня, я помогаю ей покупать продукты. Сегодня мы созвонились и как обычно договорились встретиться около магазина. Знаете «Продукты», угловой магазин на проспекте?

Виктор кивнул, свой район он знал хорошо.

– Но Софья обнаружила, что забыла кошелек. Я предложила дать ей в долг, но она ни в какую. Погода, говорит, хорошая, спешить некуда, прогуляемся. Мы вернулись к ее дому. Я осталась на улице, там солнышко, а она зашла во двор. Я ждала минут пятнадцать, потом стала беспокоиться. Думаю, не случилось ли чего?

– Так вот сразу? – старший лейтенант намеренно округлил глаза.

Женщина поспешила уточнить:

– С возрастом здоровье, сами понимаете, лучше не становится. А Софья в последнее время на лекарствах жила. Излишний вес, давление, диабет.

– И вы решили пойти за ней?

– Да.

– Во время ожидания и потом, когда вошли во двор, вы кого-нибудь заметили?

– По улице естественно проходили люди. Но все мимо.

– А из арки кто-нибудь появлялся?

– Нет. – Женщина уверенно покачала головой. – Точно нет. Я ждала Софью с минуты на минуту, и всё время наблюдала за аркой. Но вы знаете, из этого двора можно выйти и на другую улицу. Если к метро, так короче.

– А в парадном? Когда вы поднимались…

– Никого не было. Я бы сразу вам об этом сообщила. Пока вы до нас добирались, товарищ милиционер, – с укоризной заметила Вишневская, – у меня было достаточно времени, чтобы всё как следует вспомнить.

«Или придумать версию, как скрыть свою причастность к преступлению», – невольно подумалось старшему лейтенанту, глядя на невозмутимую женщину. Убита ее близкая подруга, а она сохраняет железное спокойствие, книжку листает.

– Теперь расскажите, как вы зашли в квартиру?

– Дверь была лишь прикрыта. Я позвонила и сразу толкнула ее. А потом заметила Софью. Ее ноги были видны с порога. Я решила, что ей стало плохо, и она упала. Я проковыляла на кухню, повернула ее, потрясла, брызнула водой, но тщетно. Она не приходила в сознание. И я сразу вызвала «скорую». Пока они приехали, я заметила разбитую вазу и ужасный след от удара на голове Софьи.

– Хорошо. Допустим, это так.

– Что значит, допустим? Вы мне не верите? – возмутилась седая женщина. Ее маленькие серые глазки требовательно впились в Стрельникова.

Старший лейтенант проигнорировал недовольство. Пора ставить ее на место, решил он. Свидетель, первым обнаруживший тело, не редко оказывается убийцей.

– Как вы могли заметить ссадину на голове, если Данина в тот момент была в берете? – ледяным голосом спросил оперативник.

– Это хорошо, что вы очень внимательны, – спокойно отреагировала женщина, выдержав напористый взгляд милиционера. – На Софье действительно был одет берет. Я ощутила пальцами слипшиеся от крови волосы, когда перевернула ее на спину и поправила голову, чтобы ей удобнее было лежать.

– Получается, в момент обнаружения, Софья Евсеевна лежала лицом вниз?

– Да. Я готова показать, как это выглядело.

– Чуть позже, – отрезал Стрельников, вновь поразившись спокойствию пожилой свидетельницы.

Он осмотрел простенькое убранство квартиры.

«А брать тут, похоже, нечего. На ограбление никак не тянет, даже кошелек на месте. Значит, бытовуха? – задумался старший лейтенант и сам себе ответил: – Скорее всего. Хотя следов пьяного застолья что-то не наблюдается. Но нынче времена такие, что убивают и с похмелья и просто от дури, как в прямом, так и в переносном смысле».

Стрельников обошел комнату и вновь обратился к Вишневской:

– Скажите, кто еще проживает в этой квартире?

– Сын Софьи Евсеевны, Константин.

– Та-ак. И чем он занимается?

Глаза седой женщины лукаво вспыхнули. Вместо ответа она неожиданно предложила:

– Виктор Стрельников, вы же сыщик. Догадайтесь сами! – Слова прозвучали дерзко, как преднамеренный вызов.

Старший лейтенант осекся. Он почувствовал себя словно на экзамене. Мысль, осадить странного свидетеля, даже не появилась. Он еще раз пробежал взглядом по комнате.

Отовсюду веяло неухоженностью: покосившийся карниз над окном, замотанная скотчем треснувшая ножка этажерки, разболтанная настольная лампа, да и на кухне кран капал. Непохоже, чтобы здесь жил рукастый работяга. А вот многочисленные книги и научные журналы явно говорили о том, что в квартире обитает этакий ботаник в очках, которому даже телевизор не нужен. Он вечно погружен в бумаги, вон как вытерт паркет под креслом у письменного стола. Сейчас мы определим его профессию.

Стрельников остановился у небольшого портрета бородатого мыслителя над этажеркой. Напоминает писателя или ученого. Но явно не Эйнштейн с высунутым языком, и на Хемингуэя не похож. Этих двоих старший лейтенант знал хорошо. Их обожала вешать на стены питерская интеллигенция времен молодости его родителей. Ученые и писатели, как эстрадные звезды и спортсмены тоже подвержены моде. Каждое поколение выбирало своих кумиров. Но сейчас наступило время всеобщего хаоса в мыслях и поступках. Властителями дум стали денежные мешки и вертлявые телезвезды свободных нравов.