Слово о Боливаре - Вячеслав Анатольевич Хреников

class="empty-line"/>

Сцена в полумраке. За столом сидит Эсмира. Опустив голову на руки, дремлет.

На сцену на четвереньках вползает Пепе. Что — то мычит.

Эсмира просыпается, вскакивает, подбегает к нему, наклоняется, пытается поднять.

— Пепичек! Пришел!

Пепе отталкивает ее:

— Уйди, женщина. Забодаю! — пытается ее боднуть.

— Не забодаешь, Пепичек, нечем тебе бодаться, — успокаивает его Эсмира

— Как, нечем?

— Нету у тебя рогов.

— Есть!

— Нету.

— Есть. — настаивает Пепе, снова пытается ее боднуть, потом переспрашивает:

— Как, нету?

— Так. Не изменяла я тебе, — признается Эсмира.

— Никогда, и ни с кем? — доверчиво спрашивает Пепе.

— Никогда, и ни с кем, — подтверждает Эсмира.

Пепе садиться на пол.

— И даже с самим Боливаром?

— Даже с самим Боливаром.

— А я уже всем расхвастался, — разочарованно говорит Пепе.

— Вот дурак. Зачем?

— Они назвали меня неудачником. — Пепе размазывает по лицу пьяные слезы. — Я неудачник, Эсмира?

Эсмира садиться рядом с ним, обнимает его голову, прижимает к своей груди, гладит.

— Пепе, ну какой же ты неудачник? Подумай сам, разве стала бы я жить с неудачником?

Знаешь, как я ждала тебя с войны? Я ведь ни одной ночи не спала. Я каждый день ставила за тебя свечку Пречистой Деве. И все ночи напролет молила ее, чтобы ты вернулся домой. Живой и здоровый.

— Правда?

— Конечно, правда.

— И ты каждый день ставила за меня свечку?

— Да

— А где ты их брала? — подозрительно спрашивает Пепе

— В приходской лавке, где же еще?

— По три сентаво за штуку? — поднимает голову Пепе.

— Зато, ты вернулся.

— Да, я вернулся, — успокаивается Пепе.

— А знаешь, как там было трудно? Тогда, в горах мы чуть не замерзли все до смерти. И потом, в сельве, когда нам совсем нечего было есть, мы чуть не сожрали друг — друга. Спасибо сеньору Боливару. Мы ведь тогда съели всех его лошадей. И знаешь, я никогда не изменял тебе. Ни разу, за всю войну.

— Так уж и ни разу?

— Ну, может всего пару раз, в Гуаякиле, и еще в Кито. Но я тогда был совсем пьяный, а они были страшные, как обезьяны. Если бы я был потрезвее, я бы даже близко к ним не подошел, такие они были страшные. Честное слово.

— Паскудник, — ласково говорит Эсмира.

— Ага, — соглашается Пепе.

— Но ты все равно вернулся.

— Да, я вернулся.

— Пепе, пошли спать.

— А Фернандо точно мой?

— Твой, твой.

— Ну, пошли.

Обнявшись, они уходят.

На сцене остается только портрет Боливара, освещенный загадочным лунным светом.

Появляется Эсмира. Она оглядывается на дверь, говорит, вполголоса, обращаясь к портрету:

— Синьор Боливар, не сердитесь, пожалуйста, на меня, за то, что я наврала Пепику. Знаете, он ведь совсем не виноват, что у нас никак не получался ребеночек. Просто он что — то себе там отморозил, когда вы с ним ходили по горам, и прогоняли испанцев. Но вы ведь простите меня, сеньор Боливар? У нас ведь с Пепиком только один Фернандо, а у вас так много детей. Мы все ваши дети.

За спиной у нее появляется Пепе. Смотрит на нее, качает головой, тихонько уходит. Эсмира не замечает его.

— Спокойной ночи, сеньор Боливар. — Прощается она с портретом, тоже уходит.

Спустя минуту, на цыпочках входит Пепе.

