Убийства в «Маленькой Японии» - Барри Лансет

– Что-то вы сегодня рано, – заметил Билл Эберс.

– Не спалось.

– Я бы сказал, что вид у вас потрепанный.

– Не то слово.

– Тогда как насчет такого определения: вас словно затоптало стадо слонов?

Эберс родился и долго жил в Южной Африке, откуда ему потом пришлось спасаться бегством.

– Что, настолько плохо?

– Сплошные синяки и шишки. Кто-то явно пытался выбить вам глаз. И я уже не говорю о хромоте.

– Вижу, ничто не укроется от взгляда наблюдательного человека.

Билл и Луиза Эберс были журналистами из Претории, работавшими там до начала периода гонений на противников режима. Оба принадлежали к лагерю яростных борцов против апартеида, что делало их среди белого населения ЮАР такими же редкими особями, как слоны с тремя бивнями. Но настал день, когда правящая партия от слов перешла к делу. Сначала агенты тайной полиции взорвали типографию их газеты. А однажды жена Эберса отправилась в универмаг за летней блузкой, и ее небесно-голубого цвета джип взлетел на воздух. Да так, что даже обломки машины собрали не все. От гибели жены Эберс так и не оправился. Сейчас ему было уже за шестьдесят. Лицо с загрубелой кожей, вечно озабоченные карие глаза под растрепанной копной седых волос.

– И все-таки что у вас с ногой?

– Пострадал в небольшой аварии.

Эберс поскреб щетину на щеках – он брился не каждое утро.

– Хотел сказать, пока не забыл. Я переоформил экспозицию укие-э. Этим летом они стали хуже продаваться.

– Неплохая мысль.

Японский антиквариат был представлен у нас достаточно широко: гравюры, свитки, керамика, мебель, но это было далеко не все. Причем большинство вещей принадлежали к разряду недорогих, а несли в себе информацию о далекой стране и древних временах очень ярко. Это духовно обогащало не только меня, но, как я рассчитывал, и покупателей тоже.

Укие-э тоже мог позволить себе почти каждый. И хотя жанр никогда не причисляли к вершинам японского искусства, эти гравюры на дереве обладали несомненной притягательной силой и были популярны. Клиентам, не знавшим истории этих незамысловатых с виду, от руки раскрашенных ксилографий, я обычно рассказывал несколько своих излюбленных анекдотов: о том, как сюжеты укие-э высмеивали легендарных борцов сумо и величайших актеров театра кабуки, наиболее известных куртизанок из старинных увеселительных заведений и даже могущественных и мстительных сёгунов, для чего приходилось прибегать порой к тончайшим намекам и хорошо завуалированному фарсу. Стоило затем вскользь упомянуть о влиянии, какое укие-э оказали на творчество Гогена, Дега, Тулуз-Лотрека, Ван Гога и прочих великих мастеров живописи, и клиент уносил от меня не просто покупку, но и сопутствовавшие ей новые познания, которые, как я надеялся, делали его жизнь насыщеннее.

– А еще я вставил в рамку новую работу Хиросиге. Взгляните при случае.

– Непременно, – сказал я и направился в свой кабинет в задней части магазина.

– Сейчас случай самый подходящий, – бросил мне вслед Эберс.

Вот за что я и любил его. У него были не только странности, но и интуиция подлинного знатока. Эберс умел с головой погружаться в работу, может, потому, что именно в такие моменты наступало просветление и он избавлялся от своей мрачности. После гибели Луизы Эберс на время вообще потерял всякий интерес к жизни. Забросил журналистику, стал переезжать из страны в страну в поисках нового смысла существования и стремясь унять огонь, постепенно сжигавший его изнутри, пока не осел в Сан-Франциско. Это был город с «живым блеском в глазах», если вспомнить его собственное выражение. Однажды Эберс просто появился на пороге моего магазина и очень естественно прижился в нем, как всеми силами стремится прижиться в чужом доме бродячий кот, которому больше некуда деться. Его обаяние безотказно действовало на моих старых клиентов и на новых, которых он привлек немало. Эберс знал искусство, но еще лучше разбирался в людях.

До прошлой ночи нас с ним роднили только любовь к прекрасному и безвременная утрата жен. Теперь же меня пронзила мысль о еще одном странном сходстве судеб: вероятно, что и моя жена стала жертвой убийства. Но пока лишь несколько штрихов кандзи подтверждали третье совпадение на нашем жизненном пути.

Я осторожно дотронулся до верхней части бедра.

– И все-таки давайте пока это отложим, хорошо?

– Конечно. Но не теряйте хватки. Наш оборот заметно снизился.

