Широки врата - Эптон Синклер

Помимо того, что претерпел Иов, на эту самую счастливую из еврейских семей обрушились бедствия. Зверские нацисты сначала схватили отца, а потом и младшего сына, бросив их в тюрьмы. Они ограбили семью до нитки, измучив сына невыразимыми способами и, наконец, выбросили его из своей земли жалкой развалиной. Мать, которую учили с детства, что страх Господень является началом мудрости, могла сделать только один вывод из такой цепочки событий. Яхве ведет себя в соответствии со своей природой: Господа Бога Вседержителя, который изгнал Адама и Еву и произнес свой страшный приговор, что в печали будешь рожать детей, и проклята земля за тебя!

Наследник получивших этот приговор теперь возвращается обратно к ковчегу её завета. Её сын был бедной отбившейся от стада овцой, «розовой» овцой с марксистским оттенком. Было слишком поздно помочь ему в этой жизни, но, по крайней мере, она могла подготовить его к тому воскресению, которое ждёт каждый Ортодокс. Он должен быть похоронен в соответствии со священной традицией, без уступок роковым заблуждениям, известным как «реформы». В доме умершего все были в панике, кругом царил беспорядок. Мать считала, что тело умершего еврея будет опозорено, если оно останется не погребенным более двадцати четырех часов. Оно не может быть похоронено после наступления темноты.

Рахель Робин, молодая вдова, ухаживала и наблюдала за своим мужем в течение нескольких месяцев. Она слышала его мольбы о смерти и решила, что смерть станет для него избавлением. Она понятия не имела, как такое тело, подвергнутое жестоким пыткам, может подняться из могилы, то ли в его нынешнем виде искалеченном виде или восстановленным в своем первоначальном совершенстве. Она не впадала в истерику, как старшая женщина. Мама плакала, заламывала руки и рвала одежду. В то время, как она была повсюду, пытаясь выполнить все обряды, которые требует ритуал для еврейского умершего.

На французской Ривьере жило много представителей её народа, но они были по большей части людьми, не помнящими родства, тунеядцами и искателями удовольствий, также испорченными скептицизмом и подверженными гневу Яхве, как семья Робинов. Кто из поклонников моды мог знать, как должны быть обрезаны ногти у покойника? Кто из дам, играющих в бридж, могла бы знать, как приготовить «первую трапезу после похорон»? Кто из играющих в теннис джентльменов мог бы позаботиться, чтобы после похорон скорбящие мыли руки и предплечья в соответствии с правилами талмуда? В Каннах была синагога, но мама не будет с ней иметь дела. Она была «реформирована», и раввин был настолько модным, что он, возможно, также принадлежал епископальной церкви. Но в Старом городе жили в страшной бедности несколько семей из России и Польши, зарабатывая свой хлеб торговлей вразнос, сбором тряпья и ремонтом старой одежды. Они были настоящими евреями, какой когда-то была Лия. У них был своего рода магазинчик, где они молились, и Лия ходила к ним, занимаясь благотворительностью. Там она встретила главу их синагоги. Его имя было Шломо Колодный, и он не был французским раввином на побережье удовольствий с большой черной повязкой на похоронах. Он был настоящим грамотеем, меламедом, или учителем молодёжи. Также он был кантором и шаммасом, или пономарём, и шохетом, или резником, кому доверяется шехита, т. е. ритуальная резка животных и птиц. В случае необходимости он станет гробовщиком в соответствии с древним кодексом. После трудовых дней он проводил ночи, углубившись в священные еврейские тексты, ведя диспуты в своем воображении с такими же грамотеями, каких он знал в Польше, о тысячи мельчайших нюансов доктрины и практики, которые возникали в ходе двадцати пяти веков отношений между Яхве и Его избранным народом.

Так что теперь шофер Бьенвеню поехал в спешке в город и вернулся с этим Шломо, обладателем всех профессий, носящим длинную черную бороду и выцветший длиннополый сюртук, который, как он, вероятно, думал, выглядел древним кафтаном. На идише, немного смешанным с французским, он заверил осиротевшую мать, что он знает все и будет делать это, как надо, а не какие-то трюки по «реформе». — «Pas de tout, Frau Robin, niemals, niemals разве я буду выпускать кровь из настоящего Еврея или класть в него какие-то яды». Он потирал руки и мурлыкал, ибо он знал все об этой леди, чей муж был одним из самых богатых людей в Германии, и который все еще оставался достаточно важным, чтобы быть гостем на одной из самых прекрасных усадеб мыса Антиб. Для Мамы он был большим утешением. Он поспешил заверить ее, что ей не нужно беспокоиться из-за того, что ее дорогой будет похоронен так далеко от дома. Если она того пожелает, то можно положить в могилу небольшую раздвоенную палку, которая поможет ему найти путь в Палестину, когда вострубит последняя труба. И, конечно, винты в крышке гроба для него останутся не затянутыми. Что касается увечий, которые злые люди сотворили с его телом, все они будут заживлены, и благородный молодой еврей возникнет, превратившись в сияющего, как звезда, ангела. Его сломанные пальцы возродятся, и он сможет играть на кларнете для вящей славы Всевышнего. Между тем его душа удобно устроится в особой голубятне в Аиде, с огромным количеством маленьких отсеков для праведных душ. Это было не совсем точно по принятой доктрине, но Шломо прочитал об этом в каком-то древнем тексте, и мама нашла в этом утешение.

