#Zолушка в постель - Анна Веммер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это мой номер, – говорит он.
– О… прошу прощения. Я не успела его убрать, у вас ранний заезд?
– Да, я приехал внезапно.
– Все будет готово через тридцать минут. Дальше по коридору вы можете пройти в ВИП-гостиную, вам подадут кофе или другие напитки, закуски и свежую прессу.
– Спасибо. – Он все так же не сводит с меня глаз.
Мы стоим и совершенно по-идиотски пялимся друг на друга. Он не двигается с места, а моя рука замерла над кнопкой включения пылесоса.
Это то, что я ненавижу: его взгляд буквально ощупывает меня с ног до головы. Как ученый под микроскопом изучает клетку, богач рассматривает прислугу, традиционно задерживая взгляд на голых коленках. Я подавляю желание одернуть юбку и, как барон Мюнхгаузен, вытаскиваю себя за косичку из болота: включаю пылесос и начинаю обрабатывать диван.
Краем уха слышу, как он уходит, и с ужасом понимаю, что сердце бьется прямо у горла, отчего меня слегка мутит.
На самом деле только в кино симпатичную горничную увозит страстный миллионер и они живут долго и счастливо. В нашем сериале иной сюжет: мы – невидимки. Редко кто обращает внимание на худеньких девочек, снующих туда-сюда в бело-голубых платьях. Ну, это если не нужно наорать за какой-нибудь промах, конечно. Тут мы в первых рядах, отгребаем больше, чем можем унести.
Обычно я убираюсь намного медленнее. На уборку номера нам дают два часа, и за эти два часа мы должны вылизать все. Но в этот раз почему-то хочется закончить как можно скорее. Усталость забыта, я летаю по комнате с тряпкой и тщательно вытираю каждую поверхность. А когда заканчиваю, понимаю, что уложилась минута в минуту: стрелка на часах останавливается на цифре восемь.
Окидываю номер оценивающим взглядом и киваю: все убрано почти идеально. Отваливается спина, гудят ноги, но близость окончания смены толкает вперед, уговаривает потерпеть еще чуть-чуть. Я отвожу тележку и иду в гостиную, чтобы сказать гостю об окончании уборки.
Он пьет красное вино, а из удобного кожаного кресла открывается потрясающий вид на город. Я так редко бываю в ВИП-гостиной, что этот вид завораживает меня, захватывает дух.
Мужчина видит меня в отражении в окне и оборачивается.
– Номер готов, у вас будут ко мне какие-то просьбы?
– Будет… – Его голос хриплый, низкий, окутывает странным жаром. – Как тебя зовут?
– Анна.
– А фамилия?
Хмурюсь: ему совершенно незачем знать обо мне больше, чем имя на бейджике. Тем более что завтра его номер будет убирать совсем другая девушка.
– Извините меня, но у нас строгие правила. Я не могу беседовать с гостем на отвлеченные темы.
Кошусь на бармена за стойкой, но он не то действительно нас не слышит, не то делает вид.
– Хорошо. – Гость поднимается и ставит бокал на стойку. – Покажи, где номер, я не очень хорошо у вас ориентируюсь.
Выхожу из гостиной. Чувствую затылком его внимательный взгляд и стараюсь идти ровно и спокойно.
Не сказать чтобы внимание гостя для горничной было в новинку: пошутить и пофлиртовать с хорошенькой девчонкой хотят нередко. Но от обычного гостя легко отшутиться, ему можно улыбнуться – и уйти работать дальше, отчасти даже испытывая радость от неожиданного комплимента.
С ним не работает. С ним чувствуешь себя не легко, а словно во сне, с трудом преодолеваешь бесконечный коридор. Каждый шаг требует таких затрат энергии, что, остановившись перед дверью его номера, я на миг касаюсь ладонью холодного дерева.
– Все в порядке? – спрашивает он. – Анна, ты кажешься бледной. Тебе надо сесть.
Я пытаюсь протестовать, но его пальцы смыкаются на моем плече. Хватка настолько сильная, что ничего другого не остается: я вхожу в номер и падаю в кресло, к которому он меня подводит.
– Со мной все в порядке, правда, – делаю вялую попытку подняться. – Я устала под конец смены, мне надо успеть на метро…
– Метро будет работать еще долго, – отрезает гость. – Сиди.
Наливает в высокий стакан воды и протягивает мне. Я молюсь, чтобы он не заметил, как дрожит рука.
– Тебе следует больше отдыхать. В двадцать кажется, что здоровье бесконечно, однако это не всегда так.
Я делаю глоток воды, и тут меня озаряет: откуда он знает мой возраст?! Я бормочу слова благодарности и поднимаюсь. Хочу сбежать отсюда раз и навсегда, но моя попытка прерывается его… нет, не криком и не приказом, а каким-то глухим рыком:
– Сиди!
– Что за…
– Сиди, Анна, мне нужно с тобой поговорить.
– О чем? Я вас не знаю, и учтите, у меня есть рация, и вы не можете держать меня здесь силой!
– А у меня есть деньги, чтобы заткнуть твоей рации рот. Посиди немного и послушай. Тебе говорит что-нибудь фамилия Крестовский?
Качаю головой, окончательно переставая что-либо понимать.
– Хорошо, а Ампилов?
– Это… это фамилия папы.
Он знает отца? Слишком молод, чтобы быть его другом или знакомым. Слишком взрослый, чтобы быть воспитанником. Кто?
– Отлично. Значит, я не ошибся. Ты дочь Ампилова.
Снова киваю, сжимая стакан. Он наверняка вот-вот разлетится на тысячу маленьких осколков.
– Меня зовут Игорь Крестовский, я – сын Олега Крестовского. Отец умер, и теперь ты – ключ к его завещанию и моим деньгам.
Приехали. Кажется, я схожу с ума.
– Вы что-то путаете. Я не могу иметь отношение к каким-то деньгам. У меня нет родных, друзей, а папа был школьным учителем. Вряд ли он прятал золото в школьном спортзале.
Я чувствую, как тиски страха немного разжимаются, и снова получаю способность защищаться. Этот человек рушит мой привычный мир, а еще он враждебен. Я чувствую это и внутренне напрягаюсь. Ничего хорошего ждать не приходится.
– Боюсь, что я ничего не путаю, – говорит он. – Мой отец умер полгода назад.
– Соболезную, – говорю я и тут же осекаюсь под недовольным взглядом – призывом не перебивать.
– В его завещании было условие. Мы получим все деньги лишь в том случае, если разыщем тебя, Калинину Анну Артемовну, и ближайшие пять лет будем обеспечивать. Там много разных условий, подробнее сможешь ознакомиться с текстом в машине.
– В к-какой машине?
– Ты едешь со мной.
Он говорит это так легко и просто, словно речь идет о чем-то рядовом. Показать дорогу или посидеть денек с ребенком. Вот только речь идет не о работе няни, а о… впрочем, я даже не знаю о чем.
– Почему ваш отец поставил такое условие? Я ведь никогда о нем не слышала.
– Не имею ни малейшего понятия. – Он перестает буравить меня взглядом и отворачивается