Тайна перстня Василаке - Анатолий Баюканский

— Как зовут горбоносого?

— Это еще зачем?

— Генрих не самоубийца, я это чувствую. Если вам дорого его доброе имя…

— Замолчите! — резко перебила меня Жанна. Она отступила на шаг. — Слышала, вы всюду суете свой длинный нос. Генрих покончил с собой, выбросился из окна. Есть очевидцы, свидетели.

Я хотел, было, извиниться, поспешно ретироваться, но перед глазами снова возник облик горбоносого на даче. Меня словно ударили по голове, кажется, я даже простонал от внезапной догадки.

— Ради Бога, как зовут дружка Генриха, ну, того, горбоносого. Это очень важно.

— Да пошел ты! — Жанна дернулась, намереваясь уйти, видимо, моя настойчивость была ей неприятна. Хорошо, что я изловчился, схватил за рукав жакета.

— Неужели вам не хочется узнать, почему Генрих сделал ЭТО? — Я поймал себя на мысли, что совершаю очередную глупость, ищу приключений на собственную голову, но остановить себя уже не мог.

— Я очень хочу докопаться до истины, — чуточку смягчилась Жанна, — но Мирон-то здесь причем? Он тогда находился в соседней комнате, мы смотрели телевизор.

— Это уже теплее, — я готов был пожать женщине руку, но по ее глазам понял: Жанна пожалела, что проговорилась и назвала имя горбоносого, который, как мне показалось, был ей нужен.

На третий день после ко мне в квартиру заявился странный гость — высокий, плечистый, благообразный, представился следователем Клинцовым Евгением Александровичем и заявил о своем желании побеседовать со мной, чего мне весьма не хотелось. А Клинцов, заметив недоверие в моих глазах, протянул красную корочку. В удостоверении значилось, что податель сего документа является старшим следователем городского отдела милиции. Обычно мне достаточно одного взгляда, чтобы определить сущность человека, но на сей раз я пришел в замешательство. Клинцов не походил на сотрудника милиции. Интеллигентное лицо, умные, всепроникающие карие глаза. Его атлетическая фигура никак не вязалась с интеллектуальным лицом. Но не это смутило меня, а нечто неосязаемое, внутреннее, не чувство, скорее чутье стало подсказывать мне, что передо мной человек необычный, существо с двойным днем. Я почувствовал, что разговор о Либединском это так, повод, а главное все впереди.

Чем могу быть полезен? — недружелюбно спросил я, все еще не в силах освободиться от подозрений Беспкойство вырастало внутри, мне вдруг захотелось встать и выйти из комнаты, чтобы успокоиться.

А картина-то «Старик с поводырем» действительно существует! — нанес он упреждающий удар. Откровенно дружелюбно улыбнулся..

Где вы ее нашли? В квартире Генриха? — мне показалось, попал в точку, но я ошибся.

Не совсем, но о картине, о ее роли в самоубийстве Либединского говорить пока рановато, хорошо, что не успела уплыть.

Уплыть? Она ко всему еще и умеет плавать? — запоздало понял я что сморозил глупость — Где же картина сейчас?

У нас, на экспертизе. — Клинцов пытливо взглянул в мое лицо, как бы спрашивая: «Ну, как я вас уделал?»

В таком случае, Присаживайтесь! И перейдем к делу.

Для начала предлагаю чуточку приоткрыть карты, господин писатель, Банатурский! — Клинцов смотрел на меня глазами, в которых прямо-таки светилось дружелюбие. Давненько я не встречал столь откровенной симпатии. Успел подумать о том, что сей подполковник пришел сюда явно не случайно, видимо, подробно изучил мое досье.

Ваш ход, товарищ инкогнито! — запустил я пробный шар, который показался очень своевременный, потому, как гость чуточку смутился.

Насколько нам стало известно, вы специализируетесь на создании криминальных романов. Так?

А с какой стати вы грубо лезете в частную жизнь?

Извините, но… моя служба обязывает. Перед визитом сюда я прочел две ваши последние книги. Чувствуется опытная рука, но…

Замахнулись, так бейте, не стесняйтесь! — Беседа наша сразу приняла острый поворот — что означает ваше «но»?.

Много в романах откровенной выдумки, наивности, жизнь обогнала литературу, отсутствуют современные живые детали, язык далек от криминального, образы героев симпатичны, не более, они не вызывают ни ненависти, ни восхищения, а это — скучно.

