Мечты о лучшей жизни - Екатерина Островская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас Николай Сергеевич удивился, услышав слова собеседника: непонятно, откуда Хохлов узнал номер телефона этой квартиры? Хотя мир тесен, тут же объяснил он самому себе, обращать внимание на подобные мелочи не стоит.
– Я сегодня занят, – попытался отговориться Ребров, глядя на экран, где «Спартак» закатил первый гол. – Вот завтра – пожалуйста.
– Завтра и Эдик сможет, – возразил звонивший. – Но вы же понимаете: больное животное ждать не будет, ему ведь не объяснишь, что доктор перебрал, а у другого футбол.
«Он прав, конечно, – подумал Николай Сергеевич. – Съездить, что ли? В конце концов, опять же гонорар».
– Где вы находитесь? – почти согласившись, спросил Ребров. И, услышав ответ, воскликнул: – Что?
– Пятьдесят четвертый километр, – повторил голос в трубке. И тут же, догадавшись, что ветеринар может отказаться, мужчина добавил: – По два бакса за каждый километр в оба конца.
Двести шестнадцать долларов за визит? Надо ехать. Ничего себе у Эдуарда клиенты! Только следует узнать, что с собакой и какой она породы.
– Кто у вас? – спросил Николай Сергеевич, держа одной рукой трубку, а второй спуская с себя домашние брюки, чтобы затем натянуть джинсы.
– Ахалтекинец, – донеслось в ответ.
– Так у вас лошадь… – разочарованно вздохнул Ребров и потянул кверху пояс спортивных штанов.
– Эдик говорил, что вы и по лошадям специалист.
– Был когда-то, – соврал Николай Сергеевич, жалея о неполученном гонораре.
– Тогда подъезжайте, – настойчиво потребовал голос. – Лошадь, она и в Африке лошадь.
Пришлось все-таки надевать джинсы. В конце концов, завтра к владельцу заболевшего скакуна приедет Хохлов, а за ночь, надо надеяться, конь не сдохнет.
Километровый столб, поворот направо… Ага, вот коттедж из красного кирпича, окруженный высокой стеной. Металлические ворота раздвинулись автоматически, и Николай Сергеевич увидел спускающегося с крыльца плотного мужчину в дубленке, наброшенной на плечи. Хозяин особняка подошел к «Ниве» и протянул руку.
Ребров пожал широкую кисть и услышал:
– Пойдем в конюшню.
Великолепный гнедой жеребец с изящной шеей и небольшой головой лежал на подстилке, подогнув под себя мускулистые ноги. Увидев вошедших, он поднялся было, но снова опустился на землю.
– Как звать красавца? – спросил Ребров.
– Барыга. Сын Баргузина и Ригонды. Слышали о таких?
Николай Сергеевич зачем-то утвердительно кивнул, а потом ответил честно:
– Нет.
И начал осматривать лошадь. Делал это не торопясь, боясь ошибиться в диагнозе. Подчелюстные лимфатические узлы животного были набухшими, слизистая носа воспалена, но гноя не было.
– Я очень лошадей люблю, – говорил в это время хозяин, – собираю даже картины, где они нарисованы. Записываю истории про них. Мне особенно одна нравится, как леди Годзилла…
– Годива, – поправил Ребров рассказчика.
Но тот продолжал. Как будто ничего не слышал:
– Как леди Годзилла села голой на лошадь и проехала по всему Лондону, чтобы муж налоги уменьшил.
Николай Сергеевич решил не уточнять название города.
Владелец жеребца разошелся еще больше.
– Во дает баба! Я через Лондон полтора часа на «Ягуаре» пер, а она голая на лошади, да в оба конца. Представляешь? – Мужчина неожиданно перешел на «ты».
Ветеринар не обратил на его вольность ровно никакого внимания, занимаясь своим делом. А увлеченный человек несся дальше, размахивая руками.
– Это леди за народ так беспокоилась. Вот какую подлянку мужику своему кинуть захотела. А если б я попросил свою: «Сядь на Барыгу голой и под окнами налоговой один кружок сделай, чтобы мне процентов десять скостили» – ведь не села бы. Та для чужих старалась, а нынешние для мужа родного не пошевелятся. – Рассказчик перевел дух, а потом спросил озабоченно: – Что с конем?
– Начальная стадия мыта. Хорошо, что сразу вызвали, поэтому проблем не будет.
– Укол надо делать?
Николай Сергеевич кивнул.
– Мытный антивирус введу. Вообще пенициллин тоже хорошо помогает. Вовремя меня вызвали: абсцессов вроде нет, так что вскрывать не придется. Только попросите того, кто за конем присматривает, обработать конюшню раствором хлорной извести и эмульсией креолина.
– Сегодня же все сделаем, – закивал хозяин. – У меня тут туркмен всем занимается, он в лошадях разбирается – у себя дома на конезаводе работал.
