Воля мертвых - Дуглас Брайан

И тем не менее одинокий путник пробирался по этим неживым местам. И что еще более удивительно — то была совсем юная девушка, не старше восемнадцати лет. Она была высока ростом и великолепно сложена; стройная и гибкая, она с одинаковым успехом могла быть и воительницей, и танцовщицей. Смелые, широко расставленные серые глаза смотрели зорко и ясно — и в то же время в них затаилась невысказанная боль и горечь. Странно было видеть такие глаза на таком юном, свежем лице! То были глаза много пережившего, ожесточившегося человека.

И на то имелись свои причины. Аквилонские солдаты вырезали всю семью девушки, которая сама спаслась лишь чудом. Иногда она жалела об этом. Лучше бы ей погибнуть вместе с матерью, отцом, братьями! Лучше бы ей сгореть вместе с родным домом! По крайней мере, она не знала бы этой тоски, этой ненависти, что сжигала ее душу.

Но приступы тоски девушка гнала от себя как позорные и малодушные. Боги оставили ее в живых ради одного: найти убийц и страшно отомстить им! Эта мрачная цель была теперь единственным, что заставляло девушку жить и действовать.

Звали девушку Соня. Огненно-рыжие волосы, сейчас скрытые под капюшоном плотного дорожного плаща, послужили причиной для прозвища «Рыжая» или «Огнегривая». Так называли ее редкие товарищи, с которыми она недолго шла по жизненному пути,— наемники, воры, бродяги.

Соня знала, что нигде на всем белом свете ее не ждет родная душа. Чувство горечи и боль утраты в какой-то миг сменились в ее душе почти нечеловеческим успокоением. Соня шла по следу… Во всяком случае, теперь она была почти уверена в том, что нащупала следы убийц… Впрочем, ей уже не раз приходилось ошибаться. Ничего. У нее много времени впереди. Соня не боялась разочарований. Она знала: рано или поздно она перережет глотки всем, кто послужил причиной гибели ее родных.

Опасная, осторожная, полная одной лишь жаждой мести, пробиралась она по Боссонским топям в Аквилонию, желая только одного: отыскать негодяев и сквитаться с ними.

Развращенная, погрязшая в роскоши Аквилония! Соня чувствовала какое-то странное удовлетворение, зная, что эта страна стонет под властью варваров-пиктов.

…Казалось, не будет конца этому бескрайнему ржавому болоту, тоскливому, как жизнь без проблеска надежды.

Стояла мертвая тишина. Соне она казалась странной. Конечно, места здесь мертвые — и все же какая-то жизнь должна быть даже здесь, на болотах…

После одной встречи всякая странность настораживала молодую девушку. Она была больше чем уверена в том, что то загадочное явление, которое привело ее сюда, на дорогу в Аквилонию, еще не раз даст о себе знать.

Неожиданно Соня остановилась. Впереди ей померещилась человеческая фигура… Кто-то стоял на дороге и глядел на путницу широко раскрытыми глазами, огромными и пустыми, как глазницы черепа. Мгновением спустя видение исчезло.

Соня нахмурилась. Она слыхала о том, что такие вот гиблые места кишат призраками и разной нечистью.

— Кто ты? — крикнула она, стараясь, чтобы голос ее звучал властно и невозмутимо.— Что тебе нужно?

Тишина. Призрак исчез.

Соня сделала еще несколько шагов и снова остановилась. Она чувствовала — все ее звериные инстинкты буквально кричали об этом! — что таинственный призрачный гость никуда не исчез. Должно быть он где-то здесь — подстерегает… кто знает, для чего?

Во всяком случае Соня не позволит ему запугать себя. Кем бы он ни был — хоть упырем, хоть ожившим мертвецом, хоть беспокойным духом, не ведающим покоя могилы!

— Покажись! — снова крикнула она,— Что ты хочешь?

Неожиданно привидение вновь поднялось перед Соней во весь рост. Теперь Соня смогла разглядеть его получше. Это был высокий немолодой мужчина, седой, светлоглазый, с правильными чертами лица. На нем была богатая одежда, сшитая по последней аквилонской моде позапрошлого года, некогда роскошная, украшенная шитьем и драгоценными камнями, но сейчас страшно обветшавшая. Странно выглядели изумруды и рубины чистой воды, крупный жемчуг и сверкающие сапфиры на этих чудовищных лохмотьях. Несмотря на диковинное одеяние, незнакомец держался с горделивым достоинством. Несомненно, при жизни он был одним из представителей высшей аквилонской знати. И только в глазах призрака застыло выражение бесконечного отчаяния.

— Помоги мне…— прохрипел он.

Соня инстинктивно положила ладонь на рукоятку кинжала. Но странное явление, казалось, не обратило на этот угрожающий жест никакого внимания.

— Помоги…— повторил незнакомец, простирая к Соне дрожащие руки. Соня заметила, что с костлявых пальцев призрака клочьями свисают мох и сырая трава.

— Чем я могу помочь тебе, аквилонец? — спросила Соня.— Мне недосуг заниматься чужими делами!

— Следы… Ты ищешь следы, я знаю… Но зло… Храм Митры… Вечное проклятие, что тяготеет над родом… Порождение зла — о, несчастное порождение зла! — простонал призрак.

Соня насторожилась.

— Да, я ищу кое-кого. Но что ты знаешь об этом?

Однако на дороге больше никого не было. Когда Соня приблизилась к тому месту, где находился призрак, там лежал лишь белый, обглоданный зверьми и омытый дождями человеческий череп.

Уже под вечер молодая девушка приблизилась к воротам Велитриума и, заплатив небольшую пошлину за въезд, оказалась в городе.

Постоялый двор, где она решила остановиться, назывался «Дойная козочка» и располагался на центральной площади Велитриума, совсем недалеко от святилища Митры. Содержала это заведение пухлая женщина лет тридцати пяти, которую звали госпожа Элистея. Эта дама отличалась полной осведомленностью касательно всего происходящего в городе и крайней разговорчивостью. Оба этих качества — не говоря уже о превосходной стряпне — Соня сочла настолько ценными, что ради них с готовностью пренебрегла даже таким чудовищным, с точки зрения Рыжей Сони, недостатком постоялого двора, как невыносимая роскошь обстановки.

Комната, представленная госпожой Элистеей Соне, была битком набита подушечками — и круглыми, с кружевной каймой, и розовыми, в виде сердечек, и пышными, с бантами по углам, и совсем крошечными, «под локоток». На кровати с пуховой периной, в которой можно было утопить по крайней мере еще пять человек сложения и роста Сони, лежало стопкой четыре атласных стеганых одеяла.

На стене красовался гобелен, изображавший юную полуобнаженную красавицу с вьющимися золотыми волосами и выставленной напоказ розовой грудью. Красавица прогуливалась под цветущей яблоней, поглаживая очаровательную белоснежную козочку с бантиком на шее и позолоченными рожками.