Вы случайно не служите литературным критиком по совместительству? С размаху бьете! — Я не ожидал от мента подобного выпада. Любой литератор в душе — талант, человек с Божьей искрой, инженер человеческих душ и вдруг…

Иду ва-банк ради высокой цели, — откровенно признался Клинцов. — Хотите, заключим договор о намерениях, как теперь говорят. Я постараюсь взять над вами профессиональное шефство, введу в милицейскую и криминальную обстановку, подкину пару захватывающих сюжетиков, могу и отрецензировать написанное.

Любопытный поворот. А чем буду должен я оплатить эту услугу? Что должен буду делать я?

О, самую малость! — весело отмахнулся Клинцов. — Вы подробно, в деталях, расскажете мне о своей не совсем обычной жизни, о писательской кухне, о таинственных видениях, о которых упоминали в своем заявлении. Пока все.

Сделка выгодная, — охотно согласился я, — если не обманете.

Я обрадовался. Удача, которую не ждал, шла ко мне со скоростью курьерского поезда. Честно говоря, я находился в литературной прострации, на фоне всеобщего жестокого криминала мои «нормальные» сюжеты и впрямь были наивными и устаревшими. Хитрый Клинцов расчетливо ударил в самое незащищенное место.

Меня интересует не сам заурядный факт самоубийства, — пояснил подполковник, — а ваше заявление и желание познакомиться с вами.

Давайте от обмена любезностями и уколами перейдем к нашим баранам. Если не профессиональная тайна, скажите, что удалось выяснить?

Картина «Старик с поводырем» очень загадочна. Год назад ее подарил Генриху Либединскому его компаньон по случаю дня рождения.

Компаньона звали Мироном?

Даже так! Да вы настоящий провидец, опережаете следствие. Именно Мирон Сидельник был едва ли не единственным другом покойного и свидетелем самоубийства.

Картина подлинная?

Ну, что вы! Питера Фоншрайма в России почти не знают, он — германская гордость. Картина — вполне приличная копия. Написана она недавно, но искусно состаренная. А Генрих собирал немецкую живопись. Кстати, следствие, официальное следствие, идет к завершению. Дело о самоубийстве сыщикам кажется ясней ясного. Нет человека, нет проблем.

Зачем же вам толочь воду в ступе?

Люблю покопаться в закрытых делах, — широко улыбнулся подполковник, — есть в них некая изюминка, а я по натуре — несостоявшийся психоаналитик.

Начало замечательное. Продолжайте.

Вы увидели во сне силуэт человека?

Не во сне, а наяву, проснулся от чувства тревоги.

Допустим, вы и впрямь разглядели нечто, однако, как обстояло дело с картиной? Ее вам тоже угодливо показали существа из параллельного мира?

Считайте, как хотите.

В полутьме вы разглядели саму картину, но название… Откуда вы его узнали?

Хотите, верьте, хотите нет, я услышал мелодичный женский голос.

Ну, пошли по кругу, — добродушно заметил Клинцов, — видения, силуэты, вещие голоса, сейчас это в моде, начало нового века. полный набор современного спиритизма. Но… не будем погонять лошадей, всему свое время. — Клинцов подхватил чемоданчик, щелкнул замочками, извлек бутылку армянского коньяка, хитро сощурился. — Рюмочки найдем?

Обмываем интеллектуальную сделку?

Человеку всегда чего-нибудь недостает. У меня, к примеру, денег вполне достаточно для безбедного существования, а вот собеседников, увы, нет.

Наконец-то и я в умники вышел! Лады, откручивайте голову «армянину», а я пойду за рюмками…

СТРАННОЕ ОГРАБЛЕНИЕ

После встречи с Клинцовым я сразу же уехал в свою деревню, чтобы на природе спокойно обо всем поразмыслить. А когда через два дня вернулся, то застал в квартире самый настоящий тарарам — все было перевернуто, шифоньер распахнут, одна дверца сорвана с петель. Я нашел в себе силы усмехнуться: какие умники «навели» на мою хату «скокарей»? Что можно взять у полунищего писателя?

Ради порядка, который я всегда стараюсь соблюдать, нужно было обратиться в милицию, но я отлично представлял, как сотрудники уголовного розыска, презрительно оглядев квартиру, скептически переглянутся, начнут лениво измерять расстояние от входной двери до окна, пригласят для проформы соседей, пообещают найти воров, и на том следствие «зависнет». В России, пишут, из ста квартирных краж раскрывается всего пять-шесть. Чего рыпаться? Я присел на диван, стал обдумывать, как поступать дальше. Сколько раз, в своих книгах описывал квартирные кражи, ограбления, но, оказывается, грабежи на страницах книги — одно, а личное ограбление — совсем иное. Подумать только — человек копит деньги, собирает по крупицам дорогие сердцу вещи. Вдруг влезают в квартиру дармоеды, ползучие гады, и пиши пропало.