Эберс изрек истину, причем достаточно горькую. Если торговля в ближайшее время не оживится, нам придется переехать со своим товаром на ближайший тротуар. Доходы от магазина позволяли оплачивать счета, после чего мне оставалась мелочь на несколько пинт любимого пива. Сыскная контора в Токио тоже не процветала – приходилось платить жалованье двадцати трем ее сотрудникам.

Эберс пожал плечами и отвернулся. Я был уверен: чтобы улучшить себе настроение, он сразу начнет полировать пару только что полученных нами традиционных тансу, которые я купил через своего человека в Киото во время последнего пребывания в Японии. Лучшие образцы тансу – роскошные лакированные японские бюро с множеством ящичков и металлической окантовкой, причем старинные мастера умели так играть структурой простой древесины, что она без окраски приобретала оттенки от бежевого до темно-коричневого или даже красного дерева.

И Эберс действительно тут же взялся за работу, а я закрылся в кабинете, чтобы проверить свою электронную почту и написать ответы. Пол в моем кабинете покрывал ковер, на нем стояли письменный стол, шкаф для бумаг и кожаное гостевое кресло. К комнате примыкала небольшая гостиная, где я предпочитал вести деликатные переговоры.

Само же помещение магазина находилось на Ломбард-стрит к западу от Ван-Нуйсс-авеню, где улица пересекала Приморский район, задевая нижнюю кромку Пасифик-Хайтс, откуда было уже не так далеко до моста «Золотые Ворота» и расположенного севернее округа Мартин. Наиболее оживленные торговые улицы располагались либо ниже Ломбард-стрит, либо выше ее, и аренда там стоила соответственно значительно дороже. А в том месте, где я открыл «Антиквариат Броуди», процветали только мотели. Преимущество же заключалось в том, что богатая публика из Мартина постоянно проезжала мимо и не могла не обратить внимания на мое заведение. Антикварный бизнес тем и отличается, что покупатели в большинстве своем приезжают к тебе специально, а не заглядывают во время обычной прогулки по магазинам. Вот почему подобная дислокация показалась мне подходящей, и вместе с Эберсом мы стали постепенно обрастать постоянной клиентурой.

К десяти часам я разобрался с почтой, с удовлетворением отметив, что владелец трех статуэток из буддийского храма, живший в Ибараги, принял мое достаточно скромное по цене предложение. Это действительно радовало, поскольку Эберс обладал удивительным талантом быстро сбывать подобный товар и мы непрерывно нуждались в пополнении ассортимента.

В половине одиннадцатого позвонил управляющий из моего дома. Он отнесся к происшествию со всей серьезностью и ухитрился переговорить практически со всеми жильцами, потревожив многих из них на работе. Никто не ждал в гости молодого человека азиатской наружности, но никто и не заметил болтавшегося по дому постороннего. На этом информация исчерпывалась.

Поблагодарив управляющего за приложенные усилия, я повесил трубку, размышляя над целью появления «китайца». Вспомнив мастерство и быстроту, с какой он дрался, я стал постепенно снова закипать от злости. Кто он, черт возьми, такой? Что ему нужно от нас? К чему была его маскировка под уличного бандита? Но более всего меня тревожила загадочная фраза: «Она уже замешана в дело, как и ты сам. Причем все гораздо серьезнее, чем можешь догадываться». Что он имел в виду? И в какое дело мы замешаны?

Дверь кабинета приоткрылась, и на пороге появился Эберс.

– Знаю, что у вас своих забот хватает, но мне просто необходимо кое-что вам сообщить. Нас снова пытались обворовать.

У меня мгновенно участился пульс. Все мои сбережения до последнего цента хранились в помещении магазина, и потому я пользовался услугами частной охранной фирмы, которая обновила систему сигнализации после попытки взлома, происшедшей полгода назад.

– Но это была опять всего лишь неудачная попытка? – спросил я.

Эберс покачал головой:

– Не стал говорить вам сразу, заметив, в каком вы состоянии. Но только на сей раз все вышло иначе.

– То есть они почти проникли внутрь? – В моем голосе уже звучал неподдельный страх.

– Не почти. Они сумели пробраться внутрь.

Мне показалось, будто стены кабинета готовы обрушиться.

– Но ведь это невозможно, – пробормотал я.

В голове стучало. Я пытался сосредоточиться. После первой попытки взлома я заказал новейшую систему защиты, которая добавила к ранее установленной сложной сигнализации столько дополнительных потайных устройств, что они способны были отпугнуть самого опытного грабителя. И до сих пор это срабатывало, отбивая у воров охоту лезть куда не надо, а пару достаточно искушенных преступников сотрудники частной охранной фирмы даже взяли «тепленькими», пока те еще только возились с первым из замков.