Штемпелеванная культура - Андрей Белый

Сила интернационализма в том, что: 1) во всех странах Европы идет последовательное завоевание всех тех областей, где наиболее мощно выражается индивидуальность культур, т. е. завоевание областей искусства, 2) рать критиков и предпринимателей в значительной степени пополняется однородным элементом, верней, одной нацией, в устах интернационалистов, все чаще слышится привкус замаскированной проповеди самого узкого и арийству чуждого национализма: юдаизма.

Бесспорно, евреи — глубокоталантливый, способный и самобытный народ; бесспорны отзывчивость и чуткость евреев на все вопросы, связанные с искусством; бесспорно и то, что среди еврейства есть отдельные личности (как Левитан, Юахим, Мендельсон, Гейне и др.), способные глубоко проникнуть в дух арийского творчества; бесспорно и то, что полное неравноправие евреев в России и отчасти в Германии заставляет их проявляться в области, где юридически они могут выступать как равноправные; наконец, бесспорно, что упорство воли и страстность, свойственная семитской расе, проявляется у евреев в форсированном интересе одновременно к искусству всех культур… Но, но и но…

Интерес ко всему культурному порождает эклектизм: вместо глубокого проникновения в одну нацию (нация эта не родная) рождается поверхностный интерес ко всем нациям; так возникает международный базар искусства (нечто среднее из искусств всех наций), а отсюда, само собой, привносятся уже совершенно коммерческие соображения: устанавливается международная связь равно далеких от народа, но равно (национально) близких друг другу издательств и фирм: вносится капитал, организуются журналы, газеты и — пошла писать «штемпелеванная культура»!

Глубокоталантливые и вдумчивые единицы еврейства тонут в стихийном потоке культуртрегеров «чего угодно, на всякий вкус». Искреннее и честное непонимание задач арийского творчества уже ведет к базару, а базар порождает коммерцию; так является готовая, интернациональная (а изнутри узконациональная) биржа: и отсюда невольная, инстинктивная борьба еврейской критики сперва с арийцем Вагнером и арийцем Ницше, а потом стремление к монополии в истолковании того и другого.

Бесспорна отзывчивость евреев к вопросам искусства; но, равно беспочвенные во всех областях национального арийского искусства (русского, французского, немецкого), евреи не могут быть тесно прикреплены к одной области; естественно, что они равно интересуются всем; но интерес этот не может быть интересом подлинного понимания задач данной национальной культуры, а есть показатель инстинктивного стремления к переработке, к национализации (юдаизации) этих культур (а следовательно, к духовному порабощению арийцев); и вот процесс этого инстинктивного и вполне законного поглощения евреями чуждых культур (приложением своего штемпеля) преподносится нам как некоторое стремление к интернациональному искусству: вы посмотрите списки сотрудников газет и журналов России; кто музыкальные, литературные критики этих журналов? Вы увидите почти сплошь имена евреев; среди критиков этих есть талантливые и чуткие люди; есть немногие среди них, которые понимают задачи национальной культуры, быть может, и глубже русских; но то — исключения. Общая масса еврейских критиков совершенно чужда русскому искусству, пишет на жаргоне «эсперанто» и терроризирует всякую попытку углубить и обогатить русский язык.

Если принять, что это все «законодатели вкусов» в разных слоях общества, то становится страшно за судьбы родного искусства.

То же и с издательствами: все крупные литературно-коммерческие предприятия России (хорошо поставленные и снабженные каталогом) или принадлежат евреям, или ими дирижируются; вырастает экономическая зависимость писателя от издателя, и вот — морально покупается за писателем писатель, за критиком критик.

Власть «штемпеля» нависает над творчеством: национальное творчество трусливо прячется по углам; фальсификация шествует победоносно.

И эта зависимость писателя от еврейской или юдаизированной критики строго замалчивается: еврей-издатель, с одной стороны, грозит голодом писателю; с другой стороны — еврейский критик грозит опозорить того, кто поднимет голос в защиту права русской литературы быть русской и только русской.

Обыкновенно здесь смешиваются две несоизмеримые сферы: борьба культур с борьбой политических партий. Правовое неравенство евреев затыкает нам рот.

