Широки врата - Эптон Синклер

Нельзя игнорировать то, что говорил такой человек. Даже если не следовать тому, что он предлагал, его голос и манеры будили воспоминания. О тех днях, когда Захариас Базилеос Сахар или Захар, рожденный от греческих родителей в крестьянской избе в Турции, стал реальным негласным хозяином Европы. Он был тем, кто мог бы сказать, как древнегреческий герой, «повидал Я многое: чужие города, Края, обычаи, вождей премудрых, И сам меж ними пировал с почетом[13]». Разве, что он не мог точно сказать, что «выпил радость битвы средь друзей Далёко на равнинах звонких Трои», но, по крайней мере, мог утверждать, что послал сотни тысяч других людей, чтобы пить эту сомнительную радость. Эти ветреные равнины были рядом с деревней Мугла, где Захария Базилеос начал свою карьеру, а также местом, где двенадцать лет назад финансируемая им лично греческая армия была истреблена турками.

Робби Бэдд долго рассказывал про фортификационные сооружения и артиллерию форта Монток пойнт, безопасность пролива Лонг-Айленд и впадающих в него рек, как места расположения предприятий военной промышленности. Он сообщил о железнодорожной инфраструктуре и стали, которая поступает из Великих озер через канал Эри и реку Гудзон. Он обрисовал завод из стали и стекла, который собирается построить, с кондиционерами и двадцатичетырёхчасовым рабочим циклом. Он показал чертежи своего радиального двигателя с воздушным охлаждением Захарову, который владел десятками тысяч двигателей. Робби собирался использовать магний, металл, к которому промышленность относилась с пренебрежением. Его мелкие стружки имели свойство взрываться, но у Робби был метод его автоматической обработки. Детали обрабатывались замороженными в жидком воздухе, а при нормальной температуре оставались устойчивыми на весь период их эксплуатации. При тестировании своих двигателей, он собирался их подключать к генераторам и таким образом получать электричество для своего завода. У этого амбициозного янки было так много новых идей, что отставной оружейный король смотрел на него, как зачарованная кобра смотрит на своего индуистского заклинателя. «Я старый человек, мистер Бэдд», — жалостно умолял он. — «Мои врачи говорят мне, что я должен избегать малейшего напряжения. У меня есть безопасные инвестиции, и я понял, что мысли об их обмене беспокоят меня».

«Да, сэр Бэзиль», — согласился энтузиаст, — «но это такая вещь, которая приходит только несколько раз в течение долгой жизни. Это одна действительно растущая отрасль, которая сметёт все со своего пути. Наши средства будут оборачиваться каждые несколько месяцев. Я не хочу преувеличивать, но я изучил эту область полностью, и я не вижу, как там не сделать огромные прибыли». В психологии этого престарелого греческого торговца жадность возникала автоматически. Он был, как старый алкоголик, который завязал со спиртными напитками, но не может противостоять виду и запаху своего любимого напитка. Как Рип Ван Винкль: «На этот раз не в счет!» Ланни, наблюдая за ним, увидел блеск в холодных бледноголубых глазах. Парализованные пальцы, казалось, тянуться к сокровищу и старая седая бородка дрожала от возбуждения.

Он хочет больше денег? А может ли он себе представить, что делать с ними? Здесь за два шага от могилы, и, что еще он мог думать о будущем, не собирался ли он взять акции Бэдда-Эрлинга с собой. У него в качестве наследников были только две замужних дочери, и что они будут делать с этими акциями? Мать Ланни встречала их в обществе и считала их заурядными. Они наследуют несколько миллиардов франков. Никто не знал реальную цифру. Тем не менее, Захаров должен был иметь значительно больше. Таков был характер его бытия.

Робби держал его в невыгодном положении, потому что много знал о делах старика, его персонала, его адвокатов, советников, которым тот доверял. Робби уже разговаривал с одним из них, и возможно — кто мог знать? — обещал ему douceur, «подсластитель». Он знал, как легко было бы для Захарова приказать продать облигации на миллион долларов и закупить привилегированные акции Бэдд-Эрлинга, с равным количеством обыкновенных акций для приманки. Робби помахал этой приманкой перед выдающимся носом сэра Бэзиля, который проследовал за ней. Ланни увидел, что там готовится «убийство», эта процедура его слегка покоробила, но он решил, что это сентиментальность. Кто должен беспокоиться о судьбе старого паука, старого волка, старого дьявола?

