Это лишь игра - Елена Алексеевна Шолохова

что так не надо! Какой раз уже ты подводишь свою команду и тупо говняешь игру?

Жуковский что-то отвечает физруку, но так тихо, что я ни звука не слышу со своего места. Зато физрук ещё больше заводится. Забирает у Решетникова баскетбольный мяч и вдруг кидает в Илью. Тот успевает закрыться руками, но физрук велит парням подать ему мяч снова.

– Какого хрена ты закрываешься, сопляк? Я тебе пасую! Принимай как положено, ты, калека безрукая! Мешок с трухой!

Денис Викторович снова делает резкий бросок, но, честное слово, со стороны это больше похоже на попытку прибить. Однако Илья уже ждёт удар и уворачивается, но физрук гневается ещё сильнее.

– Принимай, я сказал! Чё ты вихляешься? Чё задом крутишь? Заплачь ещё, ссыкло! Иди вон с девочками сиди тогда… – И снова лупит мячом по бедному Жуковскому.

Парни покатываются от хохота, наблюдая это жестокое представление. Девчонки тоже хихикают. А мне аж нехорошо.

По правде говоря, наш физрук и раньше вёл себя порой как какой-то гоп из подворотни. Нас, девчонок, особо не обижал, но с парнями вообще не церемонился. Мог запросто выругнуться матом, если у кого-то что-то не получалось, а то и отвесить подзатыльник или даже легкий пинок. А беднягу Жуковского он гонял всегда, просто потому что у него с физрой не очень. Да и некоторым другим от него влетало. Но сейчас Денис Викторович переплюнул сам себя. Вот так унижать, так издеваться прямо на уроке… ещё и мячом долбить – такого прежде он себе не позволял. И я просто в онемении и ужасе.

Снова тяжелый удар. На этот раз физрук попадает Жуковскому по коленям, и тот падает как подкошенный. Наши взрываются хохотом, и по спортзалу прокатывается гулкое эхо.

Петька Чернышов бросает на меня растерянный взгляд. Он тоже, как и я, в шоке от происходящего. И тоже как будто не знает, что делать.

И только Горр, заложив руки в карманы темно-серых спортивных штанов, взирает на эту жуткую сцену с холодным безразличием и скукой.

– Что здесь происходит? – раздается вдруг чей-то голос. Чужой и звонкий.

Все тотчас поворачиваются на звук, и смех стихает.

В дверях стоит незнакомая ярко-рыжая женщина, миниатюрная, молодая, лет… ну, не знаю, двадцати пяти, может. Плюс-минус. Я не сильно в возрасте разбираюсь. Она смотрит на физрука со смесью ужаса и возмущения.

Денис Викторович в первый момент теряется, это прямо заметно. Однако его быдловатая натура берет своё. Он вздергивает выше квадратную бульдожью челюсть и отвечает ей так, будто не произносит слова, а выплевывает.

– Здесь происходит урок физкультуры в одиннадцатом «А» классе. А вы кто такая? И что здесь забыли?

Но наглый тон физрука на женщину не действует. Хотя, может, и действует, но не так, как он рассчитывает.

Она заметно краснеет, но упрямо говорит:

– А я вижу, что здесь происходит вопиющее издевательство над учеником. И будьте уверены, я этого так не оставлю. Я сейчас же пойду к директору и обо всём ему доложу.

С самым решительным видом она разворачивается и уходит.

– Да пожалуйста! – выкрикивает ей вслед Денис Викторович, но он явно злится.

Ведь если эта женщина и впрямь на него нажалуется, то его по головке не погладят. Даже мы это понимаем. И все молчим в полной растерянности. А Илья Жуковский съеживается ещё больше, втягивая голову в плечи, как будто боится, что физрук и в этом его обвинит. И ещё больше накажет.

Скучающий взгляд Горра на миг останавливается на Жуковском и становится презрительным. Тоже на миг. А затем Горр, не спрашивая разрешения, преспокойно идёт на выход.

Денис Викторович, повернувшись, смотрит ему в спину и открывает было рот, будто хочет его окликнуть, но почему-то молчит, словно колеблется. Да и смотрит как-то не очень уверенно.

Так и не окликнув Горра, раздраженно бросает нам:

– Всё, скоро звонок. Свободны.

Вообще-то до звонка ещё порядком, но мы молча покидаем спортзал.

3. Лена

До звонка мы сидим в женской раздевалке, чтобы случайно не попасть на глаза директрисе или, что ещё хуже, Бурунову, её заму. Иначе потом всем прилетит: и нам, и физруку.

– Как думаете, девчонки, Дэну что-нибудь будет? – спрашивает Михайловская.

Наши Дениса Викторовича за глаза зовут Дэном. Хотя как за глаза? Он прекрасно это знает и ничуть не против такого панибратства. Он, конечно, очень молод, но ведь учитель. Ещё и наш классрук. А ведет себя как кореш какой-то. С парнями здоровается за руку, курит с ними за школой, девчонкам при встрече подмигивает. Нашим красоткам Лариной и Михайловской частенько показывает большой палец. Это типа комплимент.

В вайбере в беседе класса тоже может порой такое отмочить, что тихо офигеваешь.

В родительском чате Денис Викторович, конечно, пытался изъясняться в рамках приличия, но его это быстро утомило, и он оттуда просто вышел. И теперь, если что-то надо сообщить родителям, пишет в нашей беседе: «Передайте предкам…».

Вот такой он у нас – простой как три копейки, демократичный, хамоватый. Ничуть не похож на нашу прежнюю классную (она уволилась год назад), да и вообще на любых других учителей. Но наши в нём души не чают. Особенно парни. Даже мой Петька.

Ну, разве что Илья Жуковский исключение. Но кто его спрашивает?

– Если реально эта баба на него настучит, то Дэну конкретно может влететь, – с серьезным видом сообщает Агеева.

Мать у нее работает секретарем в департаменте образования, так что девчонки ей верят. Сидя на скамьях, наклоняются вперед, чтобы видеть её и не пропустить ни слова. А она со знанием дела продолжает:

– Но тоже смотря как настучит. Одно дело – если просто директрисе нажалуется, и совсем другое – если подаст докладную. Так что всё может быть: от выговора до увольнения. А если Жучку, ну или там его мамашу, надоумят накатать заяву в прокуратуру, снять побои, то нашему Дэнчику вообще невесело придётся.

– Да какие там побои? – фыркает Патрушева. – Подумаешь, мячиком ему разок прилетело.

– Да любые синяки, если есть, будут считаться побоями. А они сто пудов у него есть. Даже у меня есть. Я фиг знает, откуда они берутся. Вон, смотри, – Агеева задирает до локтя рукав блузки, демонстрируя коричневый синяк. – На ногах ещё больше… А Жучка вон как сегодня завалился. И пока играли, его ж там пацаны и толкали, и пинали. Герман его