Сказки и веселые истории - Карел Чапек

не по инструкции обвязан; пятый уселся у окошечка кассы и пересчитывает деньги, как полагается приёмщику.

— Вот я так и думал! — ворчит этот гномик. — Кассир обсчитался на целый грош. Надо это дело поправить.

Шестой карлик сидит у телеграфного аппарата и выстукивает на нём телеграммы — вот так: так-так, так-так, так тактактак так. Но пан Кольбаба понял, о чём он телеграфирует: в переводе на человеческий язык это означало:

«Алло, министерство связи? У аппарата почтовый гном номер сто тридцать один. Сообщаю, что всё в порядке. Тчк. Коллега эльф Метлоу́сик простудился, взял бюллетень и не вышел на работу. Тчк. Всего хорошего. Тчк».

— Тут есть письмо в город Бамболимбонандо, в людоедском царстве, — подал голос седьмой лилипутик. — Как отправлять?

— Через узел связи Бе́нешов, — сказал восьмой коротышка. — Допишите там, коллега: «Людоедское царство, железнодорожная станция Нижний Требизо́н, почтовое отделение Кошачий городок, авиапочтой». Так. Ну вот и всё готово… А что, друзья, не перекинуться ли нам в картишки?

— Почему бы и нет? — сказал первый почтовичок и отсчитал тридцать два письма. — Вот карты, можем начинать.

Другой почтовичок взял эти письма и перетасовал их.

— Снимаю, — сказал первый карлик.

— Ну так сдавай, — говорит другой.

— Ну и карта, — проворчал третий, — смотреть не на что!

— Хожу, — сказал четвёртый и шлёпнул письмо на стол.

— Это мы возьмём, — отозвался пятый и положил своё письмо сверху.

— Крою! — сказал шестой и положил своё.

— Ого, — сказал седьмой, — у нас масть получше!

— А у меня козырной туз! — воскликнул восьмой и покрыл все письма своим.

Этого, дети, пан Кольбаба уже не мог вынести и воскликнул:

— Простите меня, господа домовые, что это у вас за игра?

— А, пан Кольбаба, — сказал первый почтовичок. — Мы вас, пан Кольбаба, не хотели будить, но, раз уж вы проснулись, присаживайтесь к нам за компанию.

Пан Кольбаба не заставил повторять приглашение и подсел к почтовичкам.

— Вот вам карты, — сказал второй гномик и подал ему несколько писем. — Можете ходить.

Пан Кольбаба посмотрел на письма, которые держал в руке, и сказал:

— Вы меня извините, господа гномики, но ведь у меня в руках не карты, а недоставленные письма.

— Всё правильно, — ответил третий лилипутик. — Это и есть наши игральные карты.

— Гм… — проговорил пан Кольбаба. — Не извольте гневаться, господа, но ведь в игральных картах должна быть семёрка, потом восьмёрка, потом девятка, десятка и дальше — валет, дама, король и самая старшая — туз. А тут ничего подобного нет.

— Вы ошибаетесь, пан Кольбаба, — сказал четвёртый малыш. — Да будет вам известно: каждое письмо имеет своё значение, смотря по тому, что там написано.

— Самая младшая карта, — стал объяснять первый карлик, — это так называемая семёрка, или маленькая. Это такие письма, в которых люди что-нибудь врут или выдумывают.

— Другая младшая карта — восьмёрка, — продолжал второй гномик. — А это письма, которые пишут только по обязанности и с неохотой.

— Третья маленькая карта — девятка, — сказал третий домовой. — Это те письма, которые пишутся из одной вежливости.

— Первая старшая карта — десятка, — сказал четвёртый. — Письмо, в котором сообщается что-нибудь новое и интересное.

— Вторая старшая карта — валет, — продолжал пятый. — Письмецо, которое люди посылают, когда хотят адресата утешить, порадовать.

— Дальше идёт дама, — подхватил шестой. — Это письма настоящих друзей.

— Четвёртая фигура ещё старше: король, — добавил седьмой. — Письмо, которое написано с любовью.

— А самая высшая карта, или туз, — закончил восьмой старичишка, — это такое письмо, в котором человек отдаёт другому всю свою душу. Это уж карта, которая кроет все остальные! Вот, например, пан Кольбаба, когда пишет мать своему ребёнку или вообще человек пишет тому, кого любит больше самого себя.

A-а! — сказал Кольбаба. — Но хотел бы я знать, как вы узнаёте, что в этих письмах написано? Мне, господа, очень неприятно было бы слышать, что вы вскрываете конверты. Так, братцы, делать нельзя, это значило бы нарушать тайну переписки, и я бы вас, мошенников, должен был за это в полицию отвести. Разрази меня гром, это очень нехорошо — вскрывать письмо, которое не вам адресовано!

— Это мы, пан Кольбаба, и сами знаем, — сказал первый почтовик. — Но мы, дружище, на ощупь чувствуем, сквозь конверт, что в том письме есть. Равнодушные письма на ощупь холодные, а чем больше в письме любви, тем оно теплее.

— А если мы, почтовички, положим запечатанное письмо себе на лоб, — добавил второй, — то можем вам прочитать слово в слово всё, что там написано.

— Тогда другое дело, — говорит почтальон Кольбаба. — Но раз уж мы с вами тут встретились, так я бы хотел у вас кое-что ещё спросить… если, конечно, вас, господа, это не обидит.

— Для вас, пан Кольбаба, — отвечал третий гномик, — всё, что угодно. Спрашивайте.

— Я бы хотел знать, — сказал Кольбаба, — что, собственно, домовые едят?

— Всё, что придётся, — сказал четвёртый карапузик. — Домовые, которые живут в разных учреждениях, подбирают, как тараканы, то, что вы, люди, уроните на пол: крошки хлеба или кусочек булочки… Как вы знаете, пан Кольбаба, не так-то уж и много у вас, людей, еды остаётся…

— Но нам, почтовым домовым, — сказал пятый почтовичок, — живётся получше других. Мы себе иногда варим телеграфную ленту вместо макарон и мажем её почтовым клеем. Правда, надо, чтобы клей был из крахмала.

— Или можно марки облизывать, — припомнил шестой. — Это очень вкусно, только усы слипаются — прямо беда!

— А больше всего крошки подбираем, — рассказывал седьмой мужичок с ноготок. — Знаете, пан Кольбаба, потому-то в учреждениях так плохо и подметают, чтобы для нас оставались какие-нибудь крохи.

— Осмелюсь спросить, — продолжал расспрашивать Кольбаба, — где же вы тут спите?

— Вот этого мы вам, пан Кольбаба, не скажем, — отвечал восьмой крошка дедушка. — Если бы люди знали, где мы, домовые,