Ведь Захаров получил бы реальную ценность за свои деньги. Там на самом деле должно быть построено замечательное здание с длинной линией медленно движущихся объектов, которые постоянно пополняются деталями, берущихся из подвесных конвейеров, пока каждый объект не станет узнаваем, как самолет и, наконец, не сойдёт на собственных колесах, готовый взмыть в воздух. Все это будет продолжаться еще долго после того, как сэр Бэзиль уйдёт к своей герцогине. И пока будет жива цивилизация с её бумажными титулами собственности, его потомки будут иметь право на получение дивидендов, выплачиваемых в Первом Национальном банке Ньюкасла, штат Коннектикут. Кончилось всё тем, что сэр Бэзиль взял копии документов Робби, обещая его изучить, и если он найдёт его соответствующим заявлениям Робби, то можно будет перейти к сделке. Сумму он не назвал, но даст Робби знать через пару дней. Энтузиаст был в приподнятом настроении на пути обратно в Париж. Это был лучший рабочий день, который он провёл с момента депрессии, так он оценил этот день. Нельзя сдерживать хорошего человека!

Ланни должен был стать истинным сыном своего отца и выполнить свою долю в создании новой славы Бэддов. Робби лелеял эту надежду в течение многих лет, но ему пришлось от неё отказаться. У него были два сына от жены в Коннектикуте. Крепкие парни, которым близко к тридцати, они были его правой и левой руками. А Ланни следовало бы продать свои ценные бумаги и вложить деньги в предприятие отца, и тогда ему будет можно вернуться к игре на пианино, консультированию покупателей произведений искусства и мечте увидеть мир менее жестоким местом.

Сейчас он прогуливался по красивым улицам Парижа в приятное время года. Он хотел нанести визит, о котором не собирался рассказывать отцу. Его мать, возможно, не возражала бы против его появления у своего брата, который относился к ней по-дружески и никогда не делал ей никакого вреда. Но с Робби это будет означать споры, а что толку? Ланни не скажет об этом жене, ибо это означало бы еще один спор, и еще более бесполезный.

Ланни Бэдд, красивый, богатый и признанный любимцем фортуны, был человеком с тайным пороком. И как многие из таких несчастных, узнав, что другие люди думали об их слабости, он выдумал тонкие уловки, чтобы защитить себя. Ему не нравилось лгать, поэтому, когда он уходил предаваться своим порокам, он включал в своё путешествие какое-либо невинное занятие, например, рассматривать картины. Потом, когда Ирма спрашивала его, что он делал, он отвечал: «Смотрел картины». Он научился молчать о всех предметах, которые можно было бы связать с его пороками и довести до сведения его жены. Что не знаешь, то не повредит, такова максима всех заблудших мужей. Тот факт, что он отказывался признавать свой порок за порок, имело значение только для него, но, увы, не для Ирмы. И ему пришлось выучить урок, что если то, что вы делаете, приносит несчастье тем, кого вы любите, вопрос о пороках или добродетелях является лишь игрой слов. Они сказали все слова, какие можно было сказать по этому поводу, но это ни к чему не привело. Так что теперь Ланни отгородил часть своей жизни и мыслей от большинства своих друзей, в том числе от женщины, которая для него была дорога.

Порок Ланни состоял в том, что он любил поговорить с «красными». Он любил встречаться с ними, слушать их, обсуждать состояние мира и их предложения, что с ним делать. Всякий раз, когда он выражал свое мнение, он вступал в спор с ними, но воспринимал это как часть удовольствия. Он был не против, когда они осуждали систему, при которой он вёл праздный образ жизни. Он даже был не против, когда они осуждали его, называя его бездельником, плейбоем и паразитом. Он был не против, когда они получали его деньги, а затем отказывались выражать признательность за сделанное добро, сказав, что это были не его деньги, а он не имел права на них, они принадлежал наемным рабам, обездоленным всей земли, другими словами, им. Эти вещи приводили в бешенство Ирму, но Ланни воспринимал их с улыбкой.

У него была странность, в которой Ирма и ее друзья не могли разобраться, некоторые называли её «трусливостью», но не при Ирме. Внук Бэддов каким-то образом внушил себе мысль, что он не имеет права на свои деньги, а еще хуже, что Ирма не имеет права на свои. Это была, как заноза, глубоко похороненная в его сознании. Она воспалилась там, и без хирургического вмешательства её не удалось бы извлечь. Это заставило его принять примирительное отношение к нарушителям общественного порядка и предопределило его стать их жертвой. Крабом без панциря в океане, полном существ с твердым покровом тела. У Ирмы были свои идеи о «паразитах». Она считала ими ворчунов, критиканов, психов и чудаков, которые писали письма мужу и осаждали его дом в стремлении сбросить свои печали в его сердце и свои заботы на его плечи.