Уроки - Николай Сумишин

- Счастливая ты, Нелля, - только и сказал Роман.

- Я наивная, правда?

- Нет. Просто мы уже, кажется, взрослые. Ты, Нелля, чувствуешь, что мы уже взрослые?

- Чувствую... Радостно и... как-то боязно.

- Ты обязательно станешь учительницей. "Доброе утро, дети. Откройте свои тетради и напишите: "Классная работа".

Нелля засмеялась и сказала простодушно:

- Да, буду как Ульяна Григорьевна.

- Ты любишь Ульяну Григорьевну?

- Люблю и уважаю. И сочувствую... Понимаешь, она всегда чем-то встревожена, такое впечатление, что она не может развернуться на полную силу, словно что-то сдерживает ее добрые порывы.

- Не что-то, а кто-то. Тюха, кто же еще.

- Директор?

- А кто же? Спроси меня посреди ночи: "Любарец, кого ты не любишь?" И я скажу: "Тулько Василия Михайловича". Хотя лично мне он ничего плохого не сделал.

Нелля усмехнулась: видно, восприняла сказанное Романом как шутку.

- У Ульяны Григорьевны дома беда. Она очень одинока. Знаешь, Роман, однажды я даже плакала: ну насколько может быть несправедлива судьба к хорошим людям! Муж Ульяну Григорьевну бросил. Давно. А сын ее Василий, которого она боготворит, - закоснелый негодяй. Двадцатилетний увалень сидит на шее матери, спекулирует ее любовью. Пьянствует, дебоширит - ты же знаешь Василия. Ульяна Григорьевна, бедная, терпит. "Он, Нелля, сирота..." Как бывает в жизни: педагог, опытный воспитатель, а собственного единственного сына до ума не может довести.

...Домой шли молча. На пруды, окружавшие поселок, опускалось солнце. На мелких волнах испуганно дрожали, переливались красками толстые красные столбы.

- Нелля...

- Что?

- Ты на меня не сердишься?

- За что?

- Что я письмо тебе написал?..

Нелля быстро взглянула на Романа, и взгляд этот был взволнованный, тревожный.

Роману хотелось так много сказать девушке, но слова нужные почему-то не находились. Как он завидовал сейчас тем, кто умеет много говорить!..

И вот уже ее хата.

Остановились возле калитки. Глаза Нелли встретились с его глазами.

- Ты, Ромка, не такой, как все, ты...

Отвела взгляд.

И пошла.

- Нелля!

- Что?

- До свидания!

Белая лента, которой Нелля перевязывала тяжелую косу, мелькнула возле хаты, и все. Тихо-тихо. Тихая осенняя пора... "Ты, Ромка, не такой, как все..." Что она хотела этим сказать?..

Роман брел асфальтированной дорожкой между осокорями, ронявшими желтые листья, и думал о криничке в березняке, о Нелле... Он был уверен, что этот теплый осенний день запомнит на всю жизнь.

МИТЬКА

"Эх, стать бы выдающимся футболистом! - мечтал Митька, возвращаясь из школы. - Нет, не просто выдающимся, а непревзойденным мастером. Чтоб, к примеру, взять мяч возле одних ворот, провести его через все заслоны до других и красиво закрутить в сетку. Надо еще один? Пожалуйста, хоть десять! Удар с большого расстояния - гол!"

Где-то недалеко цокали каблучки по асфальту, к Митька подумал, что это, наверное, идет из школы какая-нибудь его одноклассница. Может, Иванцова Женька, комсомольский секретарь с синими глазами? Он хотел оглянуться, но нет...

"Женька... она относится ко мне, как..."

Митька стал подбирать слова. Все они почему-то были неприятными.

"Презрительно?.. Глупости! Откровенного презрения я ни разу не замечал... Свысока? С чего бы это? По какой причине?.. Интересно, а как она относится к Роману?.. Тоже мне задавака! Как он со мной разговаривал! Словно не человек перед ним, а пустое место... Эх, стать бы сразу красивым, хорошим! Вот он, Митька Важко, стройный, высокий, широкоплечий парень, легко идет впереди Женьки Иванцовой. Каблучки стучат все громче, но Митька равнодушен. Он себе цену знает..."

- Митька!

Оглянулся. Медленно катится рядом отцовский мотоцикл с коляской, лицо отца широко усмехается из-под шлема:

- Садись, подвезу.

Митька украдкой зыркнул на противоположный тротуар и хмыкнул: там стучала каблучками учительница Ульяна Григорьевна.

Уселся за широкой отцовской спиной, бросил портфель в коляску - и они уже мчатся по туннелю из нацеленных в небо тополей.

Голубой шлем посверкивал перед Митькой. Вот он повернулся, и Митька увидел нос отца, загоревший, немного облезший, на нем подрагивали защитные очки.

- Почему так рано?

- Стадион пропустил.

- И правильно. Что толку с беготни?

- Ирина Николаевна пообещала спросить завтра по геометрии. Придется посидеть.

