Клер - Валерия Аристова

и был занудой. Он постоянно говорил о чем-то более серьезном, чем балы и маскарады, платья и жемчужные ожерелья. Но Клер находила его общество интересным. Целыми часами они могли говорить обо всем на свете, и всегда их взгляды совпадали. Три года назад они объявили помолвку, и между ними был заключен тайный договор, который Клер называла Тайным пактом, о том, что помолвка может быть расторгнута при желании одной из сторон. Поклонники ее об этом не знали, а ее несвобода сильно мешала им приходить каждый день с предложениями руки и сердца одно нелепее другого. Родители Клер были тоже довольны, так как Кузьма Антонович был им сосед по имению, которое по завещанию отходило Клер, и после свадьбы оба имения должны были объединиться в одно. Оставалось только гадать, зачем помолвка нужна была самому жениху. Толи ему льстило, что за него согласилась выйти такая красивая девушка, которая могла бы сделать благодаря своей внешности намного более выгодную партию, толи он скучал, толи еще что. Но он был доволен, и все вокруг были довольны, поэтому жили ожиданием свадьбы, которую Клер обещала назначить на следующий год. Она сама не знала, что ее удерживает от замужества, но старалась протянуть с ним как можно дольше. Может быть, она надеялась встретить любовь, в которую уже давно не верила.

Клер обернулась, смотря на дверь. Она прекрасно знала, что в этой позе, полу небрежной полу изящной, но в любом случае хорошо продуманной, она представляет собой прелестную картинку. Высокая и стройная, в голубовато-сером платье с черным шитьем вдоль подола, с черными блестящими волосами, убранными в две косы, обмотанные вокруг головы, с огромными черными глазами на бледном узком лице с острым подбородком и прямым носом, Клер могла затмить своей меланхолической красотой любую даже самую прекрасную женщину. Кузьма Антонович ее не любил, и, хотя это ее полностью устраивало, все же Клер немного задевало такое равнодушие, и она делала все, чтобы покорить не только его ум, но и его сердце. Иногда она думала, что тут же рассталась бы с ним, признайся он ей в любви, и от этого игра становилась еще более интересной.

Кузьма Антонович вошел и поклонился с присущим ему одному изяществом, поднес ее руку к губам.

— Вы прекрасны как никогда, Клара Ивановна, — он улыбнулся, и Клер показалось, что он посмеивается над ней, как над ее сестрой, — надеюсь, вы не скучали без меня так отчаянно, как умеете только вы одна.

Она вскинула голову:

— Скучала, — призналась она, пожимая его руку и приглашая пройти с нею в чайную, где расторопная Анфиса Никитична уже накрывала столик, — я думала… вы будете смеяться, — она опустила глаза и тут же вновь посмотрела на него, — я думала о том, что каменным нимфам должно быть очень холодно в нашем климате, ведь они совсем раздеты…

— Они, наверное, скучают по своей солнечной Греции, — совершенно серьезно ответил Кузьма Антонович, — вы и об этом думали?

— Да, да, — обрадовалась Клер, — мне вдруг стало так жалко их, иностранок! Они здесь чужие… как и я…

— Вы? Почему же?

Клер стала разливать чай, сделав знак Анфисе Никитичне оставить их одних.

— Я сегодня смотрела на дождь, и мне было очень грустно, пока вы не пришли, — Клер посмотрела на него сквозь ресницы, — а все… Мама играет на фортепиано, поет, с ней Марфа Семеновна, тоже поет и смеется. Ольга пригласила подруг, они обсуждают свои наряды, которые наденут в воскресение на прием у Саниных. Им весело. Даже горничные смеются и радуются жизни… Только меня ничего не радует. И никому нет до меня дела.

Глаза их встретились. Две пары черных глаз. Только глаза Клер были темнее, черные, как сама чернота. А глаза Кузьмы Антоновича, более светлые, немного насмешливые, с веселыми искорками в глубине, по сравнению с ее глазами казались звездным ночным небом.

— Но вас ведь радует мой приход, — сказал он и усмехнулся, но не зло, а как-то дружески.

— Конечно, — улыбнулась она, сжимая его руку своей, — но у меня нет подруг, и даже моя родная сестра постоянно обзывает меня бастардессой! Как я могу любить ее, если она совсем не любит меня?

— Ваша сестра еще слишком юна, чтобы понимать, что она делает. Она завидует вам, вашей красоте, даже вашему происхождению. Ей кажется таким романтичным происхождение от какого-то неизвестного маркиза, даже если и незаконное.

— Но ведь она всему городу разболтала, что я ей не сестра!

— Это только придает вам романтический ореол. Ведь вы наполовину француженка, к тому же дочь принца, тем более, что так божественно красивы!

— Моя мать считает, что я должна гордиться своим происхождением. Но я не считаю так. Бастардесса всегда бастардесса, даже если она прекрасна, как…

— …вы, — вставил гусар.

— Прекратите! – воскликнула Клер, — зачем вы дразните меня? Я постоянно думаю о своем настоящем отце. Матушка отказывается назвать его имя, так как поклялась хранить его в тайне… Уж лучше бы она вообще скрыла мое происхождение! Тогда, может быть, я не чувствовала бы себя такой чужой в своем доме!

Кузьма Антонович смотрел на нее толи с интересом, толи с удивлением.

— Но ведь ваша сестра все отдала бы, только бы быть на вашем месте! – сказал он, и Клер снова не могла определить по выражению его лица, говорит ли он правду, или просто смеется над ней, — она все на свете отдаст, чтобы получить вашу красоту и вашу загадку. Ведь в ее жизни никакой загадки нет. Только платья с воротниками, расшитыми жемчугом.

Клер рассмеялась. Ей вдруг стало легче, как становилось всегда в обществе своего нареченного жениха. Она отпила глоток из чашки и поставила ее на стол, звякнув ею о блюдце.

— Кстати, я собираюсь надеть платье из зеленого атласа, и к нему приколоть на волосы зеленые перья райской птицы. Что вы скажете по этому поводу? – задорно улыбнулась Клер.

— Скажу, что получу пару вызовов на дуэль. Но мне не привыкать. Честно говоря, я не истребим, так что надевайте, что вашей душе угодно. Я сумею защитить вас в любом наряде.

Теперь они засмеялись вместе, и Клер услышала, как приоткрылась дверь в гостиную Ольги. Видимо, девушки заинтересовались их беседой. Она повела глазами в сторону двери, и Кузьма Антонович вдруг заговорил совершенно