О, если бы сверху сознали, что для существования русской культуры равноправие евреев необходимо прежде всего! Мы, морально терроризированные писатели, могли бы открыто бороться за свою национальность, не боясь, что нас опозорят! Равноправие евреев необходимо: оно отвлекло бы их интересы от литературы и искусства к областям государственной жизни: еврей государственный деятель был бы и полезен, и нужен; евреи — по природе государственники; всякое же истинное дыхание арийской культуры внегосударственно, свободно, ритмично.

А пока евреи диктуют задачи русской литературы, они вносят туда гнет государственности; и писателю угрожает городовой интернационального участка.

Вы думаете, что только в русской литературе имеет место грустный факт торжества еврейского городового! В том-то и дело, что нет.

Наши слова внушены замечательной статьей г. Вольфинга «Эстрада», напечатанной в трех номерах «Золотого Руна». То, что все знают (но молчат) относительно печального положения русской литературы, имеет место и относительно музыкального центра Германии (а может быть, и всего мира) — Берлина.

С поразительной яркостью наш лучший теоретик музыки отмечает падение музыкального дела в Германии и рост чудовищной фабрики «вундеркиндов» (родина которых всегда почти граница России и Германии): «все музыкальное дело, к сожалению, и композиторство, — пишет он, — превратилось в коммерцию, и притом далеко не высшей пробы». Г-н Вольфинг отмечает стремление влияющих центров превратить музыкальные предприятия в выставку разнообразных продуктов культур, где Мейербер и «вундеркинд» стояли бы рядом с Бетховеном и Вагнером — рядом, т. е. в пику. «Жутко становится от этого безразлично-усердного отношения к любому сочетанию звуков и звучностей» (Вольфинг). «Такое явление указывает либо на варварство, на недавнее восприятие плодов чужой культуры, либо разложение» (Вольфинг). Чужой: — г. Вольфинг красноречиво доказывает, что всё музыкальное дело Германии попало в руки евреев, что даже юдаизирован сам музыкальный цех; «международный музыкальный цех является в сущности очень национальным, так как он состоит главным образом из евреев», этот цех проповедует интернациональную музыку, что г. Вольфинг считает вопиющей несправедливостью. Интернациональная музыка порождает поверхностный дилетантизм, смещающий задачи музыкального развития от Бетховена в сторону «вундеркинда». «Вундеркиндами» заполнена Германия; далее: г. Вольфинг указывает на то, что переполнение евреями музыкальных школ порождает исполнителей вместо творцов; исполнители-евреи, по г. Вольфингу, стараются, аффектированно вибрируя звук, внести элемент слащаво-притворной южной страстности, крайне нехудожественный и варварски нарушающий благородный, европейский стиль.

«Евреи, — говорит г. Вольфинг, — несмотря на несомненную талантливость, являются, выражаясь терминологически, музыкальными варварами… Музыкальный германизм „творил ценности“, выбрасывал их на поверхность жизни и, не заботясь далее об их судьбе, уходил опять в свою глубину; последний (юдаизм) со своею ко всему одинаково готовой восприимчивостью подхватывал эти ценности, часто искренне ими любовался, но, не постигая до конца их сути, не допуская в этих ценностях неразгаданной тайны, смело и усердно выковывал из них ходячие монеты. Весьма вероятно, что, не будь евреев, эти ценности не столь быстро делались бы достоянием всех; но еще более вероятно, что мы тогда не присутствовали бы при безобразном зрелище музыкальной ярмарки, в которую превратилась жизнь музыкального искусства звука…» И далее: «Восхищались чем-то „всечеловеческим“ и „музыкантским“, общим и Бетховену и Мейерберу, т. е. предвосхищали в Бетховене Мейербера» (Вольфинг).

Мы приводим эти слова целиком, потому что все, относимое к музыке г. Вольфингом, относимо и к литературе русской.

«Штемпелеванная культура» совершает свое завоевание.

«Отрицательное влияние евреев на ту или иную сторону духовной жизни Европы объясняется не тем, — продолжает г. Вольфинг, — что евреи, как полагают антисемиты, дурной народ, а тем, что они иной народ».

Этой фразой г. Вольфинг дает понять, что борьба с захватом евреями культурного руководства Европы есть борьба двух расовых духов, а не борьба политическая; она должна вестись: 1) предоставлением евреям всех прав гражданства, 2) противопоставлением интернациональному понятию культуры, как продукта смешения рас, понятия о национальной культуре, конкретной и индивидуальной в каждом народе.