Отец оторвал от руля левую руку и дотронулся до коленки сына. Ему, видимо, понравилось, что сын вместо футбола торопится к книгам.

"Как мало родителям нужно для утешения", - подумал Митька.

Отцова рука снова легла на руль. Митька теперь смотрел на тяжелую, натруженную, загоревшую руку. И вдруг подумал: "Этой рукой он поддерживал ружье, из которого когда-то пальнул по ногам Деркача!"

Едва промелькнула эта мысль, как тут же отцова наклонившаяся над рулем фигура наполнилась загадочностью. В ней появилось что-то таинственное, и Митьке хотелось положить руку ему на плечо, сказать тихо и просто: "Не терзай себя, батя. Расскажи мне все".

Нет, не расскажет. Он не любит этот эпизод в своей биографии. Да разве только этот? Во время войны он в концлагере сидел, но никогда не рассказывает о своих страданиях. Словно стыдится... Впрочем, это его дело. У Митьки, если уж откровенно, тоже есть что-то, о чем он должен молчать. У каждого человека - Митька был полностью уверен - есть такое.

Митька смотрел на отцову руку, сильную, шершавую, и в нем шевельнулось что-то похожее на зависть... Нет! Отец не имел права тогда стрелять, он должен был собрать свои нервы в тугой узел! Своим выстрелом он причинил зло многим: пострадал Деркач, пострадал сам отец. Пострадала мать, оставшись на четыре года одна, пострадал и он, Митька, потому что рос полусиротой... Безрассудность никогда не бывает для человека надежным спутником.

А впрочем, отцу просто не везет в жизни. Не везет. Взять хотя бы этот товарищеский суд... Да что говорить!..

Рассуждая так, Митька, к своему удивлению, все равно чувствовал слабую зависть к отцовской безрассудности...

Перекресток. Поворот направо. Приехали.

Мотоцикл остановился во дворе, отец, уже без шлема, стряхивал пыль с одежды и поглядывал на задумавшегося Митьку.

- Неприятности в школе?

- Откуда ты взял? - Митька стал на землю, достал расческу, причесался. - В школе - порядок.

- Что же тогда тебя тревожит?

- Меня? - Митька спрятал расческу, взял в коляске портфель. - Разве что товарищеский суд. Хотя, по всем правилам и законам психологии, суд должен тревожить тебя.

Сказав это, Митька подумал, наблюдая за посеревшим сразу лицом отца: "Как мало ему нужно для волнения". О товарищеском суде Митька напомнил после назойливых расспросов отца, но это ничего не меняло: суд в самом деле задал им хлопот, особенно ему, Митьке: в каждом взгляде он перехватывал или немой вопрос, или же молчаливое осуждение.

- Извини, я что-то не так сказал? - спросил Митька, потому что отец продолжал стоять перед ним в растерянности.

- Нет, нет, правильно сказал. Пойдем обедать. - Но возле веранды отец остановился, посмотрел Митьке проникновенно в самые глаза. - Вот о чем я хотел спросить тебя... как взрослого человека, образованного... - Он вздохнул, отвернулся. - А впрочем, пусть уж... Хотя тебе надо знать, сын: злословье - тоже преступление, иногда более тяжкое, чем убийство...

- Странно, ты обиделся...

- Обида у меня одна: холоден ты, сердце холодное. И легкомысленный, а скоро уже в армию должен идти. В самом деле, вырос уже.

Митька рассердился:

- Ну, вырос! Ну, в армию! И что я такое сказал?

- Сказал... - Лицо отца, сморщенное, худое, пошло розовыми пятнами точно так же, как тогда, когда на товарищеском суде его позвали к столу. В щель приоткрытой двери, словно на зауженном экране, Митька видел розовые пятна на лице отца, руки, нервно теребившие бахрому красного бархата, и обвисшие брюки на коленях. Этот кадр почему-то запомнился. Хотя Митька хорошо помнил и многое другое. Например, тот первый день...

...Задача по геометрии не решается, хоть плачь. Митька сделал уже три варианта, но каждый раз ответ был далек от написанного на последних страницах учебника. Роман, ясное дело, решит! В Романовой тетради будет единственно правильный вариант. И когда Ирина Николаевна назовет его фамилию, он с радостью объяснит решение.

Заурчал мотоцикл возле окон, - приехал отец.

- Сынок, - услышал Митька с кухни голос матери. - Отец буряки привез.

- Некогда мне.

- Ну ладно, пусть сам. У меня тоже - пирожки вот-вот дойдут. Еще подгорят...

Взвизгнули дверцы электродуховки. Запахло печеным. Белые пирожки с творогом... пышные... свежие... молоко в кувшине. Наливаешь - и пахнет оно разнотравьем.

За окном раздались чьи-то шаги.

- Мам, кто там?

Молчание.

Но вот появилась в дверях встревоженная мать.

- Почему-то их принесло... И Деркач... Присмотри за пирожками.