Есть некоторые старые вещи, которые совершенно невозможны в наши дни. Кладбище находилось в горах, и хотя горожане не забыли, как ходить, но они забыли, как это можно делать. Гроб и провожающие должны перевозиться в автомобилях, но мужчины должны быть в отдельных автомобилях, за которыми должны ехать автомобили с женщинами, но, приехав к воротам кладбища, все должны идти пешком. Тактично меламед отметил, что в его пастве были бедные женщины, которые могли бы выступить отличными скорбящими. Им надо уделить только несколько франков каждой, плюс еда, и они будут обильно плакать и сделают по-настоящему впечатляющие похороны. Нельзя было ожидать, что все евреи в Каннах или даже в местечке Жуан-ле-Пен оставят работу и последуют за кортежем. Увы, они даже не догадывались, что если встретят кортеж на улице, они должны присоединиться к нему и сопровождать его на расстоянии не менее четырех локтей. Ну, кто мог бы им сказать, каков размер локтя?

Стоял вопрос о besped, похоронной речи. Шломо был авторитетом и в этой области, но он никогда не встречался с покойным, и кто-то должен сообщить ему необходимые данные. В этот момент молодая вдова вытерла слезы и встряла в дискуссию. Человек, который должен произносить речь, должен быть самым близким другом покойного, тот, кто лучше знал его и рисковал своей жизнью, чтобы вытащить его из Нацилэнда. Этот друг был в Париже, и Рахель позвонила ему. Он обещал нанять самолет и прибыть в Канны, прежде чем закончится день. Конечно, мама должна знать, что это было бы желание Фредди, чтобы замечательный Ланни Бэдд произнёс последние слова над его могилой. Это смутило мастера церемоний. Конечно, в Торе не было ничего, чтобы запрещало гою выступить на похоронах. Но, это будет очень «современно», и обеспокоит ортодоксов, в чьи руки мать хотела вверить судьбу своего сына. Тем не менее, Рахель настаивала, что это было не только желание Фредди, но также и его отца, и старшего брата. Те, увы, были в Южной Америке, и не было никакого способа посоветоваться с ними. Но Рахель знала их мысли, и мама знала, что они смотрели с неодобрением на ее самые заветные идеи. И так будут две речи. Шломо будет говорить обычные правильные слова, а затем дорогой Ланни Бэдд скажет то, что идёт из его сердца. Каждый, кто будет присутствовать на похоронах, еврей или гой, будет знать, что значили двое молодых людей друг для друга, сколько дуэтов кларнета и фортепиано они сыграли, и сколько месяцев Ланни пытался, вызволить своего друга из лап Адольфа Гитлера и Германа Вильгельма Геринга.

Это был тихий день в начале октября, и самолет Ланни должен был прибыть вовремя. Время для церемоний было перенесено на возможно поздний срок, а женщины усопшего предупредили друзей по телефону. Эта весть распространилась различными способами среди всех евреев, богатых и бедных, которые могли бы принять участие в церемонии. Чтобы почтить покойного нужно было шествие, демонстрирующее горе.

Рахель совершила поступок, который мог испортить церемонию для ее свекрови. Она послала сообщение испанскому социалисту, который работал в Каннах и руководил школой для рабочих, которую помогали финансировать Фредди и Ланни. Да, конечно, Рауль Пальма будет присутствовать на похоронах, и многие из товарищей найдут способы покинуть свою работу и отдать последнюю дань храброму и преданному человеку. Похороны надо бы отложить на несколько дней, чтобы дать антифашистам Юга Франции возможность продемонстрировать солидарность. Но так как Моисей ничего не знал о хладагентах и формальдегиде, товарищи немедленно сделают все возможное, а затем проведут траурный митинг с музыкой и красными речами. К середине дня автомобили начали собираться на подъездной дорожке, ведущей от основной дороги вокруг виллы Бьенвеню. Некоторые припарковали свои автомобили и чинно ждали за воротами, готовые занять свои места в процессии, не представляя, что это спутает всё. Для современных людей трудно понять, что мужчины должны следовать перед катафалком, а женщины за ним. Такой был Пресвятой обычай, но в эти злые дни люди даже не знают, что такие обычаи существуют!