Таинственный след - Кемель Токаев

Как-то незаметно вокруг рассказчика собрались друзья Кравченко. К беседующим один за другим подходили танкисты и автоматчики, останавливались на минутку, а потом, увлеченные воспоминаниями старого железнодорожника, оставались около него. А старик, видя, с каким интересом его слушают, все продолжал и продолжал рассказывать:

— Так и осталась Ирина в Дарнице. А потом мы узнали, почему она не захотела уехать из своего городка. Видите впереди колючую проволоку? Тут был лагерь наших военнопленных. Это — ад кромешный, страшно и вспоминать о нем. Случалось, подойдешь близко к лагерю, душа каменеет. Раненые и больные пленные вповалку лежали на сырой земле, зарывались в норы. Многие не имели никакой одежды. В лагере — зловоние, грязь. Умерших не убирали неделями. Увидят пленные прохожих, зовут к себе, молят о помощи. А чем поможешь? Бывало, проберешься к проволоке, передашь кусок хлеба, картошки, вот и все. Да и за это часовые расстреливали жителей. Муки пленных были ужасны.

Однажды до нас дошли слухи, будто немцы отделили раненых военнопленных командиров и комиссаров и собираются их вскорости расстрелять. Кто говорит, что двадцать командиров, кто — тридцать, а кто и пятьдесят. В общем, точно не известно. Знаем одно, что ждет наших людей злая смерть. Весь город тогда заволновался, все только об этом и говорили.

Мы с братом заметили, что Ирина как-то сразу изменилась, повзрослела. Вечерами она часто задерживалась и на расспросы отвечала невпопад. Когда в городе разнеслись слухи о готовящемся расстреле пленных, Ирина объявила, что соскучилась по своим родителям и ей надо обязательно уехать в Переяслав. Без пропуска туда не попадешь, кругом шныряют оккупанты, и мы подивились этому ее желанию. Я в тот вечер был у своего брата. Он был сапожником и этим ремеслом зарабатывал хлеб в то трудное время. Сидим мы так, мирно беседуем; брат чинит мои сапоги, а его жена Агафья хлопочет по хозяйству. Вдруг открывается дверь и в комнату входит Ирина, а за ней — немецкий офицер. Мы просто опешили. А Ирина не обращает на нас никакого внимания, словно нас и нет в доме.

— Проходите, — говорит, — господин офицер, присаживайтесь к столу.

Ирина провела улыбающегося немца в передний угол, усадила на стул. Сама так это плутовато смеется, на офицера смотрит ласково, а на нас вроде бы даже косится. Немец кое-как объяснялся по-русски. Он с ходу заговорил с нами, Ирина, кажется, даже подзадоривала его.

— Нравится вам наш новый порядок? — спросил офицер и, не дожидаясь ответа, с восторгом отозвался об Ирине: — Ваша дочь очень карош. О, она все понимайт...

— Отец, — сказала Ирина, — завтра я еду в Переяслав, господин офицер помог мне достать пропуск.

Офицер заулыбался и похлопал Ирину по плечу. Это неожиданно взъярило Агафью. Она бросила тарелки с закуской на стол и презрительным взглядом обожгла незваного гостя. Досталось также и Ирине. Агафья вот-вот готова была броситься на сноху с кулаками. И только строгий взгляд мужа Миколы удерживал ее от этого опасного шага. Все-таки Агафья не выдержала и зло зашипела на Ирину:

— Я вот задам тебе Переяслав.

— О чем там болтает эта старуха? — нахмурился офицер и даже привстал со стула.

— Не сердитесь на нее, господин офицер. Моя мама очень добрая, я ведь говорила вам... — Ирина подошла к Агафье, обняла ее и наклонилась к уху, видимо, желая что-то объяснить свекрови. Но Агафья грубо оттолкнула Ирину от себя.

— Что это ты ерепенишься, старая?! — гаркнул молчавший до этого Микола и, обратившись к офицеру, извиняющимся тоном добавил:

— Не слушайте ее. Она, конечно, мать и ей неприятно, что за дочерью ухаживает человек другой нации и веры. Кушайте лучше, что бог послал.

Офицер немного успокоился и сел за стол. Они о чем-то говорили вполголоса, но беседа явно не клеилась. Немец то и дело холодно поглядывал на Агафью, та хмурилась и отворачивалась от него. Ирина заметно волновалась. Наконец они встали и ушли. Как только за «гостем» закрылась дверь, Агафья набросилась на Миколу.

— Не тебе ли говорила я, старый ты дурень, — кричала Агафья, — что сноху давно надо бы отправить к своим. Теперь вот полюбуйся, что она вытворяет. Уже и немцев в дом начала водить. И до чего же бесстыжая, сатана. Она, верно, и не подумала, что у нее есть муж. Что она скажет, когда вернется с фронта Андрей? Он ее не помилует. Да и я ей, вертихвостке, не спущу: пусть убирается из дому, куда глаза глядят. Наш дом не для фашистов и не для таких, как она. Придет час, задушу ее своими руками.

— Эй, баба, угомонись! — рассердился Микола. — Перестань болтать попусту. Разве людям сейчас до веселья. У снохи, видно, другое на уме, и ты не мешай ей.

