Тепло отгоревших костров. - Юрий Вознюк

— Он нас обману-у-ул!—растянулись в плаксивой Гримасе губы жены, и Брагин впервые за всю жизнь дал волю гневу.

— Цыц!—полоснул он кнутом воздух, и по окрестностям покатился гром винтовочного выстрела.

Родственники в страхе присели, потом бросились бежать.

— Работника себе нашли!.. Заграничных панталон захотелось? Так в них несподручно картошку грести!..— Кричал он им вслед. Брагин уже догадался, что жену прислали в совхоз на уборку, а за ней по своим делам увязалась и теща.

Как ни странно, скандал не лишил его душевного равновесия. Наоборот, он чувствовал какой-то необыкновенный подъем духа, его словно пьянила собственная смелость.

А вечером следующего дня теща принесла в дом приятеля его обшарпанный чемодан и узелок с вещами. Брагину не простили такого бессовестного надувательства, и на том его семейная жизнь закончилась. Плакали все его сбережения, но Брагин ни о чем не жалел, навсегда остался в Милой Девице и как работник пришелся совхозу в самый раз. В армии он выучился на шофера, с трактором мог управляться с малолетства, знал токарное и слесарное дело. Через полгода Сергей Брагин снова женился, и на этот раз Дуся была ему подарком судьбы. Невысокого роста, полногрудая, с тугим пучком темных волос на затылке, со смешливым характером, она была полной противоположностью Брагину, но это не мешало им жить на редкость дружно. Трудно сказать, кто из них был первой скрипкой в семье: распоряжения Евдокии по дому он выполнял беспрекословно, и в то же время я не знал случая, когда бы она вмешалась и воспротивилась его намерению ехать на охоту или рыбалку. После свадьбы они обжились быстро: Сергей завел себе мотоцикл и моторную лодку, во дворе их дома вместе с домашними ходили подсадные утки. Через год у них появился сын. Брагин-младший оказался удивительно удачной копией отца и матери. Свое домашнее прозвище «родимчик» он получил от родителей по не совсем обычному случаю.

— Дуреха я была,— рассказывала мне Евдокия,— наслушалась бабьих сказок: мол, когда ходишь в тягости, с испугу не хватайся за себя руками. Что, дескать, в том месте у дитя родимое пятно будет. А тут как на грех за нашим огородом ребятишки чего-то взрывали. Как бахнуло — я со страху и закрыла лицо ладошками. Потом вспомнила про наказ и...

— Пришел я с работы, а моя милашка уцепилась за свои задние половинки и шастает так по дому — не оторвешь,—дополнил воспоминания Брагин. «Ты чего?»— спрашиваю. А она мне несет околесицу: там, говорит, не видно будет родимчиков...

— Я и в роддоме еще боялась. Несет мне в первый раз няня Саньку, а я свое: «Нянечка, он черный или белый?» Все бабы так и вытаращились: у нас перед этим по району делегация африканская ездила.

Таковы были обитатели дома, куда мы приехали. Как ни странно, при первой же нашей совместной охоте выяснилось, что Сергей Брагин — неважный охотник.

— Ты хоть видишь, куда палить?— спросил его после зорьки Димка.

— Нет,— честно признался тот.— Как гляну на уток — руки задрожат, сердце затрепыхается, ну и...

В один из приездов Брагина во Владивосток мы купили ему хорошее ружье, и Димка дня три «натаскивал» его на стенде. За эти три дня Серега расстрелял столько патронов, сколько хватило бы на три года. охоты. Но зато в следующий наш приезд мы увидели, что наука пошла впрок. Брагин стал стрелять вполне прилично. Потому так ошеломили меня его слова, когда он сказал Моргунову:

— Не надо было мне ходить на стрельбище.

— Мазать было интересней?!—воскликнул я.

— Да нет... Ну, как бы тебе объяснить...— замялся он, корябая подбородок.— Охота ведь это что-то вроде вечной голодухи... На ней надо добыть немного, чтобы всегда хотелось еще пойти. Раньше я как ни напуделяюсь, а следующего дня не могу дождаться — все думаю, а вдруг повезет? А сейчас не то...— Я не нашелся тогда, что ответить, промолчал и Димка.

Так мы дружили несколько лет. Потом Моргунов уехал за границу, и в его отсутствие я ни разу не побывал у Брагина. Теперь мы были рады встрече. Разговор зашел о работе Моргунова.

— Ты че хоть там делал?— повертел в воздухе рукой Брагин, непонятно что изображая—заграницу или работу.

— Учил суда чинить, Серега,— ответил Димка.

— Ну и как — научил?

Моргунов засмеялся и махнул рукой.

А через два часа мы уже плыли по тихой извилистой Заманухе. Ее низкие берега прерывались заливами, обильно покрытыми белыми цветками водокраса с мелкими, сердечком, листочками. Иногда его называют лягушечником, а вот за что — не ведаю.

Вперемешку с водокрасом плавали желтые лилии и водяные орехи с розетками треугольных листьев.

Нам досаждал шум мотора, Димка заглушил его, и река сама понесла нашу лодку по своим причудливым изгибам. Лежа на спине, мы смотрели в голубое августовского небо, и порой нам казалось, что это не лодка, а гроздья белых облаков крутятся в поднебесье над ней, Ни о чем не хотелось думать, только так вот лежать, слушать шелест камышей, баюкающие всплески воды и милую песню неведомой мне пичуги. С души спадала какая-то оболочка, и я с удивлением и радостным облегчением чувствовал, будто только сейчас становлюсь самим собой.

Свою стоянку мы обосновали в устье Заманухи. Ханка была от нас в двухстах метрах, и от нашего бивака к ней шел старый, заросший высоким вейником вал. Вокруг простирались плавни — половодье трав и тростников. Иногда над равниной пролетал ветер, и тогда высокие травы выгибались волнами и вместе с ветром, ряд за рядом, катились к синеющему горизонту размытого дымкой дрожащего горячего воздуха.

К заходу солнца мы устроились окончательно: поставили палатку, натаскали туда сухой травы и полыни, духом своим отпугивающей комаров, а из найденных досок соорудили подобие стола и скамейки.

— Уху, братцы, уху соображать надо,— торопился Димка, собирая удочки. Захватив червей, он поспешил к речке. Мы с Сергеем остались готовить донки. В Заманухе водятся сом, щука, змееголов, и я знал, что на припасенных Брагиным живцов ночью будет хороший клев. Доставая крючки, я выбросил из рюкзака пестрый альманах «Рыболов-спортсмен», который мы с Моргуновым купили в пути. Сергей поднял его с земли, смахнул прилипшие соринки и без особого интереса начал перелистывать, рассматривая картинки. Он собирался уже отложить, и тогда что-то заинтересовало его.

— Смотри-ка ты...— пробормотал Брагин, и я увидел, что он начал читать.— И надо же!— воскликнул он, протягивая мне сборник.

Это было короткое сообщение, что где-то за рубежом придумали поплавки с электрическими лампочками. С такими поплавками можно было ловить рыбу ночью; при поклевке лампочка в поплавке загоралась, подавая рыболову знак, что пора подсекать.