Рассвет - Сергей Курлов

было подумать, увидев её искрящиеся глаза, она всего лишь залечивала таким способом свои душевные раны. Ей нужно было увлечённо говорить о своей беде, чтобы избавиться от неё насовсем или хоть на какое-то время вздохнуть свободно. Но Рудольф был для Марго слишком невнимательным слушателем. Отвлекаясь от собеседников, даже от собственного чая и от обожаемых сахарных кубиков, он смотрел по сторонам и заглядывал в окно, сквозь кружевную занавеску, будто бы ожидая кого-то. Какого-то другого гостя. За окном стучал дождь, и в комнату врывались тихие лучи электрических столбов, такие чужие, тёплые и холодные одновременно. Нервно постукивая по столу костяшками пальцев, Рудольф переводил взгляд со своих друзей на старые напольные часы, на окно, на дверь, и снова в том же порядке.

— Ты кого-то ждёшь? — спросил наконец Андрей, отправив в рот очередную мармеладную конфету и запив её чаем.

Рудольф вздрогнул и уронил ложку на стол. По белой скатерти растеклось коричневое пятно, похожее на северную панельку. Марго удивлённо захлопала ресницами и траурным жестом стянула с себя красную шапку: наверное, ей стало жарко от чая.

— Ночь быстро сведёт меня в могилу, — ответил Рудольф, и Андрей понял, что он что-то скрывает. Какую-то большую, тёмную тайну, какие расследовали древние следователи и сыщики из старых романов и чёрно-белых фильмов. — Вы младше меня, мне уже двадцать пять. Я стар и не переживу эту ночь.

Марго нервно сглотнула, и Андрей задумался. Когда ночь закончится, Рудольфу будет сорок пять лет. В наше время трудно дожить до такого возраста, мысленно согласился Андрей, но говорить ничего не стал. Говорить осмелилась только Марго.

— Не говори так, Рудольф. Всё будет хорошо.

— Вечно ты со своим «всё будет хорошо»! — Рудольф клацнул зубами и одним залпом осушил чашку горячего, ужасно сладкого чая. — Эти слова не волшебное заклинание, чтобы решать все проблемы в один миг.

— Вот увидишь, ты ещё нас переживёшь, — не отставала Марго. Андрей сидел молча и думал, какие же безнадёжные вещи она произносит. Чистые, но безнадёжные слова, которые не имеют никакого смысла. Достаточно посмотреть на осунувшееся лицо и впалые, покрасневшие глаза Рудольфа, чтобы понять: он тяжело болен и не проживёт и пяти лет.

— Я не бессмертный. — Рудольф дёрнул верхнюю пуговицу на рубашке, освободившись от ненавидимого им высокого воротника, и взъерошил рукой свои чёрные, как смоль, волосы. Марго уставилась на него, как на сумасшедшего.

— Всё будет хорошо, — не унималась она. Андрею было больно видеть, как не хочет она разочароваться в своих словах, как ей нужен Рудольф. Она не должна видеть всё это, подумал Андрей, перебирая в голове даты и месяцы. Нужно идти. Идти, куда глаза глядят, и не попадаться Рудольфу на глаза. Он сам должен принять решение — Андрей понял это по его красным глазам.

Марго натянула на себя свою алую шапку, они оделись и вышли из пропахшей сладким чаем и капустой квартиры, не помыв за собой чашки — Рудольф ненавидел, когда гости моют за собой посуду, и всегда занимался этим сам, предварительно выпроводив друзей из своей затхлой квартиры.

Глава 3. Цветы

О синих волосах Сашеньки ходили легенды. И вообще о Сашеньке в целом. Андрей не раз слышал от знакомых городские байки о том, что Сашенька — ведьма, и потому перекрашивает свои волосы в разные цвета, что не хочет быть узнанной людьми, ведь у всех ведьм, конечно же, рыжие волосы. Поэтому летом Сашенька красила волосы в зелёный, весной — в фиолетовый, зимой — в чёрный, а осенью — в синий. Она никому и никогда не объясняла, зачем это делает, и даже её режиссёр в городском театре, где она служила, не был против — Сашеньке всегда находилась роль сумасшедшей, полоумной, неадекватной, психически нездоровой или просто слишком весёлой девушки, которая любит красить волосы и слушать громкую музыку. Сашеньке все эти характеристики не нравились, но она молча переносила все тяготы актёрской жизни и продолжала служить в театре в свои двадцать лет и два месяца. Так и жила она, известная всему городу как Сашенька-Ведьма, Ведьма Саша или просто Ведьмочка.

Она подошла к ним на Цветном бульваре, который в Долгий день пестрел хризантемами, тюльпанами, лилиями, орхидеями, подсолнухами, шиповником, зимними розами и другими цветами, не слишком привычными для Белой Норды. Как правило, их выращивали в специальных оранжереях на западной окраине города, на левом берегу Холодной реки. Теперь же Цветной бульвар опустел и весь был покрыт тёмными пятнами — лужами от прошедшего несколько часов назад дождя. Вышедших на бульвар Андрея и Марго встретили брошенные прилавки и пустые скамейки, наполненные дождевой водой мусорные контейнеры и опавшие лепестки цветов.

— Может, цветов теперь никто не увидит до конца ночи, — проговорила вдруг Марго голосом, полным нескрываемого интереса. Андрею иногда хотелось купить у неё хоть каплю уверенности в завтрашнем дне, хотя бы две капли осторожности и несколько капель оптимизма. Однако люди не умели совершать ничего подобного, и Андрею приходилось довольствоваться тем, что у него было — холодностью и больным реализмом.

— Цветы! Повсюду цветы! Здесь были цветы! — кричала куда-то в небо и в окна домов Сашенька, когда Марго тронула её за плечо. — Здесь были цветы! — вскрикнула она ещё раз, прямо в лицо Марго, а потом снова то же самое, но уже Андрею.

Сашенька наклонилась к земле и подобрала лепесток белой лилии, испачканный в дорожной грязи Цветного бульвара. Вновь пошёл дождь, и Андрей уже не понимал, что течёт по лицу Сашеньки — капли дождя или её собственные слёзы. Её синие волосы развевались на холодном ветру, странный костюм с шерстяным жилетом походил на вздувшийся мешок с картошкой. Марго обняла её, пытаясь успокоить, и Андрей вспомнил, что и сам всегда успокаивается в объятиях подруги, тёплых и полных бесконечного света. Что может быть лучше объятий?

* * *

В городском театре уже не было темно — после заката прошло достаточно времени, и техники-осветители расставили по всем залам и коридорам огромные канделябры с восковыми свечами. Приятный тёплый свет, более живой, чем свет электрических ламп уличных столбов, помог Андрею согреться, а Сашеньке — успокоиться. В театре она всегда была спокойной и собранной, что бы не происходило у неё на душе. Здесь она жила чужими жизнями, и у неё не было времени на собственные переживания. Андрею, да и Марго тоже, но меньше, чем ему, всегда нравилось смотреть спектакли, в которых она играла. Настоящий талант двигал девушкой в те минуты, когда она выходила на сцену