— Известно, что на уме у бабы, которая шляется по ночам, — все больше волновалась Агафья. — У дурного человека и на уме и на душе дурное.

— Хватит! — прикрикнул Микола. — Постыдилась бы о такой срамоте говорить. Разбирай постель да ложись спать..

Я жил далеко от брата, и он уговорил меня остаться ночевать у него. Шло время, но мы никак не могли заснуть, Агафья плакала. Да и самим нам было впору разреветься. О чем ни заведем разговор, все к войне, к бедам и несчастьям нашим возвращаемся. Горе кругом, печаль и слезы, и нет этому конца. В полночь за окнами говор послышался, а потом и стук в дверь — Ирина приглашала кого-то зайти в дом. «Заходите, — слышим мы из сеней, — дома у нас никого нет». У меня даже сердце екнуло, неужели, думаю, она опять в дом немца своего зовет? Открывается дверь, кто-то входит, Микола прибавляет в лампе фитиль. Я вижу у порога мужчину в старой рабочей одежде с помятой кепкой в руках.

— Говорили — никого, а тут полна комната народу, — проговорил незнакомец и приветливо улыбнулся нам: — Что же вы, хозяева, не спите до сих пор?

— Разве до сна человеку в горе? — Агафья тяжело вздохнула и внимательно оглядела незнакомца. — Во сне одна беда только и грезится.

— Горю нельзя поддаваться. Сильный человек беды не боится, а вы, я вижу, люди не слабые, — пришедший опять улыбнулся и сказал, обращаясь к Миколе: — У нас есть небольшое дельце, и нам надо спокойно поговорить с Ириной.

Микола согласно кивнул головой и указал на дверь в комнату Ирины. Гость прошел туда с Ириной, и мы тут же услышали их торопливый разговор. Говорил больше мужчина, а Ирина только изредка вступала в беседу. Мы поняли, что речь идет о военнопленных, и невольно затаили дыхание. Неужели есть возможность спасти командиров и комиссаров от гибели? И неужели это наша Ирина участвует в таком серьезном деле? По разговору выходило, что так оно и есть.

— Жди людей у Борисполя, — слышался приглушенный голос из-за двери. — Будете идти только ночами. Учти, что среди них много совсем слабых. Если кто не сможет двигаться дальше, устрой их по этому адресу. Хорошо?

«Хорошо!», «Ладно!», «Есть», — это, мы слышим, отвечает Ирина. Потом разговор на некоторое время стихает. Мы сидим, боясь проронить хоть одно слово. Что затеяли эти люди? Удастся ли им выполнить задуманное? Наконец оба они появляются в нашей комнате, и мужчина говорит Ирине:

— Счастливого пути, дочка. Желаю тебе удачи. — Потом мужчина достал из кармана пистолет и передал его Ирине: — Возьми, в дороге пригодится. Только смотри, береги себя.

Ирина спрятала пистолет, с минуту постояла посреди комнаты и вдруг с плачем бросилась Агафье на шею. Обе женщины разрыдались. Микола не выдержал и тоже смахнул скупую мужскую слезу.

— На кого же ты нас покидаешь, дочка? — причитала Агафья. — И как же мы теперь будем без тебя, старые? За какие грехи на нас такая кара?

— Хватит, мать, не реви! — тихо проговорил Микола. — Судьба позвала ее, пусть идет, пусть поможет людям.

— Вот и добре, вот и простились, — заговорил незнакомец и повел Ирину к двери, — не будем ее задерживать, ей уже пора... А я, дорогой хозяин, если разрешите, останусь здесь до утра. Сейчас мне нельзя выходить.

Ирина ушла в ночь, а на рассвете как-то незаметно исчез из дома и незнакомец. Я проснулся от сильного шума и гама на дворе. На улице суматоха: трещат мотоциклы, гудят машины, лают собаки. Немцы торопятся, как на пожар. Мы было подумали, что к городу подошла Красная Армия и нагнала страху на фашистов. Потом припомнили ночного незнакомца и кое-что для нас прояснилось. Вскоре мы узнали, что ночью все приговоренные к смерти военнопленные сбежали из лагеря.

— Как могли эти слабые люди выбраться из каменных сараев? — удивлялись горожане.

— Двери целые, — передает кто-то новые подробности, — кто-то специально открыл замки.

— А как же охрана? Неужели не заметили?

— Часовые, конечно, всех бы перестреляли, но их самих нашли убитыми. Кто-то переоделся в немецкую форму и обманул фашистов.

Новость шла из конца в конец города, обрастая разными деталями. Люди радуются, однако, все тревожнее вглядываются в ту сторону, куда скрылся фашистский карательный отряд. Со стороны леса послышались выстрелы, и улицы начали пустеть. Я понял, что оставаться на виду у немцев опасно. Обозленные неудачей, они, пожалуй, начнут хватать и расстреливать мирных жителей. Я тащу домой своего брата, но он упирается, хлопает по своей левой ноге и подмигивает мне. «Не бойся, мол, за меня, немцы мне ничего не сделают».