Без вести пропавший. Попаданец во времена Великой Отечественной войны - Корчевский Юрий Григорьевич

– Плохо! За это время вражеские бомбардировщики успеют всю колонну на марше раздолбать! Повторим еще раз!

Что бомбардировщики будут немецкие, не говорили. После договора Молотова-Риббентропа по радио и в газетах твердили: у СССР мир с Германией, войны не будет. Когда взводы шли с позиций в столовую или казарму, дружно пели:

И политруки зачитывали газеты и пропагандистские материалы, что Германия не враг, у нас торговые отношения. Поезда и впрямь по железной дороге шли через Брест в захваченную немцами Польшу, а дальше в Германию. И лес-кругляк везли, и пшеницу, и многое другое.

Но батарейцы-зенитчики почти ежедневно наблюдали, как с сопредельной стороны залетали немецкие самолеты. Посты наблюдения в оптику четко видели черные кресты на плоскостях. Да и звук моторов немецких самолетов отличался от наших СБ или ТБ-3, как и очертания. Немцы пролетали вглубь нашей территории, через какое-то время возвращались. По специальным плакатам зенитчики уже и модели самолетов различали: «Юнкерс-52» летит, трехмоторный транспортник или «Хейнкель-111». Комбат от увиденного зубами скрипел:

– Неужто товарищ Сталин не знает?!

Политрук батареи как-то услышал, резко оборвал.

– Товарищ Сталин все знает! Кому надо – докладывают. Значит, так надо! Как там в песне поется?

– Красная армия всех сильней!

– Вот! Так и думай, и мозги не морочь ни себе, ни другим. Будет приказ – любого противника одолеем, как японцев на Халхин-Голе.

И назидательно поднимал указательный палец.

На тренировках номера расчетов менялись между собой, вырабатывая все навыки. Заряжающий становился замковым, наводчик – вместо трубочного. Трубочный или снарядный специальным ключом устанавливал на взрывателе снаряда время горения запала. От этого зависела высота взрыва снаряда. Командир орудия получал сведения на ПУАЗО: высота цели, дальность, скорость. Передавал трубочному время. Тот ключом поворачивал кольцо на взрывателе и передавал патрон заряжающему.

В артиллерии пушки малых и средних калибров имели унитарный патрон, то есть гильзу вместе со снарядом, а вот пушки крупных калибров, 150-мм и выше, имели раздельное заряжание. Сначала в казенник орудия подавался снаряд. И вес его мог быть от сорока до двухсот килограммов у крепостной артиллерии. Следом – гильза с порохом. Иначе никак, иной снаряд четверо на специальных носилках несли, а если еще и гильзу с порохом добавить, то кран подъемный нужен. И краны такие были, особенно у немцев на осадных орудиях, типа «Дора» или «Берта».

Замена одного номера расчета позволяла в бою при ранении или гибели бойца не прекращать огонь, пусть и снизив темп. За три недели практических занятий Михаил прошел через все должности, узнал много нового.

Вечером 21 июня почти вся батарея, за исключением караулов, направилась в клуб смотреть новый фильм «Светлый путь» с Любовью Орловой в главной роли.

Посмотрели кино, вышли, многие закурили. Михаил не курил, получал вместо табака карамельки. Но таких, как он, в батарее было всего несколько человек… Покурили, построились, в казарму вернулись, прозвучала команда «отбой». Михаил быстро отключился, но почему-то сны пришли тревожные, неясные, снилось не пойми что. Даже не снилось, а так, какая-то беспросветная тьма давила, и никуда от нее не деться.

В четыре часа утра многие проснулись от громкого звука множества летящих самолетов, причем не наших, а немецких. Звук шел с запада на восток. Нарушали границу и прежде, но одиночные самолеты, а сейчас – десятки, волна за волной!

Михаил проснулся в смятении: с одной стороны, хорошо, что пропал ночной кошмар, а с другой…

А с другой – ничего хорошего. Как был – в кальсонах и босиком, – он выбежал мимо дневального на крыльцо казармы. А что ночью в небе увидишь? Гул моторов четко слышен, а видимости нет. На батарее зенитных прожекторов нет, они на несколько километров могут цель воздушную засветить. И аэростатов заграждения не было. Живьем аэростат, эдакую маленькую копию дирижабля без моторов, Михаил видел один раз в училище зимой.