— А вы проказник, сеньор Боливар. — Шутливо грозит портрету пальцем. — Но, вы не волнуйтесь, между нами говоря, я на вас совсем не в обиде. Я ведь все понимаю. Не могли же вы в самом деле отказать женщине, да еще такой, как моя Эсмира. Это было бы даже неблагородно, с вашей стороны.

Пепе садиться за стол, достает из кармана бутылку, наливает в стакан.

. — А я все понять не мог, в кого пошел мой Фернандо. Сам — то я между нами умом никогда не отличался. А он у нас такой умница, просто диву даешься. — Пепе пьет, отваливается на спинку стула, говорит мечтательно:

— Эх, синьор Боливар, чувствую, заживем мы теперь, после победы над испанцами, как сыр в масле. Да еще у вас за пазухой. Красота.

— Пепе. Ты где? — Слышен голос Эсмиры.

— Иду, иду. Спокойной ночи, сеньор Боливар. — Торопливо говорит Пепе, уходит.

Сцена затемняется.

Сцена освещается.

Появляется Пепе. В руках у него покрывало. Он оглядывается по сторонам, говорит, обращаясь к портрету:

— Извините, сеньор Боливар, у нас переворот. Не обижайтесь, но будет лучше, если я вас укрою.

Влезает на стол, накрывает портрет покрывалом. Сквозь дыру в покрывале виднеется глаз Боливара. Пепе слезает со стола, подмигивает глазу, решает:

— Схожу — ко я в таверну.

Сцена затемняется.

Освещается сцена, теперь это таверна. За столом сидят трое или четверо мужчин, спорят. Пепе среди них. Портрет Боливара затемнен, почти не виден.

Один из мужчин заявляет:

— И ни в одной битве Боливар не участвовал! Ни в Карабобо, ни при Бояке, нигде его не было. Он только и делал всю войну, что по бабам бегал, да под юбками прятался!

Пепе возмущенно вскакивает:

— Как это прятался? Как это его нигде не было? Педро, — обращается он к одному из мужчин, — ты что молчишь? Мы же вместе там были. Ты же тоже все видел. Скажи им!

— Пепе, успокойся, — отвечает Педро.

— Как успокойся? Как это можно? Это что делается? Глазам не верю!

— Пепе!

— Что?

— Закрой глаза.

— Зачем?

— Ну, закрой.

— Ну, закрыл.

— Что ты видишь?

— Ничего.

— Вот. Так всем и говори. Ничего не видел.

— Но…

— И запомни, Пепе, чем чаще ты будешь закрывать глаза, тем меньше мерзости ты увидишь.

— Обалдеть, — не открывая глаз, говорит Пепе.

Мужчины за столом между тем продолжают осуждать Боливара.

— И перед испанцами он трусил.

— И драпал постоянно.

— А сколько денег присвоил…

Пепе открывает глаза, решительно встает:

— Нет. Не для того мы пятнадцать лет воевали, чтобы все это слушать. Педро, пойдем, выйдем. Есть дело.

Пепе и Педро уходят.

Затемнение.

Сцена освещается. Появляется радостный Пепе.

— Эсмира! У нас переворот. Мы победили.

Влезает на стол, снимает покрывало с портрета.

— Появляется Эсмира:

— Кто победил?

— Мы с Боливаром!

— Кого победили?

— Неважно. — Пепе слезает со стола, передает покрывало Эсмире.

— Убери покрывало, и принеси вина. У нас праздник.

— Эсмира берет покрывало, качает головой, уходит.

Пепе говорит, обращаясь к портрету:

— Сеньор Боливар, поздравляю, мы опять на коне. Эсмира! А, ее не дождешься, — машет рукой, — схожу лучше в таверну.

Уходит.

Затемнение.

Сцена освещается, входит Пепе, в руках у него газета. Он чем — то недоволен. Говорит, обращаясь к портрету:

— Сеньор Боливар, что — то мы за вас сражались, сражались, а пользы не видно. Что — то тут не