Убийства в «Маленькой Японии» - Барри Лансет

Битый час мы просидели тогда в машине, припаркованной в переулке, не спуская глаз с местного якитори[1], который давно закрылся на ночь.

– Что-то я начинаю сомневаться, – сказал Шиг. – Видимо, это не то место.

И он выбрался из машины, чтобы проверить. Шиг обошел вокруг ресторана и уже возвращался обратно, когда из боковой двери выскочил громила и нанес ему удар боевой дубинкой, пока остальные бандиты спасались бегством через соседний выход. Шиг упал, а я вскрикнул и тоже выскочил наружу. Нападавший оценивающе осматривал меня, но дубинку держал, как бейсбольную биту, и я мгновенно понял, что приемами боюцу он не владеет. А потом он атаковал меня. Мне повезло, потому что бандит пользовался короткой дубинкой, и стоило ему перенести вес тела на опорную ногу, как я ступней нанес ему резкий удар в коленный сустав. Издав крик боли, он повалился на тротуар, дав Шигу время, чтобы прийти в себя, скрутить бандита, а затем доставить меня домой, где он поспешил всем поведать историю, заставившую отца гордиться сыном.

Но у этого события оказались и самые печальные последствия. Происшествие нанесло разрушительный удар по браку моих родителей. Если Джейк привязался к Японии всей душой, то маме жизнь за границей давалась нелегко. Она так и не перестала чувствовать себя там бледнолицей чужестранкой в одежде четырнадцатого размера, окруженной толпой людей, которым в самый раз был максимум шестой. «Подвергнуть смертельной опасности собственного сына!» – это стало последней каплей в уже до краев переполненном сосуде. Мы улетели в Лос-Анджелес, оставив Джейка в Токио. И временная разлука скоро стала окончательной.

Но с тех пор минуло пятнадцать лет. Многое изменилось. Мама умерла, я переехал в Сан-Франциско и занялся торговлей произведениями искусства. Отец считал, что я повел себя как слабак, однако меня этот мир увлек не меньше, чем когда-то матушку, хотя и в столь мирных с виду водах водилась своя порода акул.

А девять месяцев назад внезапно скончался отец, с которым мы много лет не общались. Естественно, я полетел в Японию на похороны, и на сей раз моя дорожка пересеклась с настоящей якудзой. Это были уже совсем не те клоуны, каких мы однажды повстречали с дядей Шигом. Не без труда сумел я справиться с возникшими проблемами и к тому же в процессе их решения напал на след считавшейся давно утраченной чаши, принадлежавшей легендарному мастеру чайных церемоний Сенно Рикю. Об этом написали все японские газеты, и на какое-то время я даже стал местной знаменитостью.

Вот почему меня вызвали в «Маленькую Японию». Но не только. Для полиции Сан-Франциско я был редкостным индивидуумом, какого они не смогли бы найти при всем желании. Ведь вопреки долгой жизни врозь отец оставил мне в наследство половину своего сыскного агентства.

Вообразите: мои родители уже умерли, а я разрывался между двумя образами жизни, несходство которых когда-то и заставило их расстаться. Вот как случилось, что к тридцати двум годам я вынужден был балансировать, одновременно возглавляя художественную галерею и занимаясь частным сыском. С одной стороны – утонченный мир искусства, и самая грубая реальность – с другой. В общем, я чувствовал себя слоном в посудной лавке. Вот только лавка принадлежала мне самому.

А нынешним вечером меня переполняли самые недобрые предчувствия, куда все это может меня завести.

Глава вторая

Заслонив меня от любопытствующих взглядов своих коллег, Ренна прицепил временное полицейское удостоверение к нагрудному карману моей рубашки, а потом прикрыл клапаном кармана фотографию. Впрочем, своей огромной тушей лейтенант мог бы заслонить целый взвод. Даже моя рослая фигура и широкие плечи терялись в тени его шести футов четырех дюймов и широченной мускулистой груди, которой мог бы позавидовать любой линейный защитник из Национальной футбольной лиги. Когда он вскидывал пистолет и отдавал команду «Ни с места!», только умалишенный мог бы не подчиниться приказу.

– Вот так, – сказал Ренна, с довольным видом разглядывая свою работу. – Теперь это не привлечет повышенного внимания.

– Спасибо, успокоил.

Он еще раз оглядел мои джинсы и рубашку из тонкой фланели и покосился на бейсболку с двумя вышитыми буквами.

– Что это еще за ХТ? – спросил он.

– «Ханшинские тигры».

– И что сие означает?

– Всего лишь название бейсбольной команды из Осаки.

– Я прошу его надеть незаметную бейсболку, а он напяливает какую-то экзотику! Почему у тебя всегда все не как у людей?

– Этим и объясняется мое обаяние.

