Семь змей и мертвец - Дара Богинска

стойки для свечей, увитые тонким чешуйчатым телом, стены, покрытые росписью, пол, выложенный мутно-зелёной плиткой.

Саркофаг, стоящий на постаменте, оказался выполнен из розового алебастра, всего покрытого багровыми прожилками. Когда Йоль подошел ближе, опустив факел, упавший свет заставил этот сундук будто засиять изнутри живым прозрачным светом. Данте на миг показалось, что прожилки пульсируют, как натянутые вены на шее; саркофаг на этот миг стал дышащим существом.

— Чудесное местечко. Я бы оживил пространство цветами, и, пожалуй, поставил столик прямо здесь. Не хватает ещё корзинки со щенком. Да.

Голос у Йоля предательски упал, и мужчина кашлянул в кулак.

— А я бы смотался отсюда.

— Как, и ты ничего не прихватишь с собой? Смотри, местные растащат все добро.

Йоль легонько сковырнул крошечный изумруд, вставленный вместо глаз у нарисованной на стене ползучей твари. Сидел камушек крепко. Крепко-некрепко — но растащат же, как пить дать, и не испугают их предостережения о проклятьях. Может, только первое время подержат на расстоянии, а там уж...

— Телега далеко?

— Ну-у, в деревню и обратно, — Йоль почесал щеку, настороженно разглядывая не самого приятного вида статуэтки. — Зна-аешь, сейчас мне это уже не кажется такой хорошей идеей.

— Мы отвезем всё в малефикорум. Пусть епископы разбираются, что всё это... — при первом уколе усталости Данте шатнулся и поморщился от кислой тошноты, толкнувшейся до кадыка, — ...делает здесь, так далеко от юга. Нашей земли слишком мало для семи богов сразу.

— Я бы с большим удовольствием спалил тут всё дотла.

Данте согласно кивнул. С большим удовольствием он бы только очнулся где-нибудь достаточно далеко от всех этих мест с их богами в придачу.

— Но как скажешь, мэтр, — иронично шаркнул сапогом Йоль.

— Пошли отсюда. Я достаточно... увидел.

Йоль заглянул в лицо Данте и молча подставил плечо для опоры. Оставалось только благодарно кивнуть — может, здоровяк и был тем ещё любителем поболтать, но он был хорошим малым. И он понимал, кажется, каково приходится... таким, как Данте.

Голова сама опустилась на грудь. В висках звенели тонкие медные колокольчики.

— Трупы... сжечь. А кости — в лес. Местные... не должны узнать.

— Как скажешь, Дани.

Первыми отказали ноги. Вскоре любые попытки переставлять их свелись к бессмысленному взбрыкиванию, лишь только затруднявшему жизнь Йолю. Потом — руки, и Данте впал в оцепенение. Лестница всё не кончалась, и в мучительное время до полной потери сознания Данте чудилось, будто над их головами, под ногами, вокруг их плеч копошатся, тянут свои тяжелые мускулистые тела змеи.

Наконец-то уснул!

Йоль ещё раз настороженно выглянул из-за двери. Дани лежал на лавке прямо, как в гробу — вытянув руки-ноги, запрокинув на свернутый плащ голову так, что шея казалась неестественно длинной. Белые губы были плотно сомкнуты, на бескровном лице застыло сосредоточенное выражение, но Данте спал. Рядом с лавкой Йоль оставил на всякий случай ведро — вдруг его опять вывернет.

Да, кстати, рубашку бы сменить надо. Определенно. Завтрак главного члена их маленького отряда, оставленный на груди Йоля, был сомнительным украшением для его мужской красоты.

Переодевшись, мужчина прикрыл двери дома, хозяин которого на время постоя церковников съехал к сестре, и поспешил в таверну. Тихо было здесь. Это была старая таверна, уже давно пережившая свои лучшие годы. Её строили в те дни, когда Эмнод ещё кишел народом — сюда часто заходили солдаты во время борьбы за смежную с западной Сугерией территорию, затем голодные путники на пути к золотым приискам, а вместе с ними оравы рабочих. Всё здесь было старое, дряхлое, потемневшее от времени. Мерзкая выпивка, невкусная, холодная и жирная еда, а также многочисленные пауки, оккупировавшие пивной зал и чувствующие себя здесь уютнее нечастых посетителей.

Тихо и пусто — разбросанные по углам, как кости на игральной доске, сидели несколько завсегдатаев, опохмеляясь, да сам хозяин, стоя за столом, беседовал с ухмыляющейся черноволосой женщиной, тощей и уже начавшей седеть. Перекинувшись с трактирщиком парой слов, без особого интереса Йоль отвел от неё глаза, заметив знакомую фигуру. Сухие плечи, жилистые руки, рыжие волосы собраны в тугую косу, губы поджаты, брови сведены — то был Аларик, брат-близнец Йоля. Он подняла глаза — зелёные, как у брата, но с темной крапинкой рядом с левым зрачком. В юношестве Аларик переболел оспой, и лицо у него было испещрено следами перенесенной болезни.

— Уснул?

— Уснул, — кивнул Йоль, — Правда, побуянил до этого. А здесь как? Всё в порядке?

Ал сердито глянул на брата.

— В порядке? В нашей телеге какие-то проклятые вещички какой-то южной дряни. Данте рассказал тебе, что произошло там, внизу?

«Рассказом» это было тяжело назвать. Их Дани бредил.

— Двое мальчишек пробрались в склеп. Кажется, выполнили какой-то ритуал... Подняли не того колдуна, и он сожрал их.

Аларик передернул плечами.

— Этого не хватало. Тебе не кажется, что это все какие-то детские сказки? Байки деревенщин? Мол, домовые, русалки, ходячие мертвецы?

— То, что раньше этого не было — не значит, что этого не существует, — важничая, поднял палец Йоль, — Вспомни историю Святого Малакия и его борьбу против порождений Марвида. Если это было, то почему бы этому не повториться?

У близнеца не было ответа. Он пожал плечами и нахмурился.

— Каждый мимо проходящий считает своим долгом заглянуть в телегу, ты в курсе? Может, стоит поставить пугало, как на чертовом огороде? Я только не уверен, достаточно ли у этих ребят мозгов, чтобы его испугаться.

Йоль выглянул из окна, и увидел, что «проходящие мимо» местные жители превратились в «стоящих рядом кучкой и что-то обсуждающих» местных жителей. Вскоре может дойти и до «хватающих скромный скарб и разносящих проклятые вещички по домам» жителей.

Это было уже плохо. Такая перемена была явно не на руку Йолю, который намеревался вскоре вздремнуть.

— Пойду разберусь. — Йоль вздохнул. Аларик тоже поднялся и они вместе толкнули дверь, впустив в таверну липкий тёплый воздух.