– Тогда справится и с инъекциями тоже.
– Пусть только попробует не справиться, – без улыбки произнес владелец жеребца. Задумался и вспомнил, о чем рассказывал: – Картину я там же, в Лондоне, приобрел, на которой эта леди Годзилла на лошади нарисована. Красивая баба! А конь так себе, хуже моего Барыги.
Он продолжал говорить, а Ребров подумал: «Надо же, послушать его – пустой человек, а ведь дом такой имеет, собственную лошадь, и «Мерседес» у него наверняка. Доходы большие, раз о налогах так печется».
За окнами начался снегопад. И не просто крупинки первого снега полетели, а крупные хлопья повалили с неба. Когда мужчины вышли во двор, их подошвы утопали в мягком, пушистом белом ковре.
– Зайдем ко мне, чаю попьем, – предложил хозяин.
Но Николай Сергеевич покачал головой: начало одиннадцатого, завтра с утра на работу, а до дома еще добраться надо.
– Все равно пошли, я рассчитаюсь с тобой.
Ребров стоял в огромной прихожей, на стенах которой висели оленьи головы с рогами и просто рога без голов. Вскоре появился владелец Барыги и протянул тонкую пачку долларов.
– Сто восемь – сюда и сто восемь – обратно. Итого двести шестнадцать. Вместе со стоимостью бензина – триста баксов. Достаточно?
Это было много. Даже очень много. Но спорить Ребров не стал, положил деньги в карман и начал прощаться. Хозяин протянул ему руку и сказал:
– Меня зовут Борис, а тебя, стало быть, Коля.
Николай Сергеевич кивнул. Ему не нравилось, что к нему обращаются так запросто, но не возражать же человеку, который платит столь щедро.
– Так вот, Коля. Завтра снова подъезжай, Барыгу посмотришь. И впредь давай-ка работай на меня, а то Эдик сопьется скоро. К тому же Барыга запах алкоголя на дух не переносит.
Ветеринар снова кивнул. Кто же от подобных предложений отказывается? И потом, Хохлов ему не друг, отношения между ними не испортятся, потому что и нет никаких отношений.
Внутри дома раздались шаги, и следом женский голос спросил:
– Ну, что там с Барыгой?
Борис обернулся. Повернул голову и Ребров. В холле появилась супруга хозяина. Увидев ее, Николай Сергеевич остолбенел – Мила! Все такая же красивая и молодая! Казалось, несколько прошедших лет если и изменили его бывшую жену, то лишь к лучшему, сделали еще краше. Темные волосы волнами лежали на плечах, а тонкое велюровое платье с разрезом, плотно облегая фигуру, подчеркивало красоту линий ее тела.
– Здравствуйте, – обронила Мила, вроде бы и не глядя на постороннего человека, стоявшего в прихожей. И, не делая паузы, обратилась к мужу: – Поднимайся скорее наверх: тебя ждет сюрприз.
Сказала так, словно и не было здесь никого, кроме нее и супруга. Мила обняла Бориса и прижалась щекой к его плечу.
– До завтра! – протянул руку ветеринару хозяин дома. Затем распахнул дверь и даже не вышел на крыльцо. А через пару минут нажал кнопку дистанционного управления, открывая ворота, может быть, уже из спальни.
– Узнала, узнала… – стучало у Николая Сергеевича в висках.
Ребров вел машину по заснеженному шоссе, а навстречу летели сотни белых стрел. Они бились о стекло и превращались в маленькие крупинки, которые тут же сдувал ветер. Первый снег в этом году. Ранний. Безумно ранний. Темные ели по обеим сторонам шоссе за какие-то полчаса обзавелись белыми опушками на рукавах своих ветвей, по обочинам тянулись небольшие сугробики, из которых торчали желтые прутики высохшей придорожной лебеды. Шоссе вело через лес, и фары, забитые снегом, освещали лишь небольшое пространство перед машиной.
Мила неожиданно бросила его. Ушла внезапно, хотя ничего неожиданного в самом ее уходе не было. Наоборот, чудом было то, что дочь полковника вышла замуж за сына потомственного ветеринара. Мать ее еще на свадьбе качала головой:
– Что ты делаешь, доченька? Если бы наш папа командовал кавалерией, то мы бы твоего мужа пристроили. Но в нашей дивизии не то что лошадей, даже кошек нет!
Но однокомнатную квартиру родители жены все же молодоженам купили. Жизнь у них складывалась достаточно успешно: Николай вскоре устроился в цирк, а Мила сдала экзамены в аспирантуру. Даже теща почти смирилась. Она иногда заезжала в гости и почему-то всегда в сопровождении какого-нибудь молодого и бравого старшего лейтенанта или капитана. С порога супруга полковника произносила:
– Знакомься, доченька, это Саня.
Или:
– Знакомься, доченька, это Ваня.
Потом на кухне мать шептала Миле:
– У Ванечки отец, между прочим, генерал.