– Интересно, есть на свете хоть один человек, который его ощущает? – усмехнулся Ренна и указал на удостоверение. – Написано, что ты работаешь под прикрытием. То есть ты здесь, но тебя как бы тут нет. И тебе лучше держать рот на замке.

В обычно спокойных серых глазах Ренны мелькала озабоченность. И это не сулило ничего хорошего.

– Усвоил.

Сделав шаг назад, лейтенант внимательно изучил мой внешний вид.

– Серьезная проблема? – спросил я.

– Не одно из тех дел, к которым ты привык. Не пропажа ценностей и не ограбление.

В его тоне я уловил сомнение. Он гадал, смогу ли я преодолеть ту пропасть, что разделяла вещи, сотворенные людьми, с вещами, которые люди уничтожали. Хотя в последнее время подобным вопросом приходилось задаваться и мне.

С Ренной я познакомился много лет назад, когда они с женой зашли в магазин «Бристольский антиквариат» на Аутер-Ричмонд в конце бульвара Гиери. Их привлек выставленный в витрине английский туалетный столик из орехового дерева. Как только Мириам Ренна указала мне на него, я почувствовал, как напрягся супруг, который бросил на меня украдкой многозначительный взгляд. Яркий блеск в глазах миссис Ренна свидетельствовал о том, что она очарована столиком. Вероятно, в мечтах уже видела его у себя дома. Может, не спала ночей, опасаясь, что его купит кто-то другой. Умоляла и упрашивала мужа, пока тот не сдался, не в силах устоять под ее напором. Так бывает: изящный предмет мебели, настоящее произведение искусства становится для тебя навязчивой идеей. А столик, что и говорить, был изумительно красив.

Я мог бросить пару реплик по поводу изящества линий и безупречной внутренней отделки, и кассу магазина пополнила бы солидная сумма. Это понимал я, как и сам Ренна. Но его понурый вид и более чем скромные ювелирные украшения на жене красноречиво говорили: они едва ли могут себе позволить подобную покупку. И потому я исподволь подвел Мириам к не менее элегантному пембрукскому столику, сработанному столетием позже и стоившему втрое дешевле. Непрактично тратиться сейчас на слишком дорогие вещи, сказал я. Пройдет совсем немного времени, и вот этот, например, предмет станет не менее ценным.

В общем, в тот день зародилось доверие между мной и семейством Ренна, которое потом только укреплялось, как облагораживался патиной их «пембрук». Впрочем, тогда я являлся всего лишь учеником у старого антиквара Джонатана Бристоля, который специализировался на европейской старине. А ныне у меня был собственный салон на Ломбард-стрит, где преобладало искусство Японии, хотя попадались и вещицы из Китая и Кореи. После первой встречи Ренна стал изредка обращаться ко мне, если в одном из его дел возникал азиатский аспект. В таких случаях он обычно приглашал меня куда-нибудь вечером на пинту хорошего пива или на стаканчик-другой доброго односолодового виски. Однако этой ночью Ренна впервые вызвал меня непосредственно на место преступления.

– Кажется, случай из разряда прескверных, – заметил он. – Если хочешь, могу просто завтра показать тебе фотографии. И тогда на остальное смотреть не придется. Никто из общих знакомых пока тебя не видел, так что можешь без проблем уехать.

– Нет, раз уж я здесь, давай доведем дело до конца.

– Уверен? Уж больно это далеко от твоих золочений и филиграней.

– Да, уверен.

– Только не говори потом, что я тебя не предупреждал.

– Хорошо, – кивнул я, щурясь от ярких огней полицейских машин.

– Ничего хорошего там нет, – пробормотал Ренна, явно имея в виду то, что находилось по другую сторону заграждения.

В небе у нас над головами потоки холодного воздуха плотным слоем сбили туман над наиболее высокими возвышенностями города, но его плоские участки, на одном из которых мы стояли, оставались во власти порывистого и переменчивого ветра.

– Чертовски много народа собралось сюда в такое неподходящее время, – сказал я, снова обращая внимание Ренны на толпу полицейских в мундирах и штатском у входа на пешеходную улицу. – В чем все-таки причина?

– Тебе это будет трудно понять, но полно желающих поглазеть даже на такие вещи.

«Значит, дела обстоят совсем плохо», – подумал я, следуя за Ренной к месту преступления.

Человек, который путешествовал под именем Дермотта Саммерса, распластался на крыше дома и наблюдал, как лейтенант Фрэнк Ренна направляется в закрытую зону вместе с прибывшим незнакомцем. Саммерс подправил фокусировку своего инфракрасного бинокля и нахмурился. Джинсы, фланелевая рубашка, бейсболка, удостоверение, которого толком не разглядеть. Ни одно официальное лицо не приехало бы сюда в подобном виде. Полицейский под прикрытием? Возможно. Но тогда почему сам лейтенант не поленился выйти, чтобы встретить его?