По Северо-Западу России. Том I. По северу России - Константин Константинович Случевский

От Волховской станции до Грузина, вниз по течению, всего три четверти часа пути пароходом. Не успеет скрыться из виду Соснинская пристань под раскосами Волховского моста и церковь с голубым куполом, усеянным звездами, как вдалеке показывается Грузино. Ярче всего выступает в блеске полуденного солнца казарма Петровского полка, окруженная целым морем зелени; из-за неё обрисовывается купол собора и шпиль колокольни. Но вот и пристань, усеянная народом; пароход дал круг, подходя к ней.

Любопытная достопримечательность Грузина — его собор. Пол не особенно большего храма, буквально загроможденного разными памятниками, медальонами, эмблемами и надписями, — каменный. Как это ни странно, но первое впечатление, производимое собором, какое-то не совсем христианское, чему больше всего способствуют два огромных бронзовых зодиака, смотрящих со стен, справа и слева от алтаря. Чем-то языческим отдает также от богатой бронзовой гробницы Аракчеева с темным римским воином на ней. на северной стене собора имеется изображение императора Павла; тут же — воин (сам Аракчеев), преклонившийся пред жертвенником; на щите у воина — герб Аракчеева с девизом «Без лести предан», а на жертвеннике надпись: «Сердце чисто и дух прав перед Тобою». Могила Аракчеева — плоский продолговатый камень с надписью: «Да пребудет и прах мой у подножия изображения Твоего»; далее другая надпись: «Па сем месте погребен русский новгородский дворянин граф Алексей Андреевич Аракчеев; родился 1769 г. октября 23 дня, умер 1834 г. апреля 21 дня». Доска с надписью (разумеется, за исключением года и числа смерти) сделаны были при жизни Аракчеева в 1818 г. Впереди гробовой плиты стоить коленопреклоненный бронзовый ангел, держащий в одной руке образ, с которым Аракчеев никогда не расставался, а в другой — лампаду; на шее у ангела, на золотой цепочке, образок с означением дней «тезоименитства двух христианских друзей», т. е. Аракчеева и Настасьи Минкиной, тело которой погребено было в соборе рядом с могилой Аракчеева; на её могиле была надпись: «Здесь лежит 25-летний друг Анастасия, убиенная дворовыми людьми села Грузино за искреннюю её преданность графу». Могилы этой теперь нет и, по преданию, тело Минкиной перенесено на кладбище. Весьма характерна приведенная выше надпись на жертвеннике: «Сердце чисто и дух прав». — Так ли это? Историки до сих пор не пришли к окончательному заключению по этому вопросу.

Среди многочисленных достопримечательностей храма выделяется знаменитое Евангелие, в котором написано завещание покойного графа. В нем действительно заметны остатки вырванных листов. Говорят, будто граф Клейнмихель, посланный на расследование известного убийства[1], почел за нужное тогда же уничтожить их. Что на них было написано — неизвестно. Под голубым куполом собора бронза и медь памятников выдаются особенно ярко. Против алтаря помещены крупные медальоны императоров Петра I, Александра 1 и Павла I. Памятник офицерам Ростовского гренадерского полка, шефом которого Аракчеев состоял с 1808 г., поставлен у южной стены собора. на нем изображены воинские доспехи и написаны имена офицеров, убитых в сражениях 1812 — 1814 гг.; над именами их надпись:

«Се памятник сынам Российские державы,

Которы пламенем усердия горя,

В боях против врагов, на поле вечной славы,

Скончали жизнь свою за веру и Царя».

Тут же хранятся старые изорванные знамена Ростовского полка; здесь также можно видеть и известный образ в Алексеевском приделе с характерным выбором святых: Андрей, Алексей, Петр и Анастасия, над которыми в облаках парит апостол Павел, держащий в левой руке портрет императора Павла I в мундире гатчинских войск. В ризнице хранится портрет архимандрита Фотия, черты лица которого так же мало привлекательны, как аракчеевские, и как бы родственны им по выражению. Все это, вместе взятое, — целая эпопея, в значительной степени тяжелая, грустная. С 1825 г. грузинский Андреевский собор пользуется единственным в Россия отличием: в нем, в память предания о посещении этой местности св. ап. Андреем, разрешено совершать литургию в храмовой праздник, в воскресные и торжественные дни «при отверстых царских вратах», кроме того времени, когда совершается освящение св. даров.

В храме хранятся и французские знамена, присутствие которых объясняют так: по воле графа Аракчеева, после каждой литургии по нем должна совершаться панихида. Для этого он еще при жизни приготовил на поминальный столик чехол, по бокам которого пришиты десять знамен, отнятых у французов в 1812 году; четыре из них — наполеоновской гвардии; на столик устроено особое покрывало с четырьмя штандартами итальянских войск Наполеона (с одноглавым орлом, имеющим железную корону на груди).

При взгляде на большие сооружения Грузина, невольно вспоминается, как покойному его владельцу, графу Аракчееву, хотелось, во что бы то ни стало, оживить, населить его. Граф, как сообщают его современники, не терпел между своими крепостными холостых и вдовых. Ежегодно, к 1-му января ему представляли списки девушек, он делал смотрины и назначал свадьбы.

Аракчеев умер всего только шестьдесят лет тому назад, а между тем даже внешность его и выражение лица для нас уже неясны, как бы подернуты туманом. Не много еще в живых людей, видевших лично графа; сохранились также его портреты, и, тем не менее, даже печатные сведения о его внешности противоречат одно другому: «Русская Старина» объясняет, что он был очень некрасив и говорил гнусливо, а «Древняя и Новая Россия» называет его даже красивым.

Сам себя Аракчеев называл «настоятелем Грузинской обители». Это насмешка, конечно, если вспомнить существующий в Грузинском парке остров Мелиссино[2]. Надо заметить, впрочем, что Аракчеев, всегда сумрачный, иногда смеялся, но тогда это выходило зло, обидно, грубо. Есть основание полагать, что далеким родоначальником Аракчеевых был татарин, и, глядя на портрет графа, это допустить нетрудно. «Не было ли в самой природе Аракчеева, — говорит один из исследователей: — той летаргии равнодушия к общему благу, близкой к фатализму, которой по преимуществу заражены люди государственные на Востоке»? «Я учился по Часослову — говорит граф — читать по Псалтырю за упокой родителей». Но и это неправда: великое слово «родители» звучало для него как-то особенно. В письмах его к матери, которая его боготворила, множество нежных слов, но когда она, предчувствуя близость кончины, звала его в недалекие Курганы, он не приехал ни при жизни её, ни на похороны; позднее ссылал он в Курганы провинившихся крестьян.

Для построек в Грузине, как известно, были снесены с мест целые деревни, уничтожены леса; при этом не были оставлены в покое даже кладбища. «Надо строить и строить, — писал граф Аракчеев Бухмейеру: — ибо строения после нашей смерти некоторое хотя время