К Михаилу еще несколько бойцов присоединились, все напряженно то смотрели в небо, то переглядывались меж собой… Сигнал «Воздушная тревога» все не поступал, и ребята вернулись в казарму. Но отдохнуть им было не суждено.

Через несколько минут дневальный закричал.

– Тревога! Батарея – подъем!

Шум, топот ног. В казарме зажегся свет и сразу погас. Дневальный открыл замок на пирамиде. Бойцы хватали винтовки, стальные шлемы и выбегали на улицу. Там уже ждали командир батареи и политрук.

– Стройся!

Построились, командир объявил приказ по Западному военному особому округу о начале военных действий против вероломно напавшей на СССР Германии.

– Занять места по штатному расписанию! – приказ комбата.

Уже позже Михаил понял: зря. Надо было переместить пушку на запасные, заранее приготовленные позиции. И были они, капониры, вырытые солдатскими руками. Побежали к позициям. Вскоре со склада привезли на грузовике зенитные снаряды. У 85-миллиметровой пушки номенклатура снарядов большая. Зенитные, осколочные, бронебойно-трассирующие, бронебойно-трассирующие подкалиберные. И по самолетам можно стрелять, и по танкам, и по пехоте… Немного позже такая пушка стала основой для танковых пушек Т-34, КВ-85, ИС-1 и самоходки СУ-85, но это уже другая история.

Кроме того, батарее можно было действовать только днем, благо летняя ночь короткая, уже светало. Упиралось все в отсутствие прожекторов. В основном прожекторами снабжалась не армия, а войска ПВО, прикрывающие города и крупные промышленные объекты. Своя специфика. Войска на фронте редко бомбили ночью, а город имеет большую площадь, и если бомбардировщик сбросит бомбы не прицельно, все равно они нанесут ущерб, окажут моральное воздействие. Поэтому зенитные прожектора нужнее и полезнее вокруг городов.

Позиции у пушек заняли, снаряды в ящиках растащили по капонирам. Наблюдатели с дальномерами за небом смотрят. Дальномер – оптический прибор, позволяющий определить дальность до цели и азимут.

Наступило затишье, первая волна немецкой авиации ушла далеко на восток. Не хотелось думать, но сами в голову лезли мысли, что где-то в глубоком тылу сейчас летят бомбы на наши стратегические объекты, а мы, зенитчики, для чего здесь?.. Воины тихо переговаривались, но понимали, что дисциплина прежде всего. Будет приказ – будем воевать. Никто не паниковал, все спокойно ждали приказа, стараясь верить, что разгром врага будет быстрым и беспощадным…

Приказа пока не было, но политрук обошел позиции, сказал, что в полдень будет транслироваться речь Молотова по радио.

Радио в батарее не было, зато была радиостанция для связи с командованием дивизиона. По распоряжению политрука от каждого расчета надо было выделить по военнослужащему, который прослушает речь и перескажет сослуживцам. Все удивились еще, почему речь произносить будет Молотов, а не сам товарищ Сталин. Молотов хоть и ближайший соратник Сталина, а все же Иосиф Виссарионович – первое лицо страны и правительства.

Но все надеялись, что в полдень прозвучат главные слова, а пока – летят к границе наши доблестные соколы на самолетах, грузятся в вагоны и на платформы танки и пехота, и с часу на час прибудут подкрепления к Бресту и другим городам, нанесут мощный удар и уже завтра погонят германцев от нашей границы. Ведь доктрина наша – воевать малой кровью и бить врага на его территории! В училище это вбили в голову прочно.

Михаил даже немного расстроился. Ну вот! Прибудут войска, разгромят врага, а он не успеет и поучаствовать, беда какая… Но и радость скрытая была: ведь многие курсанты попали в округа, далекие от границы – Сибирский, Уральский. Уж им-то точно не повезет поучаствовать в боях. Михаил же надеялся не только повоевать, но и награду заслужить. Вон же писали в газетах о награжденных за бои в Испании, на Халхин-Голе. И подписывались солидно: орденоносец Петров.